— Ничего себе! Двадцать баксов за пару часов?

— Именно двадцать. А если вам что-нибудь взбредет в голову и вы не вернете машину, то я скажу, что вы ее угнали.

Холмен протянул двадцатку. Официально он находился на свободе четыре часа. Это было его первое маленькое преступление.

«Меркьюри» оказался говном на колесах. Из него валил дым, прокладки сносились, коробка передач барахлила, и всю дорогу Холмен переживал, что какой-нибудь предприимчивый коп остановит его, чтобы выписать штраф за нарушение экологии.

Адрес Донны привел его к розовому оштукатуренному дому в районе Джефферсон-парка, к югу от автострады на Санта-Монику — мертвому пятну на широком и плоском лице города. Уродливое двухэтажное здание давным-давно выцвело под лучами безжалостного солнца. Холмена охватила тоска, когда он увидел покореженные карнизы и разросшиеся кусты. Его воображению рисовалось, что Донна живет в местечке посимпатичнее — не таком красивом, конечно, как Брентвуд или Санта-Моника, но и не в таком мрачном. Время от времени Донна жаловалась на нехватку денег, но у нее была постоянная работа частной сиделки при престарелых клиентах. Холмен задумался, почему Ричи не помог матери переехать в более пристойный район, когда поступил в полицию. Он представлял себе взрослого сына как человека, способного на благородные поступки, даже если они шли вразрез с его представлениями о жизни.

Обшарпанное здание имело форму подковы. С улицы в глубь внутреннего дворика вела извилистая дорожка, петлявшая между лохматыми кустами вдоль двух рядов одинаковых квартир. Донна жила в квартире № 108.

Никакого замка при входе во двор не стояло. Любой прохожий мог свободно пройти по дорожке, и все же Холмену никак не удавалось решиться. Он переминался с ноги на ногу, ощущая неприятное жжение в животе. Казалось бы, все элементарно: постучать в квартиру и спросить у новых жильцов адрес Донны. В том, чтобы заглянуть во двор, не было ничего противозаконного, и, позвонив в дверь, он не нарушал условия своего освобождения. Тем не менее Холмен чувствовал себя преступником.

Собравшись с духом, он пошел в сто восьмую квартиру. Он постучал в дверь и моментально сник, когда никто не отозвался. Холмен снова постучал, на этот раз чуть более настойчиво. Дверь приоткрылась, и наружу выглянул худой лысеющий мужчина. Он вцепился в ручку, готовый в любой момент захлопнуть дверь.

— Я занят, приятель. В чем дело? — отрывисто спросил он.

Холмен засунул руки в карманы, чтобы выглядеть не так угрожающе.

— Я ищу старую подружку. Ее зовут Донна Баник. Она раньше жила здесь.

Мужчина облегченно вздохнул и распахнул дверь. Он стоял, как аист, уперев правую ногу в левое колено, босой, в мешковатых шортах и линялой майке.

— Прости, парень. Ничем не могу помочь.

— Она жила здесь года два назад. Донна Баник, темноволосая, среднего роста.

— Я сам здесь месяца четыре-пять. А кто тут раньше жил, понятия не имею, тем более два года назад…

Холмен покосился на ближайшие квартиры, подумывая, не может ли быть в курсе кто-то из соседей.

— Вы не знаете — вдруг кто-нибудь из нынешних жильцов ее помнит?

Бледный мужчина проследил за взглядом Холмена и нахмурился, словно само наличие соседей было ему неприятно.

— Нет, приятель, прости. Одни приезжают, другие уезжают.

— О'кей. Извините за беспокойство.

— Пустое.

Холмен собрался уходить, но у него мелькнула свежая мысль. Мужчина уже закрыл дверь, но как только Холмен постучал, она мигом распахнулась.

— Извини, приятель, — смущенно пробормотал Холмен, — управляющий живет в этом же доме?

— Да, в сотой квартире. Первая от входа, с северной стороны.

— И как его зовут?

— Ее. Это женщина. Миссис Бартелло.

— О'кей. Спасибо.

Холмен вернулся по дорожке к сотой квартире и постучал — на этот раз уверенно и громко.

Миссис Бартелло оказалась крепкой женщиной с туго стянутыми в пучок седыми волосами. На ней было бесформенное домашнее платье. Она смотрела на Холмена через закрытую решетку. Он представился и объяснил, что ищет женщину из квартиры № 108, Донну Баник.

