Харасти оторопело протянул ей крекер. Воэн вздрогнул и выпалил:
– Откуда ты знаешь наш язык?
– Да его в Таори все знают. С тех пор как Пенгвил приплыл и научил нас. Три дня назад. Мы надеялись и надеялись, что вы прилетите. Да в Риру все от зависти полопаются! Но мы позволим им навестить нас, если они хорошенько попросят.
– Пенгвил… Явно данникарское имя, – бормотал Болдингер. – Но они и слышать не слышали об этом острове, пока я не показал им нашу карту. И не могли же они пересечь океан на этих своих лодчонках! Ветры здесь в основном восточные, а при квадратных парусах…
– О, да лодка Пенгвила может плыть и прямо против ветра, – рассмеялась Миерна. – Я сама это видела, он нас на ней катал, а сейчас мой папа делает такую же лодку, только еще лучше.
– А зачем Пенгвил сюда приплывал? – спросил Воэн.
– Посмотреть, что здесь есть. Он сам из городка Фолат. У них такие смешные названия в Данникаре, да и одежда тоже смешная, верно, мистер?
– Фолат… Да, помню. Поселение к северу от нашего лагеря, – сказал Болдингер.
– Но дикари не плывут в неизвестность из одного лишь любопытства, – заикаясь, проговорил я.
– Эти плывут, – буркнул Харасти. Я словно видел реле, щелкающие в его массивной голове. – Колоссальные коммерческие возможности. Продукты, текстиль и особенно всякие блестящие поделки. А взамен…
– Нет! – вскричал Воэн. – Я знаю, о чем ты думаешь, Торговый агент Харасти. И нет, никаких машин ты сюда не привезешь.
– Кто сказал, что нет?
– Я сказал. Как полномочный представитель Федеральных властей. И я уверен, что Совет подтвердит мое решение. – В спокойном прохладном воздухе Воэн даже вспотел. – Мы не посмеем дать им машины!
– А что такое Совет? – спросила Миерна. По ее личику пробежала тень беспокойства, и она придвинулась поближе к своему зверю.
Хоть мне и было не по себе, я все же погладил ее по голове и негромко произнес:
– Тебе не нужно об этом тревожиться, малышка.
И, чтобы отвлечь ее, да и себя, от мрачных мыслей, добавил:
– А почему ты зовешь его дроматерием? Ведь это не его настоящее имя.
– Конечно, нет, – она сразу же забыла о своих страхах. – Он яо, а его настоящее имя… В общем, я зову его «Большеногий-Пучеглазый-Самый-Самый-Сильный». Вот какое имя я ему дала. Он мой, этот красавчик.
Она потянула зверя за один из усиков, и монстр довольно замурлыкал.
– Но Пенгвил рассказал нам о животном, которое водится у вас на Земле и называется «дром». Оно волосатое и страшное и вечно пускает слюни, как яо. Вот я и подумала, что это будет красивое английское имя. Красиво – да?
– Очень, – слабым голосом проговорил я.
– Что еще за «дром»? – спросил Воэн.
Харасти провел рукой по волосам.
– Ну, – сказал он, – вы знаете, что я люблю Киплинга. И как-то вечером за столом я читал кое-какие его стихи аборигенам. Одно было о дромадере – ну да, о верблюде. Слушателям Киплинг очень понравился.
– И они запомнили стихи до единой буковки, услышав их один раз. И передали стихи в первозданном виде к побережью, а теперь это слово пересекло океан и укоренилось, – Воэн едва не задыхался.
– А кто объяснил им, что названия крупных млекопитающих на Земле часто кончаются на терий, что значит «зверь»? – спросил я.
Ответа на мой вопрос не последовало, но наверняка один из наших натуралистов без всякой задней мысли произнес это. А пятилетняя Миерна подхватила этот термин у одного из космических бродяг и применила его абсолютно верно: ведь несмотря на усики и фасеточные глаза, яо был настоящим и весьма крупным млекопитающим.
