На сцене я иногда почти перехожу грань. Вам так не кажется? Но я давно научился обращать такого рода вещи в шутку — я смеюсь сам над собой, и зритель принимает это. Я имею в виду: кто бы мог выйти к первым рядам зрителей и плеснуть им в лицо воды или сделать что-нибудь еще в этом роде? Если бы я делал это абсолютно серьезно, тогда это было бы оскорбительно. Но на самом деле это весело. Что помогает мне выживать в любых ситуациях — так это то, что я люблю смеяться над собой. Если бы мы были группой другого плана со всякого рода лозунгами и политическими темами, тогда все было бы иначе. Вот почему я могу надеть смешные шорты и раздавать зрителям полугестаповские приветствия. Это всего лишь китч. Не все это понимают.
Однажды мы играли в Нью-Йорке вместе с Mott The Hoople, и какая-то дотошная особа написала, что, меняя костюм, я успел переодеть даже туфли и носки. И добавила еще, что находилась так близко ко мне, что ей было видно, какого я вероисповедания и что я был без трусов! Ох уж эти журналисты! Они замечают все, вплоть до прыща на твоей заднице! Кстати, мои дорогие, никакой бутылки из-под колы у меня в штанах нет. То, что там выпирает, — мое собственное!
На сцене я чувствую себя необыкновенно сильным, и я полностью растворяюсь в музыке. Это потрясающее и вдохновенное чувство — когда владеешь аудиторией. Но мне никогда и в голову не приходило, что я могу пропагандировать какие-то политические лозунги среди аудитории. Я не мессия — ничего подобного, я не хочу проповедовать. Ничуть. Я не хочу выходить к ним с речами.
В руках кого-нибудь не столь благоразумного подобная власть могла бы быть непредсказуемой. Я мог бы вызвать мятеж, если бы хотел. Иногда приходит мысль: «У меня есть такая власть. Я могу разрушить все!» Ты полон адреналина, ты чувствуешь себя дьяволом, и это здорово, просто здорово! Но я знаю, что никогда не воспользуюсь этим. Я не выхожу каждый вечер на сцену с единственной мыслью: «О! У меня есть власть!» Я слишком хорош для этого, мои дорогие!
Иногда я чувствую себя флейтистом из Гамельна, но мне не хочется думать, что люди настолько глупы. Не думаю, что кто-нибудь пошел бы за мной в реку… Мне бы пришлось тащить этих мерзавцев силком. Моя работа — не учить их, моя работа — делать музыку. Я не хочу в одночасье изменить их жизнь, я не хочу загружать публику лозунгами о мире и всякими подобными вещами. Это эскапизм, я хочу, чтобы они в данный момент наслаждались моей музыкой, а когда надоест, могли бы просто выбросить эти чертовы пластинки в мусорную корзину. Я ощущаю себя мастером развлечений, и не хочу быть никем больше, потому что они пришли получить удовольствие — вот и все. Для меня развлекать — это главное, и мне нисколько не хочется почувствовать себя в роли политического оратора.
Я очень легкомысленный человек, и мне нравиться веселиться, а лучше всего это делать, выступая перед трехсоттысячной аудиторией! Я просто горюна сцене! Чувство, которое я получаю от контакта с аудиторией, намного сильнее секса. Мне нравится это возбужденное состояние, и я все время чувствую, что хочу больше — больше, больше, больше. Я просто музыкальная шлюха! Это у меня в крови, но это не значит, что я такой и в реальной жизни. После выступления мне требуется несколько часов, чтобы успокоиться и вернуться к себе настоящему. Моя личность состоит из многих граней, и Фредди на сцене — только одна часть меня.
Иногда я чувствую себя настоящим демоном на сцене. Когда я выхожу туда, я оказываюсь в собственном мире. Я выхожу и отрываюсь. Все, что важно для меня в этот момент, — это реакция публики, и я чувствую временами, что мог бы выйти к публике и вызвать восторг просто тем, как Фредди Меркьюри выделывается и дурачится.
