Литмир - Электронная Библиотека
A
A

К счастью семьи Чеховых, торговля не стала всепоглощающей страстью Павла Егоровича. Душевное удовлетворение он находил в иной сфере. "Петь и играть на скрипке, и непременно по нотам, с соблюдением всех адажио и модерато, — пишет Михаил Павлович, — было его призванием. Для удовлетворения этой страсти он составлял хоры из нас, своих детей, и из посторонних, выступал и дома и публично. Часто, в угоду музыке, забывал о кормившем его деле и, кажется, благодаря этому потом и разорился. Он был одарен также и художественным талантом; между прочим, одна из его картин, "Иоанн Богослов", находится ныне в чеховском музее в Ялте. Отец долгое время служил по городским выборам, не пропускал ни одного чествования, ни одного публичного обеда, на котором собирались все местные деятели, и любил пофилософствовать".

Конечно же, эти увлечения отца имели и свои издержки для домочадцев. Прежде всего именно в связи с ними в лавку "для хозяйского глаза" посылался кто-нибудь из братьев. Несомненно также, что и в своих увлечениях Павел Егорович оставался самим собой — непоколебимо уверенным в своем праве властвовать. Он был убежден, и не без оснований, что, вынуждая своих детей петь в хоре, он делает неплохое дело. Но… сыновьям Павла Егоровича эти его рассуждения не казались убедительными. Им хотелось спать, а их понуждали из-за спевок и выступлений ложиться поздно и вставать рано. У них были свои обязанности и заботы — те же уроки, которые нужно было учить и за плохую подготовку которых Павел Егорович взыскивал весьма строго, а тут этот хор — чужое и чуждое им увлечение. Не забудем, кроме того, что хор был церковным, а это обязывало аккуратнейшим образом посещать и выстаивать церковные службы. Это также была тяжкая повинность, так как серьезного религиозного чувства, судя по всему, ни у кого в семье Чеховых не было. Даже у Павла Егоровича. Но его влекло само пение, в церковь он ходил как в театр, для ребят же и церковь, и хор были лишь нелюбимой и обременительной обязанностью. Вот почему Антон Павлович Чехов имел все основания с грустью вспоминать об этом увлечении своего отца.

"Я получил в детстве, — писал он в 1892 году, — религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два мои брата среди церкви пели трио "Да исправится" или же "Архангельский глас", на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками".

И все же семье Чеховых действительно повезло. Надо ли говорить, насколько все было бы хуже, если бы Павел Егорович оказался хорошим купцом, если бы он побуждал своих детей не к пению, а к обвешиванию и обсчетам покупателей, если бы он заботился не об их образовании, а о процветании своего дела, уготовил бы и им ту же торговую карьеру.

Однако наиболее ценный подарок судьбы состоял в том, что Павел Егорович был несомненно талантливым, незаурядным человеком. Талант его не получил развития, был израсходован на мелочи и пустяки, но все же он проявлялся и не только в его увлечении музыкой и живописью, но и во всем его облике, в тех самых странностях, которые так и не позволили ему стать заправским преуспевающим купцом. Талантлив был и его дядя Василий Михайлович, тоже страстный любитель пения, иконописец и садовод.

В семье Чеховых считали, что талант у них со стороны отца, а душа со стороны матери. И в самом деле, Евгения Яковлевна, всегда занятая детьми и домашними делами, вносила в семейную обстановку ту ноту сердечности и мягкости, которой явно не хватало ее супругу, поглощенному своими идеями и увлечениями. "Убежденная противница крепостного права, — свидетельствует Михаил Павлович, — мать рассказывала нам о всех насилиях помещиков над крестьянами и внушала нам любовь и уважение не только ко всем, кто был ниже нас, но и к маленьким птичкам и животным и вообще ко всем беззащитным существам". Тут же Михаил Павлович высказывает и свое особое мнение о роли матери. Он убежден, что и "со стороны матери" в его братьях "было прилито таланта немало".

Видимо, он был прав. Чтобы в тех условиях сохранить человечность и сердечность, требовались незаурядные душевные силы. Евгения Яковлевна — тихая, скромная, малограмотная женщина — была от природы исключительно щедро наделена этим бесценным даром.

Весьма примечательна натура и ее брата, Ивана Яковлевича. Его тоже, как и Павла Егоровича, пустили по торговой части. Женился он, казалось бы, удачливо — на сестре крупного таганрогского купца Марфе Ивановне Лобода. Вроде бы все сулило успех, когда в 1863 году на приданое жены он открыл свою самостоятельную торговлю. Вышло по-иному.

Иван Яковлевич был человек чрезвычайно одаренный. Он отлично играл на многих музыкальных инструментах, превосходно рисовал, обладал выдающимися способностями к изучению языков. Кроме того, мастерил, выдумывал, изобретал. И плюс ко всему — та же душевная щедрость, что и у сестры. В результате — драма. Из торговли ничего не вышло, так как новоиспеченный купец не столько торговал, сколько раздавал свои товары беднякам. Последовало быстрое разорение, потом чахотка и смерть в 43 года.

В новом поколении выходцев из крепостной неволи, как видим, уже не было цельности и одержимости отцов. Мертвящий дух торгового предпринимательства вступал в кричащее противоречие с их свободолюбивыми мечтами. И чем ярче, чем талантливее, чем богаче духовно были дети, тем острее они ощущали себя не на своей улице, тем очевиднее доказывали свою неприспособленность к жизни в мире чистогана и жестокой борьбы за существование.

Судьба Павла Егоровича при всех его личных особенностях была в этом плане типична. "Выйти в люди", то есть, как это понимали их отцы, нажить капитал, не удалось никому в семье Чеховых.

Торговая карьера Павла Егоровича окончательно рухнула в 1876 году. Крах был ускорен нерасчетливой постройкой собственного дома. Нерасчетливой, так как средств для этого, учитывая состояние торгового дела, не было. Плюс беспечность в процессе строительства. В результате подрядчик нажился, дом же получился неудобным, нелепым и непомерно дорогим. Пришлось прибегнуть к кредиту, хотя расплачиваться было нечем. Вексель был просрочен, и, как следовало ожидать, нашлись "добрые люди", решившие прийти на помощь. Они-то и завершили разорение незадачливого дельца. Некий Костенко оплатил вексель и предъявил Чехову встречный иск. Павел Егорович оказался на краю долговой ямы. Пришлось из Таганрога бежать. Остальное довершил другой "добрый человек". Им оказался давний постоялец Чеховых Гавриил Парфентьевич Селиванов, чиновник коммерческого суда, а в частной жизни — удачливый игрок в карты. Этот взялся не только помочь, но и "все устроить". И устроил. Не довел дело до торгов, которые хотя и лишали Чеховых дома, но позволяли рассчитывать на те средства, которые оставались после погашения долга. Почтеннейший Гавриил Парфентьевич сам заплатил 500 рублей — злополучный долг Павла Егоровича, за что и получил дом в свою собственность. Не был обижен и другой "благодетель" — Костенко. В погашение процентов ему досталось движимое имущество Чеховых. Так сработали те самые законы и нравы, которые Павел Егорович склонен был считать столь мудрыми и справедливыми.

Лишившись крыши над головой и всего своего имущества, Евгения Яковлевна, забрав младших детей, в том же 1876 году вынуждена была навсегда оставить Таганрог. Началось новое испытание жизнеспособности вчерашних выходцев из народа, на этот раз испытание третьего, младшего, поколения. Спасать семью, потерпевшую кораблекрушение в бурных водах пореформенной русской действительности, больше было некому.

3
{"b":"162423","o":1}