Вскоре лес кончился, и мы вышли на широкую поляну, спускавшуюся к заливу. На сверкающем фоне воды четко выделялись очертания деревни: остроконечные крыши из дерева и тростника – другого типа, нежели в Данникаре, но такие же изящные и ухоженные. Катамараны были вытащены на песок, и сети развешены для просушки. Недалеко от берега на якоре стояла еще одна лодка – большая. Дугообразный, богато расписанный корпус, двойные рулевые весла, плетеные паруса, кожаный такелаж – все это было бы пустяком на нашей бедной сверхмеханизированной Земле, но это был настоящий парусный шлюп, с явно глубоким килем, что, видимо, и не позволяло вытащить судно на берег.
– Я думаю, – произнес Болдингер срывающимся голосом, – что Пенгвил впрягся в работу и изобрел такелаж. Весьма эффективная конструкция. Он мог бы пересечь здешний океан за неделю, а то и быстрее.
– Значит, он разработал и правила навигации, – заметил Лежен.
Жители деревни, не видевшие, как садился наш гравилет, побросали свои занятия: стряпню, уборку, ткачество, лепку горшков – все бесчисленные работы примитивных народов – и кинулись к нам. Все они были одеты так же просто, как Миерна. Несмотря на большие головы (но не гротескно большие), странные руки и непривычные для человеческого глаза уши и пропорции тела, женщины выглядели весьма привлекательно, даже очень привлекательно, особенно после года монашеской жизни. Безбородые длинноволосые мужчины были тоже очень симпатичны. И те и другие были грациозны, как кошки.
Они не кричали и не толпились. Лишь со стороны пляжа несся торжественный звук одинокой трубы. Миерна подбежала к седеющему мужчине, схватила его за руку и потянула к нам.
– Это мой папа, – пропела она. – Правда, замечательный? А еще он много думает. Сейчас его зовут Сарато. Прежнее имя мне больше нравилось.
– Одно и то же слово приедается, – рассмеялся Сарато. – Добро пожаловать, земляне. Вы оказываете нам большую… лула… Извините, не знаю нужного термина. Вы нас высоко подняли вашим визитом.
Его рукопожатие – должно быть, Пенгвил рассказал ему об этом нашем приветствии – было крепким, а глаза встречали наши взгляды с уважением, но без подобострастия.
Данникарские общины передали те немногие функции управления, в которых они нуждались, специалистам, избираемым на основе принципов, которые мы так и не поняли. А здесь, судя по всему, не делалось вообще никаких сословных различий. Те, кому нас представляли, отличались лишь родом занятий: охотник, рыбак, музыкант, пророк (во всяком случае, так я понял слово nonalo) – и так далее. Любые табу здесь, похоже, отсутствовали, что мы заметили и в Данникаре, но зато, как и там, в Таори действовали изысканные правила этикета, соблюдения которых от нас явно никто не ждал.
Пенгвил, мускулистый юноша в тунике данникарского покроя подошел к нам с приветствием. В том, что он, как и мы, прибыл в Таори, случайности не было. Таори находится к западу от его родного берега, к тому же здесь была лучшая якорная стоянка на всем побережье. Он просто горел желанием показать нам свою лодку. Я уступил его умоляющим взглядам. Мы поплыли к ней и поднялись на борт.
– Отличная работа, – сказал я, нимало не кривя душой. – Но я посоветовал бы кое-что. Для плавания вдоль берегов фиксированный киль не нужен.
Я описал ему устройство выдвижного киля.
– И тогда ты сможешь вытаскивать ее на берег.
– Да, Сарато подумал о том же, когда увидел мою лодку. Он уже начал работать над таким же килем. А еще он хочет избавиться от рулевых весел, закрепив на корме плоский кусок дерева. Так ведь будет правильно?
– Да, – сказал я. Горло у меня отчего-то перехватило.
– Мне тоже так видится, – Пенгвил улыбнулся. – Поток воды можно разделить надвое, как и поток воздуха. Ваш мистер Исихара объяснил мне принципы сложения и разложения сил. Что и подсказало мне идею этой моей лодки.
Мы поплыли назад и оделись. Вся деревня жужжала и суетилась, готовясь к празднику в нашу честь. Пенгвил тут же присоединился к ним. Я остался на берегу, где принялся бродить по прибрежному песку. Я был слишком взволнован, чтобы где-нибудь присесть. Смотреть в океанскую даль и дышать запахом моря, который был почти таким же, как на Земле… Странные мысли лезли в голову… Их поток был нарушен появлением Миерны. Подпрыгивая, она направлялась ко мне, таща за собой маленькую тележку.
