– О миссис Уолтер? – хрипло уточнила Крессида и кашлянула. – Слышала от Джорджи О'Ши. Заезжала к ней по дороге из Данкреа.

– От кого? – Рекальдо пытался собрать непослушно разбегающиеся мысли. Острая тревога ледяным потоком охватила его с головы до самых пят.

– Она владеет рестораном «Джорджиана О», – объяснила Кресси.

– Да-да, конечно… – Сержант немного помолчал. «Джорджиана О» – то самое место, где через три или четыре месяца после приезда в эти края он впервые заметил Кресси. Это случилось в субботу; стоял по-декабрьски пронизывающий холод. Рекальдо забежал в бистро перекусить и увидел, что все столики заняты. Она сидела одна за столиком на двоих в той же самой старой куртке, что и теперь. А когда Рекальдо спросил, не станет ли она возражать, если он сядет за ее столик, вздохнула и отложила книгу. «Если вы не против, что я читаю». Но все же сняла со свободного стула покупки. И улыбнулась. Ее улыбка сразу запала Рекальдо в душу, и потом он то и дело вспоминал ее бессонными ночами.

Снова зазвонил ее телефон. Крессида нервно улыбнулась и предложила:

– Тебе лучше зайти, Фрэнк. Я только отнесу Гила в спальню. – Она стала искать ключи.

Рекальдо шагнул за ней к машине. Полусонный Гил попытался сесть.

– Позволь мне, – попросил сержант. В этот момент мальчик приподнялся и протер глаза.

– Тэнк! – ребенок спросонья хихикнул. – Длинный Тэнк! – Рекальдо нежно подхватил малыша, и, к его удовольствию, Гил уткнулся носом ему в плечо. – Тэнк, Тэнк, – прошептал он.

Проходя в дверь, Рекальдо бросил взгляд на пол. Оставленная им накануне записка исчезла. Он последовал за Крессидой по лестнице на второй этаж. До этого он ни разу не бывал в их доме. Комната Гила выходила окнами на подъездную аллею. Каблуки стучали по голым доскам пола. Это было большое светлое помещение, полное игрушек и книг; у кровати, прислоненный к стене, стоял его собственный старый контрабас. Осторожно укладывая мальчика в кровать, Рекальдо чуть не споткнулся о лежащий на полу смычок. И только тут заметил, что рука у Гила перевязана, а над глазом – глубокая ссадина. Но ничего не сказал и сделал вид, что не видит синяка на лице Крессиды.

– У тебя телефон звонит, – сказал он. – Ответь, а я пока пойду заварю чай.

– Думаешь, надо? – Рекальдо не понял, сомневалась ли она в его способностях заваривать чай или вопрос был вызван вспыхнувшим страхом, что их застукает Вэл. – Я спущусь через несколько минут, – наконец проговорила она.

Он пошел вниз по застеленной дорожкой лестнице. В холле на столике стоял поднос с нераспечатанной корреспонденцией. Рекальдо быстро переворошил письма, однако своей записки не обнаружил. Зато заметил, что штепсель телефонного провода выдернут из розетки.

На кухне расположенное за раковиной огромное панорамное окно без штор выходило больше на юго-западный сектор бухты, чем на устье. Разглядывая пейзаж, сержант не стал включать свет. И поскольку был достаточно высок, сумел, нависнув над раковиной, изогнуться и в такой неудобной позе выглянуть наружу. У причала были пришвартованы несколько суденышек, однако он не углядел ни малейших признаков желтой штормовки Спейна.

Рекальдо осмотрел кухню. Помещение было большим и неряшливым: повсюду разбросаны книги, расставлены глиняные горшки. У стены стоял вместительный старомодный дубовый буфет с фаянсовой посудой и медной подзорной трубой на нижней полке. В картонной коробке у задней двери виднелись пять пустых бутылок из-под вина и четыре из-под виски «Vat 69». Телефонный номер папы римского в Ватикане, пришла в голову нелепая мысль. На столе рядом с раковиной громоздились немытые тарелки, пол покрывали грязные разводы. Рекальдо невольно сравнил состояние кухни с домом Эванджелин Уолтер. И у нее, и у Кресси убиралась одна и та же женщина. Следовательно, неестественная аккуратность Олд-Корн-Стор – заслуга американки, а не Мэрилин Донован. Интересно, подумал он, когда Мэрилин в последний раз приходила к Кресси?

