— Вот как? Невиновны? Что ж, пусть об этом судят присяжные. А теперь хочу спросить вас о медальоне леди Энн. Почему вы сказали Томасу: «Дай сюда, это мой», когда он показал найденный им медальон?

— Да ничего подобного. Я этого не говорила.

— Так значит, и Томас, и Мэтью Барн, лгали перед судом присяжных, так, что ли?

— Конечно, лгали. Они сговорились заранее, выдумали всю эту историю. А ведь тогда, в тот день, все было по-другому. И этот мальчишка Мэтью вылетел из дома как ошпаренный, когда Питер спросил его, правда ли, что я сказала именно так.

— Стало быть, и Томас, и Джейн Мартин, лгали перед судом присяжных, утверждая, что по возвращении из Лондона на леди Энн был ее любимый медальон? Выходит так?

— Да, так. Ну, уж Томас-то во всяком случае. И я далеко не уверена, что Джейн утверждала, будто бы видела медальон. Нет, она ответила на вопрос иначе, что вроде бы видела, как на шее леди Энн блеснуло что-то золотое, вот и подумала, что это медальон. Я точно помню, она сказала именно так.

— Томасу тоже показалось, что в руках у убийцы блеснуло что-то золотое, когда этот Роузи склонился над телом леди Энн, не так ли? Именно тогда Роузи и похитил этот золотой медальон, сорвал его с шеи несчастной, оставив на ней царапину. Что и подтвердил детектив Батлер в этом самом зале на прошлой неделе, не так ли, леди Робинсон?

— Нет, не так. Она оставила его в ванной комнате в Челси, когда приезжала на выставку цветов. А потом, в субботу, мы все вместе поехали в загородный дом Робинсонов. И в ванную никто не заходил до середины следующей недели. Я стала первой. Питер после убийства остался во Флайте.

— Но зачем вам понадобилось заходить именно в эту ванную комнату? Она же на самом верхнем этаже дома, разве не так?

— Нет. Она на третьем этаже, не на четвертом. И когда мне понадобилось в туалет, в ванной внизу работала уборщица.

— Так. Это понятно. Но почему вы не воспользовались своей собственной ванной в подвале? Вам было бы до нее ближе, раз вы работали на первом этаже.

— Сама не знаю. Не могу этого объяснить. Возможно, потому, что ванная наверху куда красивее и комфортабельнее, чем в подвальном помещении. А может, просто надоело пользоваться одной и той же ванной.

— Но неужели из-за этого стоило подниматься вверх на целых три этажа, вместо того чтоб спуститься вниз на один?

— Наверное, — пожала плечами Грета.

— Да не находили вы ни в какой ванной медальон леди Энн, миссис Робинсон. Вы получили его из рук убийцы, я прав?

— Зачем он мне? Ведь это была не самая ценная и красивая из вещиц леди Энн. Из фамильных драгоценностей Сэквиллей, разве не так, мистер Спарлинг?

— Вы хотели завладеть медальоном как трофеем. Сам он, и фотография внутри являлись символом семейного счастья сэра Питера и леди Энн. И вот теперь леди Энн мертва, а вы смогли выйти замуж за сэра Питера.

— И потому я положила этот медальон в ящик стола и ждала, когда его кто-то найдет, так, что ли? — насмешливо заметила Грета. — Умнее не придумаешь.

— Нет, ничего подобного. Вы спрятали этот медальон в потайном отделении бюро. И потом, вынужден напомнить вам, леди Робинсон, что вопросы здесь задаю я, а вы должны на них отвечать. Отвечать на мои вопросы, ясно вам?

Грета отвернулась от Спарлинга, окинула взглядом присяжных и улыбнулась. Барристер снова зашелестел бумагами и после паузы задал следующий вопрос:

— Почему вы не сказали сэру Питеру о медальоне?

— Не хотела его расстраивать.

— Но ведь сэр Питер вернулся в Лондон лишь через неделю после убийства. И уверен, только обрадовался бы этому медальону. Ведь он служил знаком того, что покойная его супруга, леди Энн, очень ценила эту вещицу и все, что с ней было связано, не так ли? Что всего за два дня до смерти она надела этот медальон с его снимком, что взяла его с собой в Лондон.

— Не знаю. Лично я не стала бы придавать этому такого значения.

— Однако все же решили, что медальон важен. Иначе зачем было прятать его в потайном ящике?

