Все самое ужасное она смела шваброй, нашла резиновые перчатки и упаковку туалетной бумаги, с помощью которой она начала уборку, потом закончила тряпкой. Два раза приходилось ей выбегать на двор, ее тошнило. Кай Рогер принес воды. Она не осмеливалась заглянуть в кухонное окно, но когда Марит пошла наверх за чистой одеждой, они поговорили. Марит сказала, что повязка у отца тоже испачкалась, по счастью, только верхний слой, но теперь ему нужна новая. Поэтому когда пол был помыт, биотуалет сполоснули в свинарнике и водрузили на место, Турюнн отправилась в аптеку в Трондхейме, а Кай Рогер приступил к работе в свинарнике.

Когда отца уложили на раскладушку и дали болеутоляющее, она дрожала от усталости. Проводила Марит до машины и долго с ней говорила. Сказала, что пробудет здесь какое-то время, что может убираться, готовить, ездить за покупками и присматривать за мужчинами. Возможно, она пообещала слишком много, но благодарность этой женщине, которая примчалась немедленно и спасла ситуацию, сделала ее слишком великодушной.

— Я купила венских булочек, — сказала она, тут же достала тарелку и поставила перед ним.

— Угу.

— Кофе наверняка еще горячий. Инструменты лежат в дровяном сарае?

— Это еще зачем тебе?

— Надо разобраться с досками на полу в прихожей.

— Все инструменты, какие есть, лежат в сарае, — ответил он и сел с газетой на вытянутых руках. Ему были нужны очки, но он и слышать не хотел об оптике, это было слишком дорого, как он считал. Надо купить несколько дешевых пар готовых очков и проверить, может, они подойдут. Теперь можно не бояться крыс в дровяном сарае. Дератизаторы проделали огромную работу, они трудились несколько дней и выслали счет на одиннадцать тысяч. Даже облегчение от того, что он избавился от такой гигантской проблемы, не смягчило его гнева при виде счета. Основательно выругавшись и прокляв всех и вся, он поковылял на ходунках через двор к свинарнику. Вернулся он успокоенным и лег спать.

Она бы с удовольствием рассказала ему о свинках, о том, что они делают, что происходит в свинарнике, но он только слушал и ничего не отвечал. Она спросила, скучает ли он по ним, но и на это он не ответил. И еще он разозлился на Маргидо за то, что тот рассказал ей про крыс. Он догадался об этом, когда она ничуть не удивилась, завидев на дворе машину дератизаторов на следующий день по приезде. Удивительно еще, что Маргидо не повесил плакат в местном магазине, чтобы все соседи были в курсе, кто обитает в стенах свинарника на Несхове.

Она нашла напильник и молоток. Пришлось долго искать, чтобы обнаружить гвозди для половых досок, у них были очень маленькие головки. Вернувшись в прихожую, она не стала снимать грязные сапоги и принялась убирать все, что стояло на полу. Она прекрасно помнила, докуда доходила лужа, и радовалась, что не придется двигать большой сундук, под него ничего не затекло. Она отодрала первую доску и правильно сделала, у стены скопилась коричневая жидкость. Она достала ведро и мыло, сняла сапоги и зашла на кухню налить воды.

— Что ты там делаешь?

— Мою прихожую.

— Там давным-давно чисто.

Наверно, у него в носу застрял запах свинарника. Тут с лестницы спустился дедушка. В последнее время он почти все время был наверху, даже днем.

— Отлично, — сказал он. — Тут ужасно пахнет.

— Теперь будет чисто, — ответила она. — На кухне венские булочки. И горячий кофе.

— Большое спасибо, — сказал он и осторожно зашаркал по снятым доскам, которые лежали рядом с гвоздями.

Взявшись за дверную ручку, он спросил:

— Можешь меня подстричь?

Она выпрямилась.

— Подстричь?

— Анна меня стригла. И Тура тоже. На кухне. У нас есть для этого специальные ножницы.

