Милиен же взял меня за руку и, потянув за собой, шепнул:
— Пошли…
Я не могла отказать ему, и, сжав его маленькую крепкую ручку, пошла за ним. Хотя так интересно было узнать, что будет говорить Харзиен, что ему ответил его странный с волосатыми ушами учитель Никитари, мне все здесь было интересно…
Этот укрытый от посторонних глаз замок со следами былого величия после землянки Элизиена был для меня словно гром среди ясного неба, хотя вообще-то уже после слов Харзиена о том, что он король Вересии, можно было насторожиться…
Лестница была не очень крутая, широкие каменные ступени вели наверх, переходя в длинную галерею, нависавшую над залом первого этажа. Сквозь перила было видно, что Харзиен что-то рассказывает Никитари, а тот смотрит нам вслед… Думаю, что в этот момент дьюри про меня рассказывает… Но что про меня можно рассказывать? Ничего… Вернее, нечего…
2
Комнату, куда привел меня Милька, слабо освещала настольная, пузатая лампа, стоявшая на круглом высоком столике, больше похожем на подставку. Огонек слабо плясал в стеклянном колпаке серебряного светильника. Затейливая вязь рисунка на стекле отражалась на стенах комнаты, и удивительные звери и травы плыли в ее неярком свете.
Вся мебель здесь была накрыта белыми чехлами. Огромная круглая кровать с плотно закрытым балдахином стояла посреди комнаты, большой ковер под ногами, по которому бежали олени, спасающиеся от охотников… Пахло сыростью, пылью, мышами…
И вдруг балдахин заколыхался и распахнулся. Круглолицая толстушка в цветастом платье с оборками и белом фартуке, кряхтя, сползла с кровати, продолжая поправлять замысловатое кружево простыней. Большущее одеяло ловко взлетело в ее руках, расправилось и легло…
— Брукбузельда! Брукбузельдочка моя! — вскрикнул Милиен и бросился к ней.
Толстушка охнула и оглянулась. Она присела на корточки и обняла мальчика. Он затих, а Брукбузельда посмотрела на меня и грустно улыбнулась.
— Вы уже здесь, мой славный принц! — проговорила она, погладив Милиена по черноволосой голове, — как же я скучала по вас! Посмотрите-ка, какой здесь несносный порядок, пора вам разобраться с этой армией лентяев…
Милька обернулся и посмотрел в ту сторону, куда показывала ему улыбающаяся Брукбузельда. Там вдоль стены стояло множество деревянных воинов. Интересные это были воины — лица у них были добрые… А ближе к кровати сидел, склонив голову на грудь, большой, размером с самого Мильку тряпичный клоун… или скоморох, или шут… Его разрисованное веселое лицо было видно лишь наполовину, но пестрое, лоскутное одеяние все равно придавало ему шутовской вид.
— Привет, Сато… — проговорил Милиен, глядя на него.
Голова клоуна приподнялась, стало видно полностью добродушное веселое лицо. Нарисованные синим большие глаза, красный большой рот, нос — картофелиной, неподвижно улыбались.
— Привет… — прозвучал ответ.
Прозвучавший голос был нарочитым, искусственным, но пока я раздумывала, — не сам ли Милька ответил за клоуна, — мальчик уже отвернулся от игрушек, и, выбравшись из объятий не знающей, чем еще порадовать его Брукбузельды, забрался на кровать. И голова Сато вновь опустилась на грудь и ослепительно заулыбалась в пол.
— Кто же это с вами, мой маленький принц? — видно было, что толстушке очень хочется отвлечь мальчика от грустных мыслей, и она теперь переключилась на меня, — я могла бы принести вам сюда сладких ватрушек и пирожков с мясом… Вы же, конечно, проголодались с дороги?
Она мне отчаянно подмигивала, и я, разведя руками, усмехнулась и кивнула.
— Это О… — проговорил Милька, не поворачивая головы. — Она убила великана, который поймал меня…
Брукбузельда смотрела на меня, и ее маленькие светлые бровки медленно ползли вверх.
— Убила ланваальдца?! — повторила она озадаченно.
Я пожала плечами и махнула рукой.
— Сама не знаю, как получилось… К тому же было темно, он стоял ко мне спиной и на коленях… — ответила я.
