Взять хоть Розу и Гарри, моих новых клиентов. Классический пример супружеской пары, отвыкшей заниматься сексом. Роза не чувствует влечения к Гарри. Забыла, что это такое. А я ей объяснила: либидо подобно мышцам. Перестань тренироваться – и ты не только не сможешь, но и не захочешь лезть на гору. Или даже прокатиться на велосипеде до магазина. В любви имеются свои правила, и их следует уважать. Не хочется читать нотации, но так трудно удержаться. Роза и Гарри наивны как дети – всерьез верят, что трусики-танга, флирт на стороне и тому подобное имеет какое-то значение! Впрочем, все мои клиенты дилетанты в любви.

Знаете, что я сказала бы Розе и Гарри? Любовь существует вне нас. Она не принадлежит никому и доступна всем, кто знает, как подключиться к этой сети. Кого любить? Как любить? Нет, выбор проще – любить или не любить. Да, самая страшная тайна любви в том, что она выбирает жертв наугад. Почему, думаете, я так рано выскочила замуж? Да потому что не видела смысла в том, чтобы тратить долгие годы на поиски принца на белом коне. Огляделась по сторонам – нет ли поблизости хорошего, доброго парня, а их как собак нерезаных. Ей-богу! Красивых, обаятельных и умных – раз, два и обчелся, а просто хороших – хоть отбавляй. Йен был милым, ласковым, но сердце мое не трепетало. Я выбрала его, пробудила в нем любовь и вырастила себе возлюбленного.

И вот прошлой ночью, насытившиеся друг другом, мы лежим в темноте спальни. Я, уютно привалившись к мужу, начинаю дремать, и вдруг он гладит меня по лицу. Вот досада! Уже ведь наплывает сон, и такой блаженный сон, можно сказать – сон праведницы. Впрочем, я – это я, а никакая не праведница. В общем, Йен гладит мое лицо – словно слепой читает по Брайлю. И столько чувства в этих пальцах, что я поворачиваюсь к нему.

– Что, – не спрашиваю, говорю я.

– Аня? – Шепот тихий как вздох.

– Да?

Сон потихоньку отступает. Медленной волной откатывается забытье. «Закрой рот!» – мысленно приказываю я мужу. Вслух я никогда не произношу таких слов. Неуважительная речь губительна для супружеской жизни. Еще одно правило.

– Аня, как по-твоему, не пора ли нам обзавестись ребенком?

– Ребенком?

– Да, ребенком. Неужели тебе не хочется ребенка?

Рука невольно ныряет под одеяло, и я ощупываю живот, гладкий плоский живот – свою гордость. Я никогда не переедаю и каждый вторник хожу в бассейн. Плоский живот – моя заслуженная награда.

– Аня? Я люблю тебя, Аня, – шепчет он, словно пытается оспорить какие-то мои слова. – Почему ты молчишь? Я же люблю тебя!

Йен редко говорит о любви. И сейчас это пугает даже больше, чем просьба о ребенке. Я, разумеется, довольно часто повторяю, что люблю его, – всякий раз, когда желаю спокойной ночи, когда получаю от него подарок на день рождения. Я говорю, что люблю его, а потом добавляю: «А ты любишь меня! Мы любим друг друга!» Это очень важные слова. Произносить их (как и заниматься сексом) следует регулярно, иначе они пожухнут, сгинут. Искренность переоценивают; я иногда произношу эти слова без всякого чувства. Просто потому, что жена должна говорить мужу, что любит его. Тогда муж ощущает в себе уверенность, а уверенный муж – это более любящий муж, что легко может привести к тому, что в следующий раз «Я тебя люблю» прозвучит много естественнее и с большим чувством. Я учу своих клиентов и этому. Такой вот любовный фокус – ложь.

Розе, как я вижу, идея насчет вранья пришлась по душе, но Гарри покоробило. Как обманутого мужа. Каковым, думаю, он и является. Сексуальная ревность – вот что, как правило, приводит ко мне людей, хотя они и скрывают ее за множеством иных причин и обид. Я пытаюсь объяснить им, что по прошествии определенного времени любовь перестает быть естественной и непременной составляющей брака. И не может существовать сама по себе. Любовь – каждодневный труд. Хрупкое растение, которое следует поливать определенное количество раз, и не больше. Золотая рыбка, которую нельзя ни забросить, ни перекормить. Помните рыбку из фильма «Как рыбка без воды», которая в конце концов переросла плавательный бассейн?

