Она постучала.

Дверь открыл Дэвид. Видный мужчина с волосами черными как смоль. Они пожали друг другу руки.

Офелия сидела, откинувшись на спинку розового шелкового диванчика с позолоченными ножками. «Если бы на ней было платье в стиле ампир, она была бы похожа на придворную даму из Версаля», — подумала Эбби. Но Офелия облачилась в обычный фланелевый халат и, судя по выражению лица, была очень довольна собой.

— Извините, мисс Тайлер, — выпрямившись, сказала Офелия. — Я доставила всем столько хлопот. Заставила поволноваться. Сама не знаю, о чем я думала… Садитесь, пожалуйста.

От этих слов у Эбби защипало в носу. Когда тридцать три года назад она очнулась от наркоза, ей сообщили, что ребенок умер. Лишь через несколько недель Мерси сказала ей, что девочка жива. С того дня и начались странствия Эбби. Она хотела вернуться в тюрьму и бороться за освобождение законными способами. Но желание найти свое дитя оказалось сильнее; она была вынуждена начать жизнь беглянки. Сейчас ее мечта могла стать явью, но Эбби не находила слов.

— Такое бывает, — сказала она, опустившись в кресло. — Мы очень рады, что все обошлось.

Глядя на Офелию, которую забрали у нее, даже не дав подержать в руках, Эбби думала обо всех пропущенных днях рождения, первых зубах, шагах и словах дочери, которые она пропустила. Неудержимо хотелось сказать ей правду. Но если бы она дала себе волю, пришлось бы рассказать и все остальное. Как сообщить этой женщине, что дипломированный финансист, известный благотворитель и филантроп Норман Каплан на самом деле чужой ей человек, а ее подлинным отцом является хладнокровный преступник, убивший старуху за пятьдесят центов?

Офелия начала теребить полу халата.

— Мне нужно было принять трудное решение. Я хотела остаться одна и подумать.

Трудное решение? Внезапно Эбби ощутила скопившееся в комнате напряжение. Что-то было не так. Она повернулась к Дэвиду:

— Доктор Мессер, вы позволите мне недолго поговорить с вашей невестой с глазу на глаз?

Дэвид посмотрел на Офелию, и та сказала:

— Я бы с удовольствием съела мороженого. Пустыня высосала из меня всю жидкость.

Когда он ушел, Эбби начала искать нужные слова. Она думала, что влюбленная, беременная и готовящаяся выйти замуж Офелия очень счастлива, и пребывала в уверенности, что ее дочь ждет чудесная жизнь.

— Надеюсь, вы смогли принять свое трудное решение, — осторожно сказала она, ожидая, что Офелия захочет объяснить случившееся.

— Прошу прощения, мисс Тайлер. — Офелия неуверенно встала с диванчика. Ее лодыжка была забинтована, стопа покраснела и опухла. — Мне бы не хотелось обременять вас своими личными делами. — Она подошла к резному шкафчику, украшенному пасторальными сценами, налила два бокала «эвиана» и сказала: — Лучше объясните, как я умудрилась выиграть конкурс, в котором не принимала участия.

Эбби хотела сказать Офелии то же, что уже сказала Коко и Сисси, и сослаться на благотворительность Сэма Страйкера, но здесь кривить душой было нельзя. Она должна была знать, в чем заключаются трудности дочери, и помочь ей справиться с ними.

Офелия молча протянула Эбби бокал и вернулась на диванчик. Похоже, характер у нее был упрямый и властный. Доктор Каплан тревожно посмотрела на закрытую дверь, и Эбби поняла, что на самом деле конкурс ее вовсе не интересует.

Выбора не оставалось. Эта женщина была ее дочерью. Тридцать три года Эбби ничем не могла ей помочь. Но сейчас все изменилось.

— Может быть, расскажете, в чем проблема?

Офелия посмотрела на хозяйку курорта. Кто-то говорил ей, что Эбби Тайлер — затворница. Она создала этот курорт четырнадцать лет назад и с тех пор ни разу не выезжала за его пределы. Ухоженная, привлекательная женщина под пятьдесят, со вкусом одетая, с прямым, открытым и добрым взглядом…

— Все дело в моей беременности, — тихо сказала она.

В пустыне, где не было ничего, кроме скал, ветра, песка и неба, Офелия пыталась найти ответ на мучивший ее вопрос, но вместо этого сделала потрясающее открытие.

