– Нас обязательно будут искать, – убежденно сказала Ольга. – Как только немного стихнет. – Пит почувствовал на своей руке тепло ее ладони.

– Это если флиттер уцелел, в чем я сильно сомневаюсь, – покачал головой Энэрриан. – Лагерь должен был попасть под ураган. Укрытие для флиттера еще не построили, а когда поднялся ветер, населению лагеря некогда было заниматься машиной – самим бы спастись. Так что, скорее всего, эта скорлупка перевернулась и разбилась вдребезги. Если я прав, им придется посылать запрос на новый летательный аппарат, и кто знает, как быстро удастся его доставить. Кроме того, мы находимся в неизвестной точке огромного пространства, а у экспедиции нет ни времени, ни людей для бесконечных поисков. Да, они будут нас искать, но если не найдут к какой-то там установленной заранее дате… – по перьям, покрывавшим его лицо и шею, пробежала морщина, нечто вроде волны. Человек в таком случае пожал бы плечами.

– Ну и… ну и что же нам делать? – спросила Ольга.

– Устроим какой-либо крупный, явно искусственного происхождения знак, либо соберем кучи топлива для сигнальных костров – все это на случай, если флиттер пролетит достаточно близко; нужно подумать, какой из вариантов практичнее. Если из этого ничего не получится – будем строить плот.

– Либо переделаем спасательный жилет, чтобы он подходил мне, – предложил Руса. – Тогда я попробую долететь до материка.

– Да, – кивнул Энэрриан, – нужно обдумать все возможности. Но сперва – отдохнем, по-настоящему.

Ифрианцы уснули быстро; идолы какого-то неведомого народа – вот что напоминали эти неподвижные фигуры, сидевшие на отростках сложенных крыльев. Несмотря на усталость, Пит с Ольгой чувствовали какое-то возбуждение и решили перед сном прогуляться.

За скалами, окружавшими пляж, земля постепенно поднималась к вершине, удаленной от места высадки километра на три. Совсем крохотный, подумал об острове Пит. Если вершина расположена в центре. И ничего похожего на приличное укрытие. Упругий ковер каких-то ярко-зеленых, похожих на мох растений; ветер гнет и швыряет из стороны в сторону сучья немногих, растущих поодиночке деревьев. Пит обратил внимание на одно из них, стоявшее неподалеку, посреди обширной каменной осыпи. Стройный коричневый ствол, бешено мечутся на ветру тонкие ветки с плотными, словно жестяными, листьями и роскошными цветами. Цветы – это, конечно, мило, очень мило, но вот кормиться здесь будет нечем; Пит не возлагал особых надежд и на океан – кто его знает, что за твари водятся на этой планете, на Грее, вместо рыб и как их ловить.

– Странно все-таки, – пробормотала Ольга.

– А? – очнулся Пит.

– Я про них. – Ольга указала через плечо на неподвижные фигуры ифрианцев. – Как они восприняли смерть бедной Аррах.

– Знаешь, нельзя все-таки подходить к ним с нашими мерками. Возможно, они вообще ощущают горе не так остро, как мы, а возможно, их обычаи требуют сдержанности. – Пит взглянул на нее и больше не отвел глаз. – Правду говоря, я и сам не способен сейчас толком скорбеть. Я так боялся тебя потерять.

– А я тебя… Пит, Пит, единственный мой…

Они нашли укромное место и занялись любовью; Пит не видел в этом ничего дурного – разве есть в этой жизни лучший способ приблизиться к Богу, к этому вечному чуду?

Потом Пит и Ольга вернулись к своим товарищам и уснули, чтобы проснуться через несколько часов от хлопанья крыльев; поднявшись на ноги, они увидели взлетающих ифрианцев.

Ветер выл по-прежнему громко, но теперь он дул ровнее, без резких порывов и вихрей. По безмятежно-синему небу неслись немногие последние облака, золотые и оранжевые в лучах закатного солнца. Лагуна отливала пурпуром, трава словно горела ярким зеленым огнем. За день она прогрелась, и теперь к соленому дыханию океана примешивались густые пряные ароматы растительности, цветов.

Но прекраснее всего был небесный танец. Энэрриан, Вхэл и Руса кружили, парили, бросались вниз и вновь взмывали, огромные крылья горели расплавленным золотом. Они пели, и ветер доносил до людей смятые обрывки слов: «Высоко парил твой дух, на многих ветрах… вечная память…»

– Что это? – еле слышно выдохнула Ольга.