— Надо попробовать, смогу ли я…

Он не стал дожидаться ответа, зашел на кухню и закрыл за собой дверь. Она не задумывалась об этом, но он был прав. Волосы у них уже свисали ниже воротника. Она сняла резиновые перчатки, достала сигареты из кармана дождевика и вышла на крыльцо. Дождь колотил по грязи, каждая капля делала на земле воронку, а потом превращалась в ровную жижу, а потом летела новая капля. Шум капающей с крыши и деревьев воды напоминал гул двигателя на высоких оборотах. И в то же время было в этом что-то успокаивающее, ей нравился дождь. Но дождь в городе, стучащий по асфальту и крышам машин, — нечто совсем иное. Когда земля оттает, ее надо удобрять. Если отец не справится с этим сам, Каю Рогеру придется брать в аренду трактор и заниматься этой работой. Сейчас она служила буфером между отцом и Каем Рогером, но если отец начнет общаться с ним непосредственно, долго это не продлится. И кто же тогда будет заниматься свиньями? Если бы он только не лежал так, когда она приехала, лишенный всякого достоинства…

Вдруг она заплакала. Плакала, затягивалась и кашляла, по фильтру сигареты стекали сопли, никто не слышал ее в шуме дождя. С кем ей поговорить? С Маргидо? Он все равно ничем не поможет, поскольку Тур на него зол за крыс. Знал бы он еще, что все в курсе пустых бутылок. Может быть, Эрленду? А он-то чем поможет? Только будет звать ее в Копенгаген. Просить ее бежать. Легко ему предлагать.

В свинарнике она прибиралась в загончиках, пока Кай Рогер раздавал корма. Они сработались, и свиньи к ним привыкли. Кай Рогер работал помощником еще в двух свиноводческих хозяйствах, куда больших, чем Несхов.

— Если отец не сможет удобрить почвы сам, ты сможешь арендовать трактор?

— Думаю, да. А если нет, может, фирма сама этим займется. Тебе надо поступить на курсы по уходу за скотом, и трактор можешь научиться сама водить. У тебя природный талант к крестьянской работе!

Она улыбнулась:

— Спасибо за комплимент, но я так не думаю.

— Ты не знаешь, сколько здесь пробудешь? Все еще не решила?

— Нет.

Эту тему она обсуждать с Каем Рогером не хотела, но из какого-то уныния спросила:

— Этим хозяйством вообще имеет смысл заниматься?

— Не так, как им занимается твой отец. Если хочешь жить нормально. Я имею в виду экономически. Тут каменный век. Нечасто встретишь ящики для новорожденных поросят, переделанные из ящиков для динамита…

— Бедняга. Он изо всех сил старается сэкономить. А теперь они перестали получать бабушкину пенсию, осталась только дедушкина. За всю еду плачу я.

Она оперлась руками на швабру и опустила на них подбородок, рассматривая стайку поросят, которые, похрюкивая и посапывая, копошились пятачками в соломе и торфе, а хвостики так и вились в воздухе.

Кай Рогер откатил тележку с кормом к следующему загончику.

— Ты здесь следующая, — сказал он.

— Не говори так. Мне невыносимо об этом думать.

— Но ты единственная, ты же рассказывала, что у его братьев нет детей, и ты единственный ребенок в семье.

— Все немного сложнее.

— Какие тут сложности? Ты единственная.

— У меня собственная жизнь. В Осло.

— Сейчас так не скажешь.

— И отец может еще долго работать.

— А потом?

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила она.

— Может, как-нибудь съездим вечером после работы поесть пиццу?

— Ты меня приглашаешь? — сказала она, засмеялась и снова принялась энергично подметать проход.

— Да.

— Я расхаживаю здесь в грязном комбинезоне и чувствую, будто меня пожевали и снова выплюнули…

— Прямо так?

— Я — не самая лучшая компания. Ни для кого в данный момент.

— Тебе надо периодически уезжать с хутора, — сказал он.

— Я езжу за покупками. По каким-то делам в город.

— Ты же понимаешь, о чем я, Турюнн.

— У меня есть бутылка коньяка в комнате и стакан. Иногда я выпиваю немного коньяка, курю, смотрю на фьорд. И много читаю. Вот сейчас, например, про английского ветеринара Джеймса Херриота, слышал о таком?

— Кажется, да. Но все это останется при тебе, если ты даже выберешься со мной поесть пиццы.

— Посмотрим.