Шагая под солнцем и слушая тишину, она думала, что невинный и нетронутый доисторический мир должен был породить таких же невинных людей, которые стали нашими предками. Ее обвевал ветер, шептал, дышал в лицо то холодом, то зноем, и Офелия чувствовала себя путешественницей во времени. Мир книг и телевидения тускнел, цвета пустыни становились ярче, и чувства Офелии обострились так, что она могла понять, о чем ей кричал паривший в небе краснохвостый ястреб.

Решив отдохнуть, Офелия расположилась в скалах и представила себя одетой в звериные шкуры, поедающей коренья и ягоды и заботящейся о своем потомстве. Кроманьонской женщиной, для которой не существовало ни вопросов, ни дилемм, ни необходимости принимать болезненные решения. Жизнь есть жизнь. Именно она составляла смысл существования этой женщины. Кроманьонке и в голову бы не пришло уничтожить жизнь, зревшую в ее чреве. Эта жизнь была священна и необходима для существования вида.

Что было бы, если бы она сама жила по законам первобытного мира? Однажды ведущий ток-шоу в шутку спросил Офелию, как бы выглядела ее пещера на Беверли-Хиллс и где бы она раздобыла мастодонта на Родео-драйв. В то время вопрос казался чисто абстрактным; мир доктора Каплан ничем не напоминал мир человекообразных предков людей.

Но теперь Офелия знала, что она смогла бы жить по древним законам. Дело не в одежде, не жилье и не в том, что у неандертальцев не было автомобилей. Дело в том, что у тебя внутри.

Теперь Офелия снова находилась в цивилизованном мире и говорила Эбби:

— Я ушла в пустыню, потому что должна была решить, что делать с ребенком. Я не собиралась заводить детей. Противозачаточные таблетки подвели. Мисс Тайлер, я еврейка. Потомок ашкенази. И Дэвид тоже. Он является носителем мутантного гена, который вызывает болезнь Тая-Сакса.

— Я слышала об этом.

— Тогда вы знаете, что случится, если этот ребенок появится на свет. Поэтому я думала об аборте.

Эбби поднесла руку ко рту.

— Но думала я недолго. Мисс Тайлер, я сохраню ребенка. Он или она может прожить очень недолго, но никому из нас не гарантирована долгая жизнь. Если мой ребенок будет жить, он узнает, что такое любовь, радость и счастье. Мы с Дэвидом об этом позаботимся.

Эбби удивилась. Может быть, Офелия все-таки не ее дочь?

— У вас положительный результат на болезнь Тая-Сакса?

— Я еще не проходила генетический тест. Но собираюсь сделать это сразу же, как только вернусь домой.

— Если результат окажется отрицательным… — а так оно и будет! — то вам не о чем беспокоиться.

Офелия покачала головой:

— Я не буду знать ни минуты покоя. Как можно доверять генетическому тесту, если нельзя доверять противозачаточным таблеткам? Я начну ходить от одного врача к другому, требовать гарантий, но никто полной гарантии мне не даст. Над моей головой всегда будет висеть дамоклов меч: а вдруг в лаборатории совершили ошибку и я рожу ребенка, который умрет, не дожив до четырех лет?

Но за ее словами скрывалось нечто большее. Для них с Дэвидом очень много значила спонтанность физической близости. Пока они следили друг за другом, ловя сигналы, их отношения оставались свежими и волнующими. Неужели все это будет утрачено? Неужели боязнь беременности заставит их соблюдать осторожность, следить за календарем и пользоваться презервативами?

Эбби встала с кресла и подошла к каминной полке, на которой стояли позолоченные часы и фарфоровые фигурки в стиле рококо. За окном свистел ветер, увлекая деревья и кусты «Рощи» в дикий полуночный танец… Она повернулась к Офелии.

— Доктор Каплан, а вдруг вы не потомок ашкенази?

— Но я действительно потомок ашкенази.

— Предположим, что это не так, — сказала Эбби. — Чисто гипотетически. — Момент настал. Она сделала глубокий вдох. — Доктор Каплан, я должна вам кое-что рассказать о себе. Когда мне было шестнадцать лет, — сказала она, снова сев кресло, — у меня был роман с молодым человеком, который пробыл со мной очень недолго.