Подойдя к Смиту, негр с дубинкой внимательно осмотрел его, в то время как проводники болтали между собой. Неожиданно он схватил Смита за руку и втолкнул внутрь хижины, что-то выкрикивая при этом. Джеферсон подумал, не следует ли сказать о том, что он американец. Они, по-видимому, понимали по-английски.

Надсмотрщик продолжал орать на него, размахивая дубинкой. Закричал еще один негр. Их лица угрожающе исказились. Попятившись назад, Смит натолкнулся на старика и подобострастно закивал надвигающимся на него неграм: он согласен работать, он подчинится.

Трое мужчин месили глину в яме, подносили ее в пригоршнях к стенам и лепили на подсохшие места. Смит, побаиваясь тяжелой дубинки и презренных людишек, присоединился к ним и принялся за работу.

Четверо конвоиров ушли, а надсмотрщик возвратился и некоторое время стоял, наблюдая за рабами. Те продолжали бросать сухую глину в яму, иногда добавляя туда воды, а затем месили ее ногами и носили к шершавым стенам. Смит работал усерднее других: ведь надсмотрщик прикидывал, на что он способен. Негру явно хотелось ударить Смита, чтобы дать пришельцу почувствовать его новое положение: теперь он раб и должен подчиняться без промедлений.

День угасал, и Смит почувствовал облегчение. Он уцелел в пустыне, остался жив и будет жить. Наступит момент, когда в деревню прибудет белый полисмен, зоотехник-инспектор или какой-нибудь делец, в общем тот, кто спасет его, увезет отсюда и освободит. Он будет ждать, а пока останется рабом.

Подкрепившись дыней с медом, Грэйс и Майк с утра отправились вниз по каньону на поиски съестного. Гриммельман еще спал, а О'Брайен ушел, когда было совсем темно.

В течение двух часов Грэйс и Майк бродили вдоль утесов, гоняясь за ящерицами, время от времени отдыхая в тени громадных скал. Они уходили все дальше и дальше. По мере удаления от пещеры утесы становились ниже и подниматься на них уже не составляло труда.

Загнав в угол коричневую ящерицу, Грэйс убила ее палкой. Перочинным ножом Бэйн выпотрошил добычу, в они завернули ее в тряпочку.

— Здесь мы могли бы, пожалуй, подняться на вершину, — предложила Грэйс.

Бэйн взглянул вверх на пологий склон.

— Давайте попробуем, — согласился он. В этом месте они никогда еще не взбирались на вершину утеса. Может быть, им удастся обнаружить новую колонию ящериц.

Не торопясь и тщательно выбирая дорогу, они поднимались до тех пор, пока не достигли отвесной стены.

— Есть только один способ подняться на вершину, — проговорил Бэйн, — Сможете ли вы хоть на секунду выдержать меня на сцепленных руках?

— Попробую, — ответила Грэйс. — Не хотелось бы возвращаться тем же путем.

Она крепко сцепила руки. Бэйн отошел назад, разбежался, на мгновение оперся ногой о ее руки и не без труда, уцепившись за край глыбы, подтянулся вверх.

Лежа на плоской скале, Майк протянул руки молодой женщине и ухватил ее за запястья. Потом медленно и уверенно стал подтягивать к себе Грэйс, а она помогала ему, выискивая опору на скале кончиками пальцев босых ног. Взобравшись наверх, они решили отдохнуть и расположились на камне… Оставшаяся часть пути до вершины казалась им намного легче.

До сознания Бэйна неожиданно дошло, что Грэйс лежит совсем рядом. Он чувствовал теплоту ее тела, запах волос. Порванная блузка расстегнулась на груди, изношенная юбка едва прикрывала бедра.

Грэйс повернулась, заметив, что он рассматривает ее, и улыбнулась. Бэйн определенно чем-то нравился ей. Они поднялись и молча двинулись дальше. Вскоре им удалось убить еще двух сонных ящериц. В небольшую похожую на сокола птицу Бэйн швырнул камнем, но промахнулся, и оба долго наблюдали за ее полетом. Глядя на Грэйс, Майк все больше проникался чувством ненависти к О'Брайену. Когда стемнеет, она снова уйдет с охотником, как это случалось теперь каждую ночь.

Потом они шли вдоль хребта, с трудом ступая босыми ногами по раскаленным от зноя камням, пока не наткнулись на глубокую, похожую на колодец круглую яму в скале. Майк и Грэйс остановились и долго смотрели вниз.

