— Да мы тут при исполнении! Требуйте у экстремистов — пусть они покинут помещение! — взвизгнула Трубогайкина.

Девицы администраторского вида шумно переговаривались и перемещались на маленькой площади в произвольном порядке. Это создавало такую суматоху, что разобраться в происходящем служителям было очень трудно. Поэтому, наверное, они смотрели, не в силах отвести глаз, на оазис спокойствия в этом сошедшем с ума доме — на невозмутимую, холодную Грету Сайбель. Она сидела в кресле напротив шкафа с бумагами и отрешенно взирала на происходящее.

Прекратила суматоху, как ни странно, госпожа Трубогайкина.

— Ну хорошо, — сказала она, — раз вы не хотите выселяться, мы тут все опишем и опечатаем помещение.

— Описывайте, описывайте. Только тогда придется описать каждую книгу, каждый журнал, — ответил ей Дальский. — Но учтите, здесь у нас уникальные книги. Первые издания алтайских поэтов. Самиздатовская литература.

— Ниче, ниче, все опишем, — отмахнулась от него, словно от назойливой мухи, Трубогайкина и приступила к работе.

— Баба чугунная, голая, на коне неизвестной породы, — прокричала пристав, — в буденовке красноармейца, остальная форма отсутствует.

— Варвара Ивановна, конь в буденовке? — уточнила девица, заполняющая акт описи.

— Ты издеваешься?! Какая буденовка у коня?! У него же уши! — Начальница закатила глаза и постучала себя по лбу кулаком. — Думать надо! Ты сама пробовала на коня буденовку натянуть? То-то! Пиши: в буденовке баба, а конь в бескозырке.

— Так и писать? — промямлила готовая заплакать студентка.

— Так и писать, — отрезала Трубогайкина. — Дальше. К бабе прилагаются: руки в количестве шести штук, весло одно, мяч один, серп один, молот один, сабля одна, фига одна… — Варвара Ивановна, проорав слово «фига», умолкла, оторопело уставившись на свернутые в дулю чугунные пальцы. — Это что, вы так издеваетесь над представителями власти?!

Она строго взглянула на Дальского. Мамонт, устанавливая шестирукую, напоминающую индуистское изваяние скульптуру обратно на шкаф, объяснил:

— Это не баба, а произведение искусства. И уж никак не издевательский жест. Скульптура, выполненная в стиле соцарта…

— Понятно, — перебила Трубогайкина и крикнула помощницам: — Фигу из списка вычеркните, она из пальцев сложена. Дальше пишите: шкаф, одна штука… — Она распахнула дверцы. — Черт в лосинах китайского производства, одна штука. Немедленно уберите отсюда артиста, работать мешаете!

Из шкафа высунулась рогатая голова, украшенная жестким гребнем торчащих дыбом волос и коровьими рогами. Распахнулась зубастая пасть, выпустив в кабинет струю дыма. Глаза монстра, красные с поперечными зрачками, полыхали злобой, брови сошлись к переносице, рыло собралось гармошкой морщин. Пахнуло серой, и чудовище страшным, потусторонним голосом прорычало слова, сделавшие бы честь любой торговке с того самого рынка, где эти лосины якобы были куплены:

— Китайские? Да я ж, курва, тебе сейчас зенки выцарапаю, я ж только фирмовые шмотки ношу!

Студентки, завизжав, кинулись к выходу…

Дальский, уже знакомый с сюрпризами «из шкафа», не удержался от комментария. Из-за плеча Трубогайкиной взглянув на предмет спора достойных дам — рогатой и безрогой, сказал:

— Хорошие штаны, сильно китайские…

И здесь, и там

Причина для того, чтобы покончить с жизнью, у Дреплюзы была классическая — несчастная любовь. Незадолго до уличения в том, что она носит подделки, какими просто запрудили Королевство Объединенных Шабашей чайные духи из соседней страны, страшная медсестра заглянула в операционную в поисках Кирпачека, но оказалось, что кентавра уже увезли в палату, санитары убирали операционную, а врачи разошлись. Дреплюза направилась в сестринскую комнату, но на втором этаже остановилась и затаила дыхание, увидев предмет своих мечтаний — молодого вампира. Кирпачек, казалось, уснул в кресле возле ординаторской. Он сидел, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Голова молодого врача склонилась на грудь.

