(Когда однажды она умерла или, может быть, ночной экспресс наконец-то увез ее живучее тело назад в детство, куда она мысленно уже давным-давно перебралась, ведь она еще в 1930 году в Вене играла ангелочка в уличном спектакле «Рай и ад», – многие пассажиры жаловались вокзальным службам на пропажу, причем толком никто не мог объяснить, чего им не хватает теперь в помещении вокзала: им казалось, что исчезло нечто белое, какое-то окрашенное в белый цвет пустое пространство в зале ожидания, которое раньше всегда было у них в поле зрения.)
Когда ребенок появился на свет в общественном туалете фирмы «McClean», оказалось, что вокруг шеи у него трижды обмотана пуповина, словно он повесился. Позже она отнесла ребенка в больницу и сдала на обследование; выяснили, что вплоть до самой своей гибели он был абсолютно здоров.
Седьмого марта 1996 года десяток нефтяных танкеров ждали погрузки у побережья Корфаккана, Рауль и Алекс полетели сначала в Дубай, а оттуда – к берегу Индийского океана, где они целый день валялись на солнце и смотрели на море. Вечером они мерзли по отдельности в огромных кроватях отеля «Океаник», а перед глазами у них мелькали новости Би-би-си, весь спектр событий 7 марта; в этот день ребенок мог появиться на свет. В старой записной книжке Алекс обнаружила бумажку с рекомендациями своего гинеколога; круглыми плавными буковками там девять месяцев назад было написано, что нужно Алекс во время беременности: таблетки «Weleda» с кальцием – для костей, сок «Floradix» – из-за повышенной потребности в железе, витамины и магнезию. Из кондиционеров поступал слишком холодный воздух, и летняя одежда, в которой они ходили целый день, была влажной от морской воды. Еще неделю назад началось ненастье, и все улицы были запружены водой, инфильтрационных сооружений при строительстве никто не предусмотрел, или, возможно, в этом климате их вообще считали излишними. Машины всплывали, переворачиваясь кверху дном, и воняли совсем не рыбой. Если в каком-нибудь месте асфальт начинал проваливаться, дорогу продолжали строить рядом с этим местом, а прежнюю бросали. В Дубае городские высотные дома через двадцать лет эксплуатации ломали при помощи чугунной бабы, раскачивая ее на стальном тросе и ударяя в стены до тех пор, пока дом не рухнет.
Семнадцатого июня 1995 года Дорис Хайнрих лежала на специальной, особо мягкой больничной койке, и на жестяной табличке вместо предусмотренного здесь имени пациента было обозначено только название аппаратуры; Алекс то и дело, через равные промежутки времени, посматривала на эту надпись, потому что никаких других слов в палате не было. «Аргус» – так назывались эти койки, обеспеченные устройством, которое контролировало подачу препаратов через капельницы; на тумбочке стояли бутылочки с заменителем слюны и душистая масляная жаропонижающая смесь. Сейчас основную роль играли цифры, на них и приходилось ориентироваться: показатели состава крови, глюкозы в моче, – чтобы назначать антибиотики и другие инъекции. «Давайте подождем еще двадцать четыре часа, дадим ей шанс», – сказал главный врач, когда Хайнрих, Алекс, Томас и Андреас передали ему давнюю просьбу пациентки позволить ей умереть дома.
Незадолго до полуночи у Дорис Хайнрих неожиданно началась токсическая печеночная кома, похоже было, что она принимала самые разные таблетки, о которых врачи психиатрической клиники Кенигсфельден ничего не знали, и ее на «скорой помощи» с синей мигалкой доставили в кантональную больницу в Маленьком Городе, где она двадцать четыре часа провела в реанимации и так и не пришла в себя до самого момента тихой своей смерти, причем приберегла она этот момент на то краткое время, когда все в полном изнеможении вышли из ее палаты.