— Мы с Донной когда-то были женаты, но давно. Мне пришлось уехать, и мы потерялись.

Холмен решил, что сказать так проще, чем объяснять, что он — тот самый подонок, который бил Донну, а потом оставил ей на воспитание собственного сына.

Выражение лица миссис Бартелло смягчилось, словно она узнала его, и она открыла решетчатую дверь.

— Черт возьми! Да вы, должно быть, отец Ричарда, тот самый мистер Холмен?

— Да, верно.

Холмен подумал — может, она читала о смерти Ричарда, но потом понял: нет, она не знает, что Ричи погиб.

— Ричард замечательный мальчик. Все время навещал ее. У него такой мужественный вид в форме.

— Да, мэм, спасибо. Не могли бы вы сказать мне, где сейчас живет Донна?

— Вы не знаете?

Ее взгляд сделался еще ласковее.

— Я давно не видел ни Ричи, ни Донну.

Миссис Бартелло широко распахнула дверь, глаза ее стали печальными.

— Мне жаль. Вам не сообщили. Очень жаль. Донна скончалась.

Холмен почувствовал, что движения его стали медленными, будто он принял что-то из наркотиков. Казалось, что биение сердца, ритм дыхания, ток крови «поплыли», как запись на пластинке, когда сбивается игла. Сначала Ричи, теперь Донна. Он ничего не ответил, и в грустных глазах миссис Бартелло засветилось понимание.

Широкоплечая, она стояла на пороге, скрестив руки на груди.

— Так вы не знали. Ох, мне так жаль, вы не представляете. Так жаль, мистер Холмен.

Холмен почувствовал, как его медлительность превращается в некое подобие покоя.

— Как это случилось?

— Это все проклятые машины. Так носятся по шоссе, что я боюсь куда-нибудь выходить.

— Она попала в автокатастрофу?

— Как-то вечером возвращалась домой. Вы знаете, что она работала сиделкой?

— Да.

— Возвращалась как-то домой. Почти два года с тех пор прошло. Как мне объяснили, сначала кто-то потерял контроль над управлением, а потом еще несколько машин потеряли контроль, и та, в которой ехала Донна, тоже. Уж простите, что приходится все это рассказывать. Я так убивалась из-за нее и бедного Ричарда.

Холмену захотелось поскорее уйти, убежать из дома, где жила Донна, из места, куда она возвращалась в последний вечер своей жизни.

— Мне надо найти Ричи, — сказал он. — Вы мне не поможете?

— Так мило, что вы называете его Ричи! Когда мы познакомились, он уже был Ричардом. И Донна всегда называла его так. Вы в курсе, что он полицейский?

— У вас есть номер его телефона?

— По правде говоря, нет. Я видела его, когда он приезжал к матери. Нет, не припомню, чтобы у меня был его номер.

— Значит, вы не знаете, где он живет?

— Боюсь, что нет.

— А на договоре об аренде у вас нет адреса Ричи?

— Простите. Я выбросила все старые бумаги… раз появились новые жильцы, какой прок хранить этот мусор?

Холмен внезапно испытал желание рассказать миссис Бартелло, что Ричард тоже погиб. Это было бы честно по отношению к женщине, которая так тепло отзывалась о Донне и Ричи, но у него не хватило сил. Он чувствовал себя опустошенным, словно отдал все без остатка.

Холмен уже собирался поблагодарить миссис Бартелло и попрощаться, когда в голову ему пришла еще одна мысль.

— Где она похоронена?

— Да там, за Болдуин-Хиллз. На кладбище «Болдуин хейвен». Я в последний раз видела Ричарда как раз на похоронах. Он был не в полицейской форме, представляете? Так ею гордился, а на похороны матери пришел в красивом темном костюме.

— Много людей было?

Миссис Бартелло печально вздохнула.

— Да нет. Не сказать, чтобы много.

Холмен вернулся к машине в унылом, подавленном состоянии. Он поехал на запад, навстречу заходящему солнцу, и угодил в плотный поток лезущих со всех сторон машин. Час пик. Чтобы преодолеть несколько миль до Калвер-Сити, ему потребовалось почти сорок минут. Холмен поставил машину Перри в подземный гараж мотеля и вошел через главный вход. Перри все еще сидел за столом. Крохотный радиоприемник играл металлически дребезжащие песенки «Доджерс». Когда Холмен отдавал ключи, Перри чуть приглушил звук.