— Подумала, что там будет сохраннее.

— Но не проще ли было отдать медальон сэру Питеру, когда он немного придет в себя?

— Да я просто забыла о нем. И без него голова кругом шла. Похоже, вы запамятовали, мистер Спарлинг, что меня арестовали в день похорон.

— Говорите, забыли? И при этом не поленились понадежней спрятать эту вещицу и ничего не говорить сэру Питеру из опасения огорчить его? Как-то не сходятся тут концы с концами, вам не кажется, леди Робинсон?

— Не знаю, что кому там кажется, мистер Спарлинг. Единственное, что могу сказать по этому поводу, так это то, что лето прошлого года было самым трудным периодом в моей жизни. Меня арестовали по обвинению в убийстве. Мой наниматель потерял жену. А его сын затеял на нас настоящую охоту при полной поддержке и поощрении полиции Суффолка. И лично меня нисколько не удивляет, что я просто-напросто забыла об этом медальоне.

— А вот лично у меня, леди Робинсон, складывается впечатление, что вы о нем не забыли. Вы все время помнили, что он в тайнике. Вы положили его туда специально, чтоб никто не нашел.

— Да забыла я о нем, и все!

— Мистер Спарлинг, — вмешался судья. — Позвольте напомнить, скоро уже час дня. Вы имеете еще какие-то вопросы по существу или теперь самое время объявить перерыв на ленч?

— У меня остался всего лишь один вопрос, ваша честь. И, возможно, будет лучше, если я задам его прямо сейчас, а не после перерыва.

— Что ж, мистер Спарлинг. Прошу вас.

— Леди Робинсон, я продолжаю утверждать, что вы получили этот медальон от человека по имени Роузи, который навестил вас в лондонской квартире в апреле прошлого года и который в конце мая прошлого года убил леди Энн. Тот же Роузи вернулся в дом «Четырех ветров» две недели тому назад и произнес там ваше имя. Вы наняли его для совершения убийства с тем, чтоб потом поделить награбленное между собой.

— Никого я не нанимала, — отрезала Грета. — Более того, не знаю ни одного человека по имени или фамилии Роузи, даже с отдаленно похожим на это именем. Я вам это уже говорила, мистер Спарлинг.

— У меня больше нет вопросов, ваша честь, — сказал обвинитель. Он понимал, что с Гретой справиться ему не удалось, похоже, у этой дамочки, как верно заметил Мэтью Барн, был заранее заготовлен ответ на каждый вопрос. А если повторять одни и те же вопросы, это значительно ослабляет позицию. Спарлинг чувствовал: он проигрывает дело. Мысль об этом приводила его в отчаяние, и он уткнулся в бумаги на столе, чтоб ни один из присяжных не мог прочесть разочарование на его лице.

— Мистер Ламберт, с вашей стороны есть еще свидетели? — спросил Грэнджер, когда Грета заняла свое место на скамье подсудимых.

— Всего один, ваша честь, — ответил Майзл. — Муж моей клиентки, сэр Питер Робинсон.

— Что ж, в таком случае заседание возобновляется в два часа дня. Всем приятного аппетита, уважаемые члены жюри присяжных, — сказал судья, избегая смотреть в глаза разъяренной старшине, даме, похожей на Маргарет Тэтчер. Казалось, она готова наброситься на любого из присутствующих и яростно бить его черной кожаной сумочкой. «Слава богу, — подумал судья, — что не придется обедать в компании этой дамочки».

Позже Томас так и не понял, как хватило им терпения прождать целых два часа в кафетерии Центра регистрации гражданских состояний. Сущей пыткой было следить за передвижением минутной стрелки на циферблате больших настенных часов. Она ползла с удручающей медлительностью, а заседание в Олд-Бейли меж тем продолжалось. Эндрю занимался выдачей заказов тем, кому хватило ума подать вчерашние заявки пораньше. Его было видно через стеклянную дверь в кафетерий, и несколько раз Мэтью пришлось чуть ли не силой усаживать друга обратно на место, чтоб тот не учинил физической расправы над ленивым клерком.

Часы показывали 12.17, когда на специальном табло вдруг появился номер их заказа, а уже в 12.19 Томас выхватывал бумаги из рук Эндрю. Затем они с Мэтью чуть ли не бегом бросились к выходу. У Мэтью даже не было времени взглянуть, воспользовался ли на этот раз Эндрю тревожной кнопкой.