9. No sex last night [30]
Когда 16 июня 1995 года, в пятницу, тихий дождливый день постепенно начал превращаться в теплый летний вечер, Алекс поставила в холодильник шампанское, выстирала две машины детской одежды, накрыла на стол, обнаружила на одной из тарелок собственный седой волос, проводила Лукаса и Оливера по утихшим улицам к их отцу Филиппу Фратеру – это было совсем рядом, чуть позже надела свое черное короткое платье, которое усилило ее желание, тоску по Раулю, который уже шел к ней, он весь день провел в монтажной, и, подойдя к ней вплотную, сразу снял с нее трусики, не тратя время на долгие поцелуи. Госпожа Венгер никогда не жаловалась на то, что ей мешают страстные крики и стоны, она говорила всегда только о туфлях Алекс, топот которых проникает ей прямо в душу. Маленький зеленый домик на окраине города, почти неразличимый среди череды точно таких же домов, Лоуне и Филиппу удалось снять безо всякого труда, детство Филиппа, проведенное в многодетной семье, рисовало им точно такую же перспективу на будущее, она напрашивалась сама собой. Лоуна Фратер уже несколько недель не пила коровьего молока, их семейный врач считал, что именно из-за этого молока у нее и зимой, и летом воспалена слизистая оболочка глаз. Один литр овечьего молока стоил восемь франков в магазине деликатесов Али и Дорис Фархат, которые вместе, обладая равными правами, владели этим магазином, и точно так же вместе, равноправно и устало воспитывали своих двоих детей-школьников, которые отличались чрезвычайной вежливостью и привлекали прохожих своей шоколадной кожей. Люди останавливались, бормотали какие-то немудреные слова, трепали ребятишек по щекам или целовали их.
«Но ведь за более-менее приличное вино мы платим столько же или даже больше», – сказал Филипп Фратер, который, едва вернувшись с работы домой, к Лоуне, тут же с подчеркнутой осторожностью прикрыл за собой дверь, вновь оставляя за нею всю тяжесть своих домашних забот, и отправился покупать овечье молоко, хлеб из муки грубого помола с отрубями и деревенские яйца, чтобы накормить обитателей своего дома. Проведя пятнадцать лет без гражданства, Али, палестинец, родившийся в Цефате, на израильской территории, недавно получил наконец швейцарский паспорт. При их скудных средствах им с большим трудом удавалось держать магазин. То, что посетители не протестовали, когда Али взвешивал им пармскую ветчину, сто граммов которой стоили девять франков, вместе с бумагой, заставляло его жить ежедневной надеждой, что таких покупателей у него будет много; сегодня, например, к нему пришла Алекс, она купила ветчину, чтобы отпраздновать свое тридцатилетие.
Как раз в тот момент, когда Рауль переступил порог квартиры, рейтинг информационной программы на национальном швейцарском телевидении достиг 28 процентов, Рауль и Алекс, стоя у окна, выходившего на Парадизштрассе, укрепили чуть позже право на свою плотскую любовь, подобно тому как десятки тысяч других граждан этого города, стерев пыль с лакированных столов, вклеивали в альбомы цветные фотографии их последнего отпуска и укрепляли тем самым право честно заработанной собственности. Алекс и Рауль, незаметно под одеждой соединившись друг с другом, вышли на балкон и стали смотреть на ночную улицу, на непроницаемые занавеси чужих спален; их возбуждала мысль о том, что посторонние люди, не подозревая об этом, видят их половой акт, на противоположной стороне улицы кто-то ждал автобуса, поглядывая на часы, было десять часов пятнадцать минут. Слова были не нужны, их тела говорили сами за себя; они зачали ребенка, который умер безымянным задолго до своего рождения.
Алекс в это время думала о путешествии по Америке, которое в качестве творческого эксперимента совершили вместе, но поначалу не зная друг друга, Софи Калле и Грег Стефард. Оба во время этой поездки из Нью-Йорка в Сан-Франциско на старом, полуразвалившемся автомобиле, сидя рядом, вели кинодневник, а позже из этой двойной, двойственной интерпретации одних и тех же событий сделали вместе своего рода документальный фильм. Софи Калле в течение всех четырнадцати дней каждое утро говорила в микрофон: «No sex last night», в то время как Грег Стефард ни разу не проронил об этом ни слова. Потом Софи Калле и Грег Стефард, наверное, для того чтобы наконец-то по-человечески покончить с этим животным взаимным наблюдением, 18 января 1992 года поженились в Лас-Вегасе на 604-й улице. Во время обряда они сидели в своем давно дышащем на ладан кадиллаке со спущенным верхом. Чиновница с неописуемой скоростью задавала им свои старые как мир вопросы из 24 hr drive up wedding window, [31]а Софи Калле и Грег Стефард протягивали свои потрескавшиеся руки к микрофону и оглушительно выкрикивали свое «Да!», перекрывая голосами штормовой ветер Невады, и голоса летели через открытое окошко для брачующихся под невидимые своды little white chapel. [32]