Рекальдо наполнил электрический чайник, включил в розетку и, убедившись, что из крана течет горячая вода, взялся за тарелки: мыл одну за другой и составлял в сушку. Оба висевших у холодной «Аги» [27]сомнительной чистоты посудных полотенца после беглого осмотра были забракованы. Он почти закончил когда услышал шаги и звук открываемой входной двери.

Рекальдо вышел из кухни.

– Я положила твой контрабас тебе в машину.

– Зачем?

– Ты же играешь по четвергам в Данкреа.

– Кто-нибудь заменит. Подержала бы пока у себя. – Несколько недель назад он предложил проверить, не «услышит» ли Гил звуки голыми ступнями. И Кресси, к восторгу сына, научилась играть на инструменте несколько несложных мелодий – колыбельные песенки. Рекальдо показал мокрые руки. – Где взять полотенце?

– В ванной. Дверь из коридора. Я заварю чай или хочешь что-нибудь выпить?

– Чай – в самый раз. Я на секунду.

Когда он вернулся, Кресси стояла спиной к окну. Рекальдо потянулся к выключателю зажечь свет, но она его остановила.

– Не надо. – Она расчистила край стола для заварочного чайника и двух фарфоровых кружек. Теперь она казалась более собранной и не такой нервной. Умылась, зачесала назад волосы, переоделась в джинсы цвета хаки и длинный желтовато-коричневый свитер. И больше, чем когда-либо, сделалась похожей на подсолнух.

– Фрэнк, – нежно улыбнулась она. Рекальдо заключил ее в объятия.

– Кресси, любовь моя, я так за тебя волновался. – Он крепче прижал ее к себе и стал обводить губы кончиком языка, нежно лаская, пока она не ответила. Они покачивались, как завороженные танцоры. – Я тебя люблю. – Он поцеловал ее. – С ума схожу от любви.

Крессида отстранилась и посмотрела так, словно навсегда хотела запомнить его лицо. У нее под глазами темнели круги.

– Ты выглядишь уставшим, – мягко сказала она, опережая его вопросы по поводу синяков на лице. И села во главе стола спиной к окну. Рекальдо поставил стул сбоку, чтобы держать в поле зрения одновременно дверь и окно.

– Когда она умерла? – едва Слышно спросила Крессида.

– Поздно вечером во вторник.

– Что значит «поздно»? – прошептала Кресси.

– Между десятью и часом. Точное время пока не установлено. А может быть, и не будет установлено. – Нарушено еще одно правило, подумал сержант. Крессида слушала, и Рекальдо видел, как отчаянно она боролась с неким своим демоном. – У твоего мужа был с ней роман?

– Не знаю. – Она с трудом проглотила застрявший в горле ком. – Мне так казалось. – Рука непроизвольно дернулась к щеке. Снова повисло неловкое молчание. Словно их разделял невидимый барьер.

– Что с твоим лицом, Кресси?

– Ничего. Оступилась. Ударилась о…

– О дверь?

– Да, о дверь.

– И Гил тоже? – спросил Рекальдо, но она не ответила. Медленно подняла чайник, медленно наполнила обе кружки, одну пододвинула к нему, а вторую зажала в ладонях.

– Джорджи сказала, что она умерла…

– Интересно, откуда она узнала? Из газет?

– Весь город судачит, что ее дол… долбанули по голове.

Сведения из того же источника, что у Терри Уилана, мрачно подумал Рекальдо.

– Нет, Кресси, все было не так, – устало проговорил он.

Ее глаза стали большими, как блюдца.

– А как же?

– Дорогая, ты же понимаешь, я не имею права рассказывать. – Его смущала близость любимой и ее рассеянные вопросы. На весы было брошено его будущее с этой женщиной. Фрэнк Рекальдо отчаянно не хотел ее терять. Страстно желал помочь – научить, что говорить, как себя вести. Но если допустить, что ее не было в тот вечер в саду Эванджелин, если она не причастна к убийству? Что тогда? Не осудит ли Крессида его за то, что он ее заподозрил? По этой же причине он не смел настаивать, чтобы она свидетельствовала против других, особенно если окажется, что этот другой – ее муж. Или Джон Спейн – человек, который был ей вместо отца. И которого повесят, растерзают, четвертуют, если обнаружится, что он хоть малейшим образом повинен в трагедии. Всплыл наружу рассказ Лии о том, как в людном ресторане Уолтер практически обвинила Спейна в растлении малолетних. Во вторник Уолтер наверняка видела старика в лодке вместе с мальчиком…