— Интересно, какого происхождения эта яма? — полюбопытствовала Грэйс.

— Не знаю, — ответил Майк.

Стены колодца были абсолютно гладкими, и вряд ли кому-либо удалось бы спуститься в него. У Бэйна появилось такое желание, но без веревки об этом нечего было и думать.

— Может быть, много лет назад почва на этом месте оказалась более рыхлой, а время и стихия довершили разрушение.

— Странно, — произнесла Грэйс.

— Осторожнее. Скала скользкая, — предостерег ее Бэйн, взяв за руку и отводя от края ямы. Теперь, когда Грэйс стояла рядом, она казалась ему необыкновенно красивой…

Неожиданно он отпустил ее руку и пошел дальше: она принадлежала О'Брайену.

…Джеферсон Смит работал, спал и ел. Он стал привыкать к однообразию новой жизни, ожидая прихода своих спасителей.

Негр все время думал о том, что случилось с Гриммельманом, Майком и Грэйс. Что сделал с ними О'Брайен? Смит старался отогнать от себя эту мысль, так как никому из них ничем не мог помочь. Он вообще ничего не мог: ни убежать в пустыню, ни защитить себя, ни объяснить, кто он такой, без риска для жизни. Он попал в западню. Ничего теперь не оставалось, кроме ожидания, надежд и борьбы за существование.

Смит изучал людей, ужасался их однообразному существованию. Они позабыли свои прежние обычаи и не воспринимали новых. Повсюду царили скука и пустота. Они жили, выращивая свой малорослый скот и копаясь в пыльных огородах, жили без всяких надежд. У этих глубоко несчастных людей, казалось, не было будущего.

Дом, бесформенная лачуга, которую Смит и другие рабы строили из глины и прутьев, был, наконец, закончен, и их послали на другую работу. Кожаными ведрами таскали они воду из колодца на пыльные пересохшие поля, поливая каждое растение и каждый кустик в отдельности; ходили за хворостом, ремонтировали загоны для скота, собирали высохшие на солнце лепешки помета.

Смиту выдали рваные штаны и расплющенную соломенную шляпу, и он стал выглядеть таким, как и все. Носили они старые обноски и лохмотья, оставшиеся от европейского платья, и лишь несколько древних старух прикрывали себя фартуками из невыделанной кожи.

Смит замкнулся в себе. Он выполнял свою работу, ожидая тот день, когда все это кончится. Ночью их не сторожили, но он даже не помышлял о побеге, довольный тем, что остался жив.

Спал он в одной из хижин вместе со стариком, светлокожим мальчиком и бушменом. На ужин, который приносил какой-нибудь деревенский мальчуган, им обычно давали овсяный суп с крошечными кусочками мяса и что-то бесформенное, похожее на хлеб. Этого было достаточно. Оно заполняло желудок, можно было спокойно размышлять. Смиту хотелось бы иметь бумагу и перо, поскольку в нем еще сохранилось стремление писать. Он тосковал по своему дневнику. Как-то ночью ему отчетливо представился лист белой бумаги, испещренный буквами. Мысли заполнили воображаемую страничку:

«Смог бы я снова найти горы? Существуют ли они в действительности? Там мы отчетливо поняли весь драматизм жизни. Убил бы я сейчас О'Брайена? Наверное, нет. Пожалуй, без него, без его охотничьих инстинктов и ружья никто из нас не продержался бы долго. Однако в конце концов он мог уничтожить всех. Сейчас мне кажется, что там я прожил бы еще долгое время. Может быть, мне удастся познать кое-что и чему-либо научиться здесь. В этой деревне в голову не идут никакие мысли. Нет и книг. Только люди да работа».

Потом он забылся глубоким сном, сознавая, что скоро наступит еще один рассвет, еще один бесконечный день изнурительного труда.

Как-то вечером, до наступления темноты Смит решил пройтись по деревне. Никто не причинял ему никакого вреда; все уже знали нового раба, считали его немым и только равнодушно поглядывали, когда он проходил мимо.

Дойдя до окраины деревни, Смит остановился у последнего дома и долго смотрел вдаль на ровную линию горизонта. Может быть, попытаться совершить побег и найти кого-нибудь, кому можно будет рассказать о катастрофе с самолетом? Нет. Он не сделает этого. Надеяться на то, что ему опять повезет, Смит больше не может. Он и так чудом уцелел при аварии, выжил в черных горах, в пустыне, среди бушменов, а теперь и среди этих людей.