— Кто же вы тогда, милая девушка? — спросила, улыбнувшись, толстушка. — Никак не могу определить… Вроде бы и похожи вы на дьюри, но имя у вас чудное, и словно бы вы не были давно в Вересии… и вернулись недавно…
В эту минуту Сато опять поднял голову. Его улыбающееся лицо смотрело на нас с Брукбузельдой и в тоже время мимо нас.
— Брукбузельда, ты ватрушки обещала… Так хочется твоих ватрушек… — Сато проговорил все это деревянным голосом, смолк и вновь уронил голову.
А толстушка, глядя на меня, тыкала пальцем в направлении Милиена, улыбалась и кивала утвердительно головой. Значит, все-таки Милька сам разговаривает вместо клоуна… Маленький хитрец… Я усмехнулась и предложила:
— Давайте, я вам помогу все принести сюда, Брукбузельда.
Та, принявшись быстро снимать белые чехлы с кресел и диванов, стоявших вдоль стен, удивленно на меня посмотрела и согласилась:
— Пойдем, пусть мой славный принц спит, — проговорила она, поглядывая на него, свернувшегося клубочком посреди огромной кровати, — видимо, придется мне отдать молоко кошкам…
— И молоко, Брукбузельда, принеси Сато, Сато любит молоко больше, чем ленивые кошки… — опять проскрипел деревянно клоун.
Брукбузельда рассмеялась и, забрав узел с пыльными чехлами, махнула мне рукой и добавила вслух:
— Только сначала схожу, напою белого олененка в конюшне, Никитари вчера из леса привел, маленький такой, славный и на лбу рыжее пятнышко, как солнышко…
В этот раз гнусливый клоун промолчал, а голова Мильки слегка повернулась в нашу сторону.
— Ну, пошли, О, кормить мужчин…
— И я… — Милька подскочил мигом, — и я пойду кормить мужчин…
— Нет, Милиен, лучше ты пойдешь кормить олененка, — засмеялась я, беря его привычно за руку.
Брукбузельда погасила огонь, махнув рукой в сторону светильника и едва шевельнув губами…
Мне же оставалось лишь смотреть и удивляться этим удивительным событиям, разворачивающимся на моих глазах, и надеяться, что когда-нибудь все вопросы мои найдут ответы, и я найду свое место в этом мире, или найду выход из него. Но этого мне хотелось все меньше и меньше…
3
Спустившись вниз по лестнице, и войдя в открытую дверь под ней, мы оказались в большой, жарко натопленной кухне. На выбеленных стенах были развешены большие сковороды, половники… Вдоль правой стены стояли два буфета с посудой, посредине — стол, заваленный овощами, тут же рядом с овощами было блюдо внушительных размеров, накрытое белоснежной салфеткой с вышитыми на ней золотыми вензелями… Сладкий дух свежей выпечки заставил меня вспомнить, что я ужасно голодна. А жарящееся на сковороде щедрыми ломтями мясо заставило заскулить жалобно мой желудок.
— Да здесь еще конь не валялся! — воскликнула хозяйственная Брукбузельда, отправляя тюк с бельем во встроенный возле двери в стену шкаф. Тюк ухнул, судя по звуку куда-то вниз, слышно было, как он еще пару секунд летел и глухо ударялся о стенки и, наконец, приземлился где-то в неведомых для меня недрах замка.
Никитари сидел на маленьком деревянном стульчике у большой печи и подкладывал дрова в топку. Блики огня весело плясали на его лице, глаза щурились, глядя на пламя… Милька, подойдя к нему, взобрался на колени, и затих, подперев щеку рукой. Никитари, обнял его и обернулся к нам и, также умиротворенно щурясь, ответил:
— Мясо, Брукбузельдочка, жарится… Чего тебе еще желать, кошечка моя? Да брось ты эту кастрюлю, опять за свои овощи принялась… — он говорил лениво, разморившись от огня и спокойствия, — овощами твоими только мясо портить… И хлеба не надо…
Брукбузельда деловито расхаживала по кухне, брала какие-то кастрюли, мыла морковь и картофель, перебирала лук, укроп и петрушку, продолжая при этом ворчать о мужской недальновидности, что мяса всегда мало, что надо подрезать и хлеба, и похлебку сварить… Но ее никто не слушал…
Не зная, чем могу помочь хозяйке, я принялась разбирать завал на столе. Спрашивая у Брукбузельды, что, куда положить, раскладывала овощи по корзинам и уносила их в кладовку. А Брукбузельда, уже позабыв о мужской недальновидности, счастливо рассмеялась:
