– Два года. Я не помню ничего. Не помню, как быть женой, что надо делать. Никогда ему не стирала, не готовила, то есть когда-то, наверное, я все это делала, но ничего не помню. Совсем. Как каждый день спят с ними?..
– Тебе хорошо. А я помню! Три месяца слезы лила, а потом пришла на сайт и решила найти замену…
– За четыре года ничего?
– Я сначала встречалась, но все сравнивала – мозга нет и не было! А потом прописала себе курс из пяти уколов. – Мила внимательно посмотрела на Фенечку. – Решила – пересплю пять раз подряд с разными мужиками. Вот, кто звонил, я им да, где и… с зажмуренными глазами. Все, кстати, нормальные попались. Один только два часа себя подымал, но справился, дай бог ему здоровья. Полегчало. Немного. Потом думаю, блядью становлюсь. Стоп! Но еще с японцем только переспала. Интересно, ты знаешь, у них сперма пахнет рыбой. Будто в рыбном отделе. Точно. А я рыбный запах не переношу. Он в меня не кончал, боялся, что я ему япончика принесу. Я ему сказала, что мне тридцать два. А он – мозга нет – поверил! Что они японцы понимают?! А ты зачем на сайт пришла, кого найти хочешь?
Мила пожала плечами:
– Дети выросли. В Новый год всегда так тяжело бывает. Вроде привыкла, сама себе хозяйка, но две праздничные недели одна… Может, к Новому году найду, с кем встретить?
– Ужас, а не праздник. Не хочу тебя расстраивать, но не найдешь! Они все разведены и одиноки одиннадцать месяцев в году, но с конца декабря до середины января – на сайте мертвый сезон. – Фенечка рассмеялась. – Эти твари, называемые мужиками, всегда находят, с кем встретить Новый год, а мы сидим и делаем телевизионный рейтинг! Они зарабатывают на нас, на нашем одиночестве!
Фенечка посмотрела на Милу добрыми, честными глазами, наверное, она так каждый день смотрела на своего мужа, провожая и встречая его с работы.
– Мил, давай нажремся!
– Не, я не умею.
– Я тоже, но хочется!
Они вышли из кафе на вечернюю нагретую московскую улицу.
Фонари как-то особенно горели, пропыленная осенняя листва опадала, парочки, шедшие навстречу, казались такими знакомыми, будто все люди на земле возвращались домой с одного-единственного сайта.
До Нового года оставалось время, несколько месяцев.
Неожиданно у Милы зазвонил тот самый новый телефон.
– Мужик. По звонку чувствую, что мужик. Считай до пяти и бери трубку! – скомандовала Фенечка.
– Да, – ответила Мила. – Это я. Да. Чем занимаюсь? Да ничем особенным, с подругой гуляем по Москве.
– Скажи ему, что подруга у тебя красивая…
– …да, только с подругой, она у меня красивая, ее зовут Фенеч-ка, то есть… Вы ее знаете. Нет, не с сайта, почему вы так решили?
На той стороне трубки что-то долго рассказывали, Тулупова только кивала.
– Понятно, – сказала Мила. – Да, приятно было познакомиться.
Людмила отключила трубку.
– Ну что? – спросила Фенечка-Наденька.
– Ты личность известная. Все про тебя говорил.
– Что?!
– Ничего – мозгов нет и не будет…
– Как звать экземпляра?
– Семен. Назвался Семен.
– Это тварь! Это тварь!!! Это такая тварь!
– Велел послать тебя далеко – далеко и надолго.
– И ты меня пошлешь?! – возбудилась Фенечка, и глаза у нее наполнились слезами, будто ее муж прямо сейчас собирал вещи. – Ты меня пошлешь…
Мила посмотрела на свою новую подружку и сказала:
– Привет! Я снова в Червонопартизанске!
– В каком Партизанске?
– Я там родилась. Там тоже все всех знают!.. Давай все ж напьемся… что нам какой-то Семен пятидесяти трех лет?!
– Он в завязке, поверь мне, – вставила Фенечка.
– Все-таки это был первый настоящий мужской звонок.
– Первый?
– Не считая тебя, конечно.
