Бодрые письма шлет и из Германии. "Здоровье с каждым днем все лучше и лучше…" Это из Берлина, 6 июня. "Здоровье мое поправляется, входит в меня пудами, а не золотниками. Ноги уже давно не болят, точно и не болели, ем я помногу и с аппетитом, осталась только одышка от эмфиземы и слабость от худобы, приобретенной мною за время болезни". Понимай так, что болезнь уже за плечами. Самообман? Нет. Просто он не хотел до времени, при жизни, хоронить себя. Тем более не хотел создавать похоронное настроение у родных и друзей. Так и выработался этот стиль его писем, которому он был верен до конца. За четыре дня до смерти Ольга Леонардовна решила, что она должна наконец написать Марии Павловне правду о состоянии Антона Павловича. И вот, рассказав эту тяжелую правду, она тут же пишет: "Антону, конечно, не давай чувствовать в письмах, что я тебе писала, умоляю тебя, а то это его будет мучить. Пока я пишу, а он все твердит, чтобы я писала, что ему лучше".

Пока еще Антон Павлович мог двигаться, они совершали с Ольгой Леонардовной прогулки в экипаже по окрестностям Баденвейлера. Потом в своих письмах-воспоминаниях она будет воскрешать в памяти живые картины этих прогулок, вспоминать о том, как он был в это время нежен и ласков:

"Помнишь, как ты тихонечко брал мою руку и пожимал, и когда я спрашивала, хорошо ли тебе, ты только молча кивал и улыбался мне в ответ.

С каким благоговением я поцеловала твою руку в одну из таких минут! Ты долго держал мою руку, и так мы ехали в сосновом благоухающем лесу. А любимое твое местечко была изумрудная сочная лужайка, залитая солнцем. По прорытой канавочке славненько журчала водичка, так все там было сыто, напоено, и ты всегда велел ехать тише, наслаждался видом фруктовых деревьев, которые занимали огромное пространство и стояли на свободе, не огороженные, и никто не рвал, не воровал ни вишен, ни груш. Ты вспоминал нашу бедную Россию… А помнишь очаровательную мельничку, — как-то она внизу стояла, вся спрятанная в густой зелени, и только искрилась вода на колесе? Как тебе нравились благоустроенные, чистые деревеньки, садики с обязательной грядкой белых лилий, кустами роз, огородиком! С какой болью ты говорил: "Дуся, когда же наши мужички будут жить в таких домиках!"

Дуся, дуся моя, где ты теперь!"

Но общая атмосфера в кайзеровской Германии, как и раньше, в прошлые поездки, производила на Чехова гнетущее впечатление. В письмах, рассказывая, что солнце тут ласковое, что кругом — большой сад, что уход за садами и цветами великолепный, он в то же время пишет: "В доме и вне дома ни звука, только в 7 час. утра и в полдень играет в саду музыка, дорогая, но очень бездарная. Не чувствуется ни одной капли таланта ни в чем, ни одной капли вкуса, но зато порядок и честность, хоть отбавляй. Наша русская жизнь гораздо талантливее, а про итальянскую или французскую и говорить нечего".

Развязка наступила в ночь с 1 на 2 июля 1904 года. Не выдержало сердце, которое очень ослабело у Чехова уже после поездки на Сахалин. А чем хуже работали легкие, тем большая нагрузка ложилась на сердце.

После относительно спокойного дня 1 июля больной заснул, но вскоре, около часа ночи, проснулся и попросил пригласить врача. Впрочем, когда пришел врач, Чехов сам сказал ему, что умирает. Сказал, что посылать за кислородом не следует, так как пока его принесут, он уже будет мертв. Доктор велел дать умирающему бокал шампанского. Чехов взял бокал и, как вспоминает Ольга Леонардовна, повернулся к ней, "улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: "Давно я не пил шампанского…", покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда…"

Похороны состоялись в Москве, на кладбище Новодевичьего монастыря.

Куприн вспоминает:

"Расходились с кладбища медленно, в молчании. Я подошел к матери Чехова и без слов поцеловал ее руку. И она сказала усталым, слабым голосом:

— Вот горе-то у нас какое… Нет Антоши…"

Смерть великого человека всегда огромная утрата, но, когда он уходит из жизни столь рано, уходит в расцвете своего дарования, потеря особенно тяжела. Такую боль довелось пережить не только родным и друзьям Чехова, но и широкой демократической общественности России. Но боль проходит, остается же чувство благодарности к ушедшему, благодарности за то, что он сделал для людей.

Замечательно сказал Максим Горький: "Хорошо вспомнить о таком человеке, тотчас в жизнь твою возвращается бодрость, снова входит в нее ясный смысл".

В свое время Чехов считал, что читать его будут недолго, а помнить будут лишь потому, что он первый проложил путь от мелкотравчатой поденной газетной работы в большую литературу. В конце своего пути он был уже признанным главой новой русской литературы, но, как был убежден Бунин, даже и в это время не вполне осознавал истинного значения своего творчества. И это несмотря на то, что еще при его жизни Л. Н. Толстой утверждал: "Чехов — это Пушкин в прозе", предсказав тем самым его бессмертие.

Прав оказался Толстой. Чем больше лет проходит со дня смерти писателя, тем полнее и ярче раскрывается значение его творчества и у нас в стране, и далеко за ее рубежами. Могучее влияние Чехова на развитие прогрессивной художественной культуры XX века получило теперь всеобщее признание.

Великое искусство всегда оплодотворяется высокими демократическими идеалами. Творческие свершения Чехова, открывшего новую страницу в развитии мирового реалистического искусства, созданные им непреходящие художественные ценности с предельной наглядностью подтверждают эту непреложную истину.

С годами становится все очевиднее, что из писателей XIX века Чехов наиболее глубоко и последовательно произвел переоценку старых социальных и нравственных ценностей, нашел такие художественные средства, которые позволили ему наиболее убедительно показать глубинные процессы кризиса буржуазного общества. Этим в первую очередь определяется властное влияние писателя на прогрессивную демократическую литературу нашего века.

Все более отчетливо вырисовывается и другая — главная особенность творчества Чехова: его устремленность в будущее, созидательный характер его уничтожающей критики всего отжившего и отживающего. Развенчание социальных и нравственных устоев буржуазного строя всегда подчинено в его художественных произведениях задаче утверждения высокого призвания человека, высокого смысла его трудовой деятельности — деятельности во имя гармонического развития человеческой личности и человеческого общества, торжества социальной справедливости на всей Земле.

В этом причина все растущей популярности Чехова в нашей стране, где задача воспитания гармонически развитой человеческой личности является главной целью всенародной созидательной деятельности.

Но популярность Чехова растет не только в нашей стране. И чем глубже будут осознаваться людьми неизлечимые пороки буржуазного строя, чем шире будет развиваться всемирная борьба за преобразование общества на новых началах, тем ближе, понятнее и дороже будет творчество Чехова народам всех континентов.

1860 — 17 (29) январяв городе Таганроге у Павла Егоровича Чехова и Евгении Яковлевны Чеховой (до замужества Морозовой) родился сын Антон.

1867— Определен в подготовительный класс греческой приходской школы.

1868— Учится в приготовительном классе таганрогской гимназии.

1869— Поступает в таганрогскую классическую гимназию.

1876— П. Е. Чехов признает себя несостоятельным должником. Семья уезжает в Москву. Антон Павлович остается в Таганроге.

1877— Первая поездка в Москву на пасхальные каникулы. В Москву уезжает брат Иван. Антон Павлович посылает в Москву брату Александру свои "мелочишки" для помещения в журналах.