На самом деле Кирпачек не спал, хотя очень бы этого хотел. Он так устал после операции, что не мог уснуть. Проворочавшись с полчаса на диване в ординаторской, решил выйти подышать свежим воздухом. Несколько раз обошел вокруг больницы, но прогулка не помогла. Сон куда-то пропал, и вампир, вернувшись, едва дотащился до второго этажа. Он присел в кресло, вытянув гудящие ноги.

Больница для бедных на улице Лилитской — не первое его место работы в столице. Совсем недавно Кирпачек фон Гнорь был членом дружного коллектива, состоящего сплошь из светил и подающих надежды засветиться в скором будущем. Коллектив этот трудился не покладая рук в больнице для ВИП-персон и соответственно занятости этими самыми персонами вознаграждался.

Кирпачек фон Гнорь оказался там не случайно, в такие места берут отнюдь не за заслуги на поле медицинской брани. Тут гораздо важнее связи — рекомендация нужного человека значила на порядок больше, чем диплом с отличием, предъявленный молодым врачом. Рекомендация у наследника титула, старшего сына графа фон Гноря, была такой, что произвела неизгладимое впечатление на руководство больницы. Его с распростертыми объятиями приняли на работу. Еще бы, ведь подписана столь необходимая бумага была бароном Пурыклом, старым знакомым его отца и, как оказалось, одним из самых влиятельных людей в столице.

Все началось в тот памятный день, так наполненный событиями, что он казался бесконечным. В последний день, проведенный Кирпачеком в Чертокуличинске, в родовом гнезде фон Гнорей.

Барон Пурыкл прибыл с визитом внезапно, вызвав переполох в поместье. Немногочисленная прислуга сбилась с ног, выполняя распоряжения графини и графа. Гость принадлежал к роду крылатых демонов, дружба с ним льстила папаше Кирпачека, но в то же время и бесила его.

Крылатые демоны считались элитой, законодателями и примером для обитателей не только Королевства Объединенных Шабашей, но и всего мира. Из этого рода выходили изобретатели и философы, писатели и художники, танцоры и ученые — будто Всевышний, раздавая таланты, заленился и свалил на них все духовные сокровища оптом, не сортируя. Зависть по этому поводу была повсеместной, как и сожаления о том, что крылатые демоны первыми появились на планете Земля. Откуда они взялись — история умалчивала, тогда как остальные народности имели в багаже мифы, сказания, предания, а также научные гипотезы о том, кто они такие и от кого вообще произошли. К возу мифологии, антропологии и прочих научно обоснованных предположений крепилась маленькая тележка с гипотезами совершенно бредовыми, из области мистики и «сдвига по фазе». Тех, кто с пеной на губах утверждал, что все народности произошли от инопланетян, или от снежных вампиров, или еще от какой другой нечисти, считали чокнутыми, но, как ни странно, последователей у таких вот проповедников было много. Да что там говорить, если самое бредовое предположение — то, что все расы, все роды произошли от человека, — было самым популярным!

Внешне крылатые демоны сильно отличались от остальных обитателей старого мира. Они были рыжими. Рыжим обитатели планеты Земля называли фиолетовый цвет, все его оттенки.

Когда Кирпачек, попрощавшись с фельдшером Тобом, вернулся домой, он удивился суете, царившей в замке. Сталкиваясь друг с другом, по коридору носились слуги, отец в библиотеке вышагивал по вытертому ковру, явно нервничая, на кушетке громко причитала мать.

— Что случилось? — спросил Кирпачек.

Вместо матери ответила вертевшаяся тут же Хрусталина:

— Сил уехал. И Глинни сбежала. А сегодня приезжает барон Пурыкл, за которого папочка надеялся выдать ее замуж. — Чертовка рассмеялась, радостно сверкнув глазами. — Но это и хорошо, и отличненько! — Она попрыгала на одной ножке, потом зацокала копытами, сделав несколько кругов. — Я лучше подойду в жены такому богатому демону.

Хрусталина покрутилась у зеркала, широкий подол черного праздничного платья взметнулся куполом и закрутился вокруг стройных ножек. Вставка тонких серых кружев в глубоком вырезе выгодно подчеркивала пышную грудь. Кирп обратил внимание на колье из крупных хрустальных пластин и нахмурился: мать отдала младшей дочери драгоценности, как он помнил, из приданого Глинни. Бедняжка уехала, даже не захватив вещи, подумал вампир, волнуясь за среднюю сестру, а ведь им с Нротом предстоит на что-то жить. Это украшение позволило бы молодой паре обзавестись собственным домом и не думать о деньгах долгое время.