А в 1918 году было ясно лишь одно: династия Романовых, ближайшая родственная ветвь от рода приглашенного на Русь в IX веке варяжского кононга-князя Рюрика, расцвела в Ипатьевском монастыре близ Костромы, а завяла через триста лет в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге. На месте дома воздвигнут Храм на Крови, а члены царской семьи канонизированы Православной церковью после долгих споров как погибшие за веру, хотя растреляны были не за приверженность к Православию.

Все как бы вернулось через века на круги своя, но еще более трагично, чем в прошлом. «А числа, дни за днями, вершат свои круги…»

Спустя девяносто лет российские историки попробуют разобраться и в поведении Троцкого, чтобы понять его отдельные поступки и вообще оценить его роль в революционных событиях начала XX века. Им помогли коллеги из Англии и США, которые получили доступ к архивным материалам. Тогда и стало известно, что Лейба Бронштейн, живший после побега из ссылки практически по поддельному паспорту на имя Льва Троцкого, был связан с финансовыми кругами США, а известный британский разведчик Сидней Рейли являлся его другом. На основании рассекреченных документов стало ясно, что США и Великобритания специально столкнули лбами Германию и Россию в 1914 году, чтобы ослабить последнюю экономически, а внутри страны создать хаос и неразбериху, довести Россию до полного разорения и гражданской войны, а сделать это можно было только посредством революции. Война с Японией этой цели не достигла: гражданская война не разразилась, но стала очевидной несостоятельность царя в двух важнейших сферах — военной и внешнеполитической. Зато было сделано все, в том числе и Троцким (он занимал два поста — Председателя Революционного Совета Республики и Наркома по военным и морским делам), чтобы Гражданская война разгорелась ярким пламенем после Оетябрьской революции. Он был жестоким человеком, образец настоящей кровожадности (иначе и не назовешь) — его приказ N 65 на Южном фронте от 24 ноября 1918 года.

В нем говорилось: «Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет РАССТРЕЛЯН. Всякий солдат Красной Армии, который самовольно покинет боевой пост, будет РАССТРЕЛЯН. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет РАССТРЕЛЯН. Во всякой прифронтовой полосе распределены заградительные отряды для ловли дезертиров. Всякий солдат, который попытается оказать этим отрядам сопротивление, должен быть РАССТРЕЛЯН на месте. Все местные советы и комитеты обязуются со своей стороны принимать все меры к ловле дезертиров, дважды в сутки устраивая облавы: в 8 часов утра и 8 часов вечера. Пойманных доставлять в штаб ближайшей части и в ближайший военный комиссариат.

За укрывательство дезертиров виновные подлежат РАССТРЕЛУ.

Дома, в которых будут скрыты дезертиры, будут подвергнуты сожжению.

Смерть шкурникам и предателям! Смерть дезертирам и красновским агентам!»

С величайшей жестокостью Троцкий подавил и восстание кронштадтских моряков в марте 1921 года, которые 28 февраля на собрании, проходившем на линкоре «Петропавловск» выступили с заявлением, что необходимо переизбрать Советы, поскольку «настоящие Советы не выражают волю рабочих и крестьян». Кроме того, они требовали свободы слова и печати, ликвидации продразверстки и продотрядов, свободы торговли, власти Советам, а не партиям. 5 марта Троцкий передал морякам ультиматум: «Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской республики». В противном случае «мятеж будет разгромлен вооруженной рукой». Кронштадт на ультиматум не ответил, и, как обещал Троцкий, началось подавление восстания «вооруженной рукой». 18 марта Кронштадт прекратил сопротивление. Около восьми тысяч матросов ушло в Финляндию, две с половиной тысячи — взяты в плен. Можно только догадываться, какие муки им пришлось испытать, и вряд ли кто выжил после того.