Я настолько всемогущ на сцене, что мне кажется, я создал монстра. Когда я выступаю, я абсолютный экстраверт, хотя на самом деле я совсем другой человек. На сцене я просто мачо, секс-символ и я очень самоуверен, из-за чего многие меня неправильно воспринимают. Но в жизни я не такой. Они не знают, какой я на самом деле. Люди думают, что я чудовище. Какие-то девицы однажды зашипели на меня на улице: «Ты дьявол!» Они думают, что я действительно ужасен, но это только на сцене. За сценой? Нет, я определенно не монстр. Конечно, моя эксцентричность на сцене, которая заставляет меня без устали скакать и перевоплощаться, — моя природная черта, но люди не понимают, что за этим кроется гораздо большее. Они ждут, что я и в личной жизни такой же. Они говорят: «Давай, Фредди, блесни! Растормоши нас!»
Кажется, люди думают, что, если я скачу сломя голову по сцене, я также ношусь и по жизни. Но это не так. Это представление о том, что я живу крайностями, сильно преувеличено. В принципе я лишь чуть-чуть выхожу за норму, но я не все время взведен. Я не живу как камикадзе. Я экстравагантен, у меня полно энергии, и мне просто нравится все делать быстро. Я могу очень долго не спать, это моя натура. Но, знаете, мой сценический образ заставляет публику думать, что я и за сценой живу так же. Если бы это было так, то я бы уже давным-давно умер.
Я не хочу, чтобы люди говорили, что видели меня на улице и я вел себя точно так же. Нет, нет и еще раз нет — они должны видеть, что человек способен изменяться. Это внутренний дар. Это то, что делает вас особенным. То, что вы изображаете на сцене, невозможно повторить у себя дома на кухне, в домашней обстановке. Нужно стать другим человеком, чтобы выстроить свой особый сценический образ. Иначе не будет никакой разницы между вашим выходом из дома и выходом на сцену.
Давно прошли те дни, когда я чувствовал, что должен поддерживать образ Фредди Меркьюри вне сцены, потому что люди ждали этого от меня. Я обнаружил, что можно стать очень одиноким, если это делать; так что я совсем не боюсь быть вне сцены самим собой — возможно, слишком скучным и обыкновенным для окружающих. Дома я джинсово-маечный человек. На самом деле многие люди, когда знакомятся со мной, бывают очень разочарованы, потому что ожидают, что я буду такой же, как на сцене. Но я живой человек, и я хочу, чтобы люди понимали, что я могу быть плохим и хорошим, как и любой другой. У меня те же чувства и те же вредные привычки, я думаю, что люди могли бы предоставить мне такую свободу. Мне нравится быть самим собой, и мне сто раз плевать на то, что говорят другие.
Я хочу, чтобы люди составили собственное мнение обо мне и моем имидже. Я не люблю, когда мне приходится говорить: «Я — воткто такой». Я думаю, что таинственность, незнание правды о ком-то очень привлекает, и последнее, что бы я сделал, — дал бы понять, какой я есть на самом деле. Именно поэтому я разыгрываю эту бисексуальность, потому что это еще и забавно.
Конечно, я веду себя вызывающе, провокационно, театрально и эксцентрично, но я не выбиралэтот образ. Я такой, какой я есть, и на самом деле я далеко не всегда ударяюсь в крайности. Я бы пошел против себя, если бы отказался от макияжа только потому, что некоторые считают это неправильным. Даже упоминание о гомосексуальности было непристойным и оскорбительным, но те времена прошли. Сейчас много свободы, и можно выражать себя как угодно.
Мне всегда хочется, чтобы зрителей было как можно больше. Чем больше, тем лучше! Мне кажется, что любой, кто хочет достичь успеха, и тем более тот, кто его уже достиг, хочет выступать перед огромной аудиторией, и я не боюсь честно в этом признаться. Я хочу, насколько это возможно, достичь максимальной аудитории, и чем больше, тем веселее. Я бы хотел, чтобы весь мир слушал мою музыку, и я хочу, чтобы все слушали и смотрели на меня, когда я на сцене.
Выступления в качестве группы разогрева были самым болезненным опытом в моей жизни. Когда выступаешь в поддержку в туре другого артиста, тебя очень сильно ограничивают. Ты не получаешь собственного освещения, достаточного времени, необходимых эффектов. У тебя нет возможности показать публике, на что ты действительно способен, когда твое имя не главное в афишах и когда ты не знаешь, пришли ли эти люди посмотреть именно на тебя.