– Я люблю тебя, Милка, я люблю тебя! – И Фенечка-Наденька бросилась обнимать свою новую подругу. – Все! Навеки! Прости меня, дуру, ну, нет мозгов – и не будет! Забей мой номер в трубку – и навсегда! Я твоя. Но ориентация у меня правильная – только мужики!!! Зачем они нам нужны, нам и так хорошо?! Все, все, Мил, я больше не буду…
7
Стадо породистых черно-белых холмогорских коров прогоняли вдоль пионерского лагеря рано утром, когда еще все дети спали, и поздно вечером, перед ужином. Густым, оперным мычанием наполнялся воздух, становился еще влажнее, росистее, пахучее. Дети выстраивались вдоль забора и смотрели на неторопливо бредущих животных. Маленький мальчик в красной рубашке нервничал и прятался за спины.
– Вот бык, вот бык, сейчас он тебя увидит и бросится. – Одно дитя малое пугало другое, и каждый преодолевший свой страх казался себе умнее, взрослее и мужественние. – На красное, на твою рубашку. Во! Во… сюда идет, сейчас набросится…
Тулупова стояла рядом с забором – это был общий ритуал для младших и старших отрядов: кино в клубе показывали раз в неделю, а коров гоняли каждый день. Людмиле было понятно, почему длинный ряд детских лиц с неподдельным интересом на все это смотрел: да – небо закатное, да – березы белые, редкие, уходящие в небо, да – особенное чувство времени, лениво тянущегося, в которое вписывалась неторопливая поступь коров, маятники болтающегося, тяжелого вымени – все завораживало. Но ждали на самом деле другого.
Бык выделялся. Он был крупнее, рога прямее, весь черный, без белых пятен, на лбу челка… Его замечали сразу.
– Бык! Бык! Бык! – громко кричали дети.
И следили теперь только за ним. И шептали наперебой:
– Смотри. Смотри. Сейчас, сейчас…
– Она не бежит от него…
Бычий член обнажался и увеличивался на глазах изумленных пионеров.
Огромное тело быка с красными от возбуждения глазами наваливалось на покорно остановившуюся корову, и все молча смотрели, что происходит.
– И нас будут так, Тулупова, – раздумчиво произнесла Бурмистрова, когда сцена закончилась и стадо прошло.
– Как «так», Бурмистрова? – не поняла пионерка Тулупова, в лагере все называли друг друга только по фамилиям.
– Вот «так»! Как…
– Нет, нет, не…
– Да. Да, – со знанием дела утверждала двенадцатилетняя подруга. – Мужчины для этого и существуют.
Ночью, после отбоя, из мальчишечьей в девичью палату забежал самый низкорослый бойкий паренек Антон Широков и, держа руки над головой, закричал:
– Му! Му! Му!
Бурмистрова тут же вскочила с кровати, схватила полотенце и, размахивая им, как кнутом, стала выгонять «доморощенного быка»:
– «Му»! Что «му»?! Я тебе дам «му»! Я тебе покажу «му», Широков! У тебя потом… такое «му» вырастет.
Выгнав Широкова, девичья палата пионерского лагеря «Спутник» смеялась до тех пор, пока пионервожатая не решила оторваться от своего, как она считала на тот момент, жениха и не вошла в палату на двенадцать коек. Уповая на женскую солидарность, она умоляла:
– Девчонки, ну давайте же спать… я тоже человек, у меня личная жизнь есть или нет?
8
Черная представительская «ауди» с трехцветным флажковым пропуском на лобовом стекле пыталась припарковаться возле Музыкального института имени М. М. Ипполитова-Иванова. Места не было, и, когда водитель «пошел на второй круг», пассажир, сидевший на заднем сиденье, сдался:
– Высади меня здесь где-нибудь поближе – я недолго. Припаркуешься – отзвони, где встал.
– Хорошо, Кирилл Леонардович.
Кирилл Леонардович Хирсанов взял букет из пятнадцати больших красных роз, вышел из машины и направился к главному входу типового школьного здания, куда с недавних времен переехал институт.
На входе так, чтобы впечатлило, он развернул перед охранником Олегом свою кожаную малиновую корочку с российским гербом:
– Где тут у вас библиотека?
– На втором этаже, направо по коридору. Вас проводить?
– Не надо, – отрезал Хирсанов.
– А ректор на третьем! Тоже направо, – крикнул вдогонку Олег, полагая, что без ректора такой визит обходиться не должен.
– Да-да, спасибо, я знаю.
Хирсанов быстро поднялся по двум лестничным пролетам, сразу понял, где институтская библиотека, можно было и не спрашивать. Когда вошел, Тулупова сидела за компьютером и составляла письмо в издательство музыкальной литературы «П. Юргенсон» о выделении книг и партитур классики по льготным ценам.