Впрочем, как иначе мог относиться к простому народу Лев Давыдович Троцкий (Лейба Бронштейн), выходец из богатой еврейской семьи на Херсонщине? Человек, который любил себя безмерно, считал себя самым лучшим оратором и занимался постоянным самолюбованием? Но судьбы Троцкого и других видных революционеров будут рассматриваться много позднее в ракурсе новых взглядов на революцию, советскую власть. Будут рушиться авторитеты, и выворачиваться на изнанку жизнь людей, кому хотелось подражать.

Как отнесся бы к тому Николай Константинович, дожив до кардинальных изменений в истории страны Советов, неизвестно. Но тогда, в 1928 году, Николай смотрел в будущее с надеждой, он хотел быть полезным Советской республике, и считал, что будущее будет светлым и прекрасным.

Летом 1586 года, спустя два лета после гибели Ермака, великого покорителя сибирских ханов, на берег реки Туры у слияния ее с рекой Тюменкой ступили московские стрельцы и казаки. На том месте стоял татарский город Чинги-Тур, Ермак город тот завоевал в 1581 году, и еще тогда обратил внимание, что это место — весьма подходящее для строительства русской военной крепости: просторный мыс, ограниченный с запада овражными берегами Тюменки, а с восточной стороны крутым берегом Туры. Мыс господствовал над окружающей местностью и легко мог быть укреплен.

За неделю служилые люди соорудили острог — вертикально вкопали в землю плотно пригнанные друг к другу заостренные бревна. Работали ратники споро: до начала суровой сибирской зимы, о которой некоторые казаки знали не понаслышке — бывали уже здесь с Ермаком — следовало построить крепкие теплые жилища. Потому до конца лета выкопали ров, с южной, полевой, стороны насыпали земляной вал, а внутри острога поставили съезжую избу, жилые дома, продовольственные амбары и церковь.

Так начинала расти Тюмень, и до сих пор неизвестно, почему она так называется, потому что схожие слова обнаружились позднее и в алтайском, и татарском языках.

Военно-административная функция наложила печать на ее население: на протяжении столетия большинство горожан были служилые люди.

Строилась Тюмень чрезвычайно быстро, культурные традиции принесли с собой стрельцы из Холмогор, ямщики тоже были выходцами из Руси, потому в строительстве угадывались явно российские мотивы. Стрельцы-ратники были свободными гражданами, а вот ямщики, как правило, крепостные крестьяне, потому их жизнь отличалась значительно от жизни стрельцов — ямщиков наказывали за все: за опоздания, даже если было ненастье, за падеж лошадей, которых ямщики должны были содержать сами, по навету седоков… Потому ямщики часто бежали из Тюмени на Русь, однако их возвращали обратно — путь туда, за Каменный пояс, лежал один: вверх по Туре к Верхотурью и Соликамску. Иной раз беглецов перехватывали на реке Чусовой.

Первые сто лет существования Тюмени главным направлением развития были ремесло и торговля. Мастера, прибывшие из-за Камня, так назывались тогда Уральские горы, занимались выделкой кож, шитьем обуви, кузнечным делом. Юфть, тюменская мягкая кожа, находила сбыт далеко за пределами города. В начале XIX века Тюмень по выделке кож вышла на одно из первых мест в России. Однако ткани — льняные и шелковые, сукна, слесарные изделия, украшения доставляли в город купцы.

Город расположен был на бойком месте — на берегу реки, по которой можно добраться и до севера, и до юга. От Тюмени также был налаженный путь на Русь. Потому и процветала торговля с Казахстаном, откуда поставлялись кожи, а сбывались кожи и обувь, как правило, на Ирбитской ярмарке.

Кожевенники снабжали сырьем сапожников и шорников, большинство которых занималось этими ремеслами зимой, летом же они кормились кирпичным или гончарным делом, потому что в окрестностях в изобилии была глина. Изделия тюменских гончаров славились прочностью и чистотой отделки — глазурь не трескалась от жары и дольше сохранялась.