Странно. Йен наконец сам, без моей подсказки, говорит «Я тебя люблю», а я не нахожу в себе сил ответить ему тем же. Очень странно. Надо будет завтра подумать об этом. Почему я сейчас не могу произнести этих слов? Я же люблю Йена. Действительно люблю. Добрую минуту я гляжу в окно на луну и темные очертания холма Файриш. Затем поворачиваюсь к мужу:

– Хорошо, Йен. Спасибо.

Как будто его нежность – простая учтивость.

Затем добавляю (потому что я тоже умею себя вести и потому что знаю: нам это пойдет на пользу, учитывая наличие свободной комнаты, наш возраст, состояние здоровья, всю нашу жизнь):

– Да, я хочу ребенка, Йен. У нас будет ребенок, правда? Будет.

Мы снова начинаем заниматься любовью, на этот раз без презерватива.

И вот теперь сидим и как ни в чем не бывало завтракаем. Словно наше прежнее бытие не подошло к концу. А ведь, быть может, молекулы новой жизни уже начали свой хоровод.

– Передай, пожалуйста, молоко. – И Йен привычным жестом тянется за молоком.

Кое-что в нашей жизни идет по-старому. Я по-прежнему повариха, хотя работу в школьной столовке после места шеф-повара в «Зимородке»[2] можно считать шагом вниз по карьерной лестнице. По правде говоря, не рассчитывала я надолго задерживаться у плиты. Забавная штука жизнь, а? В том смысле, что мои старики спали и видели меня в университете – они у меня оба с высшим образованием, а я и школу-то недолюбливала. Читать любила, это да, и по сей день люблю. Но контрольные, экзамены – это не по моей части. «Может, но не хочет», – сетовали учителя. А что в этом плохого? Разве только с дипломом в кармане можно прилично жить? Да пропади она пропадом, школа эта! Но вот ведь что странно – я снова каждое утро отправляюсь в школу! Не собираюсь, конечно, торчать здесь до конца своих дней, но работа в общем-то неплохая. Главное – голова свободна. Я придумываю разные истории. Пою про себя. Прислушиваюсь и присматриваюсь к тому, что творится вокруг. Деньги по сравнению с рестораном, конечно, мизерные, зато и рабочий день недолгий.

Ладно, кому я пудрю мозги? Ненавижу свою работу! Обрыдла она мне, до зеленых чертиков! Похоже, лет двадцать тому назад я из сущего легкомыслия совершила серьезную ошибку и теперь по уши увязла в чьей-то чужой жизни. Я должна была пойти в университет, получить диплом, найти интересную работу. Не выходить замуж за Гарри. Мама и папа были правы. С возрастом я все отчетливее это понимаю. Я здорово облажалась.

А вы небось думали, в школьных столовых сплошь божьи одуванчики работают? Покормят ребятишек – и домой, носки вязать да коржики печь. Некоторые и впрямь душки, ни дать ни взять ангелы во плоти! Но есть штучки и вроде меня. Уж я-то знаю, сколько раз доводилось подменять наших похмельных барышень. Или тех, по ком психушка плачет. Или Лили, мою новую подружку, которую муженек-нефтяник, воротившись с вахты домой, доводит до такого состояния, что та не в силах дотащиться до работы.

Но скажу я вам, школьные поварихи заслуживают уважения. Они примечают гораздо больше, чем можно подумать, а их не замечает никто. Я здесь всего месяц, а уже знаю, кто из ребятишек не завтракал дома, у кого из них нет друзей, а кто из желания всегда и во всем быть первым даже ест наперегонки. А чего только не услышишь в школьной столовой! Вчера, например, одна девчушка осторожненько так поинтересовалась у подружки, правда ли, что у той родители не в разводе, будто иметь женатых родителей просто стыдно.

Кого мне по-настоящему жалко, так это детей матерей-одиночек. Я их с первого взгляда узнаю – сгорбятся над столом и торопливо, жадно набивают животы. Все их сторонятся как зачумленных. Никто не хочет сидеть рядом, они всегда в одиночестве. И такой у них несчастный вид, даже если сами по себе они симпатичные ребята. А у других мальчишек – одних и тех же, каждый божий день – школьные хулиганы выхватывают и топчут ногами чипсы, а то возьмут и молоко разольют. Этой шпане тоже несладко, у них свои причины изводить тех, кто послабее. Вот я и говорю, мы, школьные поварихи, отлично понимаем: для некоторых детство – сущий ад. Жуть, что творится в столовой, а на игровой площадке и того хуже. Я, бывало, следила за Сэмом. Подкрадусь к школьным окнам и высматриваю. И всегда, к моей радости, вокруг него веселая кучка друзей.