– Ну, наверное, они… – и тут Пит понял. – Это панихида по Аррах.

Он опустился на колени и вознес молитву за упокой души крылатой девушки, не переставая сомневаться, нужен ли ей этот покой – ей, дочери неба. И не отводя глаз от ее сородичей.

Энэрриан издал громкий боевой клич и бросился вниз. С ошеломляющей скоростью он проскользнул над той самой каменной осыпью. У Пита перехватило дыхание, на мгновение ему показалось, что ифрианец неминуемо разобьется, но тот успел затормозить и победно устремился в небо.

Но тут его хлестнула подхваченная порывом ветра ветка стоявшего на осыпи дерева, бритвенно-острые листья начисто срезали левое крыло. Хлынула кровь – у ифрианцев она ярко-алая; каким-то чудом сумевший развернуться Энэрриан приземлился на вершине осыпи, в месте, до которого чуть-чуть не доставали страшные ветки ланцетного – так назвали его потом – дерева.

Аптечка была под рукой; через мгновение Пит уже несся по каменистому склону вверх. Ольга коротко вскрикнула и бросилась следом. Добравшись до Энэрриана, они застали рядом с ним Вхэл и Русу, те вырывали у себя перья, стараясь прикрыть ими рану.

Вечер, ночь, день, вечер, ночь.

Энэрриан сидел у костра. В слабом, неверном свете его фигура то вырисовывалась на фоне непроглядной тьмы, то совсем – за исключением огромных, немигающих топазовых глаз – исчезала. Жена и сын не оставляли его ни на минуту. Стимуляторы, антикоагулянты и кровезаменитель сделали свое дело, искалеченный ифрианец мог уже говорить, правда тихо, хрипло. Повязка на ране буквально сверкала белизной.

Импровизированный лагерь расположился на дальнем краю острова, в лощине, густо поросшей низким красновато-коричневым кустарником. От кустов шел отвратительный запах, особенно нестерпимый в субтропической духоте, колючие ветки цеплялись за ноги, рвали одежду, однако другого, столь же укрытого от ветра места на острове не было, а на открытом пляже Энэрриан (его принесли в лощину на самодельных носилках) вряд ли пережил бы новую бурю.

Берги сидели по другую сторону костра, тесно прижавшись друг к другу. Желтые, отсвечивающие в темноте глаза нашли их сквозь пелену дыма.

– Я читал, что ваш народ умеет заново выращивать утраченные части тела.

Слова Энэрриана прозвучали в почти полной тишине, нарушаемой только еле слышным шорохом прибоя.

Пит молчал. Он пытался ответить, но не мог, не хватало смелости. На помощь пришла Ольга.

– Мы умеем, но только у себя. Ни у кого другого. – Она уронила голову Питу на грудь и заплакала.

Да, что ж тут поделаешь, расшифровка генетического кода – дело долгое и кропотливое, к тому же нужно очень много работы, чтобы заставить молекулы наследственности повторить работу, уже сделанную ими однажды. У науки еще не было времени на другие расы. А на все – и никогда не будет, слишком уж их много.

– Так я и думал, – кивнул Энэрриан. – А хорошие протезы – их тоже нескоро научатся делать. Так что мне осталось жить год-другой; ифрианец, лишенный возможности летать, быстро заболевает.

– Антигравы… – неуверенно начал Пит. И почти физически, как удар, ощутил презрение, мелькнувшее в желтых немигающих глазах. Крылатому – летать с помощью мертвого бездушного металла?

За всю историю высокомерных, яростно-свободолюбивых ифрианцев не было ни одного восстания рабов – и неудивительно, ведь рабы эти почти лишены жизненных сил. Если вы – мужчина, представьте себя кастрированным. Энэрриан может махать единственным своим крылом и культей второго, насыщать свою кровь кислородом, но куда ему деть избыточную энергию? Подобно кислоте, она будет разъедать тело, затем доберется и до мозга.

Рука Вхэл коротко, всего на какое-то мгновение тронула его спину.

– Завтра придумайте сигнал, – сказал Энэрриан. – И начинайте работу. Слишком много времени ушло впустую.