5. Они не унижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие… потому что все это бьет на дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво…

6. Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомства с знаменитостями. Истинные таланты всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки… Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее, чем полную…

7. Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой… Они горды своим талантом…

8. Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу… Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт… Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот… Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность, способность… быть матерью… Они не трескают походя водку, не нюхают шкафов, ибо они знают, что они не свиньи.

И т. д. Таковы воспитанные… Чтобы воспитаться… не достаточно прочесть только Пикквика и вызубрить монолог из Фауста…

Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля… Тут дорог каждый час".

Да, все это было непосредственно адресовано брату. Но несомненно также, что каждый пункт этой программы имел кровное значение для самого Чехова. Он излагал не абстрактные соображения, а свое кредо, свое верую, излагал программу, которой сам неуклонно следовал, так как и сам должен был по каплям выдавливать из себя раба, обуздывать ту же мещанскую плоть, взросшую на тех же розгах и на таких же подачках.

"Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой…" Что же, Чехов не сразу осознал масштабы своего дарования, а в полной мере, возможно, не понимал этого до самого своего конца. И то возможно, что, с присущей ему скромностью, применительно к самому себе, он вообще избегал этого слова — "талант", избегал не только в общении с людьми, но и наедине с самим собой. Однако, как бы ни называл, как бы ни оценивал Чехов свое дарование, он, несомненно, верно служил ему, целиком отдавая себя своему делу, которое он понимал как исполнение своего нравственного, своего гражданского долга, своего призвания.

Первые опубликованные произведения Чехова оказались пародиями. Случай, пожалуй, редчайший.

И "Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?", и последовавшие затем пародии на романы Виктора Гюго — "Тысяча одна страсть, или Страшная ночь", на романы Жюля Верна — "Летающие острова" — смешные вещицы. И смешны они потому, что похожи, смешно и неожиданно похожи на широко известные произведения.

Пародии свидетельствовали, что начинающий писатель обладает редкостным чувством стиля. Подчеркивая, заостряя подмеченные им характерные стилистические признаки пародируемых произведений, Чехов и добивается комического эффекта.

Поразительный свой дар легко схватывать характерные конструктивные особенности самых различных литературных явлений Чехов будет в восьмидесятые годы использовать чрезвычайно широко и своеобразно. Так возникнут различные стилизации, иногда граничащие с пародией, иногда же лишенные каких бы то ни было преувеличений и заострений. Таков роман "Ненужная победа", написанный, по свидетельству Михаила Павловича, на пари с редактором "Будильника" А. Д. Курепиным. Чехов обязался сочинить роман не хуже популярных переводных романов. И выиграл спор. Роман имел большой успех у читателей. Были письма, в которых спрашивали, не Мавра ли Иокая, или не Фридриха ли Шпильгагена это роман?

Блестящим образцом чеховских пародий-стилизаций является "Шведская спичка", которую сам Чехов называл пародией на уголовные романы. В какой-то мере это так и есть. Вместе с тем "Шведская спичка" и не пародия. Пародия на уголовные романы переплавлена здесь в некую новую жанровую разновидность комического детектива,разновидность, которую следует признать чеховским художественным открытием. Своеобразие этого комического детектива состоит в том, что, помимо пародийных задач, во многом обусловливающих комический эффект, он имеет и сатирические задачи, решаемые и образной системой произведения, и особым его, композиционным построением. Главный комический эффект рассказа как раз и связан с этим вторым — сатирическим планом. Начитавшийся уголовных романов помощник следователя Дюковский оказывается посрамлен вовсе не потому, что повел следствие по ложному пути. Отнюдь нет. Шведская спичка не подвела его, и в этом смысле пародии на уголовный роман здесь в общем-то и нет. Как над Дюковским ни смеются, а он на деле оказывается ловким сыщиком. И все-таки остается в дураках, так как находит не труп Кляузова, а его самого, живого и здорового, припрятанного любовницей, женой станового пристава. Этот конфузный для доморощенного Шерлока Холмса финал и довершает ту сатирическую картину нравов и характеров, которую Чехов рисует в своем произведении.

Тем же примечательна и первая опубликованная писателем пародия — "Письмо к ученому соседу". Это ведь тоже не только пародия на стиль письма безграмотного провинциала. Это и сатирический образ воинствующего ретрограда и крепостника.

Способность улавливать определяющие, стилеобразующие особенности самых различных литературных явлений, умение ими пользоваться в своих творческих целях помогли Чехову быстро освоить традиционные жанры современной юмористической журналистики от подписей под картинками до излюбленных форм рассказа — рассказа-сценки и рассказа-анекдота. Его все увеличивающаяся художественная продукция первой половины восьмидесятых годов чрезвычайно пестра по жанрам. Сам Чехов потом скажет, говоря об этом периоде, что, кроме стихов и доносов, он в литературе все перепробовал.

Сотрудничество в юмористической прессе в творческом отношении было явлением противоречивым и сложным. Несомненно, Чехов прошел здесь суровую литературную школу, которая в чем-то положительно сказалась на его творческом развитии. Однако с этой школой были связаны и серьезные издержки.

Журнально-газетный мир, в котором Чехов начал свой творческий путь, при всей его пестроте имел, как мы видели, и свои непреложные законы. Неизменное требование оперативности и краткости, мизерная оплата вынуждали писать быстро и много. Иначе получишь гроши. Жестки были и тематические рамки, устанавливаемые прежде всего цензурой, как и другие цензурные ограничения. Плюс полновластие редактора. В этих условиях многописание, особенно для молодого начинающего писателя, было весьма опасно. Как выдержал это искушение Чехов? Сам он позже так ответил на этот вопрос: "Я не шантажировал, не писал ни пасквилей, ни доносов, не льстил, не лгал, не оскорблял, короче говоря, у меня есть много рассказов и передовых статей, которые я охотно бы выбросил за их негодностью, но нет ни одной такой строки, за которую мне теперь было бы стыдно".

Это было написано в начале 1890 года, а в конце девяностых годов Чехов многие десятки своих произведений решительно отказался ("за их негодностью") включить в собрание сочинений, а те, что включил, самым тщательным образом отредактировал. Впрочем, эту работу, наглядно свидетельствующую о возрастающей авторской требовательности, Антон Павлович начал производить уже в восьмидесятые годы.

В 1882 году, готовя сборник "Шалость" [2], он основательно правит все отобранные произведения. Еще более серьезно редактируются рассказы, которые писатель включает в свой первый увидевший свет сборник "Сказки Мельпомены" (1884 г.). Два года спустя, формируя следующий сборник, он включил туда всего лишь 77 рассказов, которые были написаны преимущественно в 1884–1886 годах, и не поместил ни одного из числа написанных в 1880–1882 годах. Переиздавая в 1891 году "Пестрые рассказы", автор делает еще более строгий отбор. 35 рассказов, вошедших в первое издание, теперь уже не удовлетворяют его, и он исключает их из сборника. Отобранные произведения всякий раз подвергаются новой редактуре.