— А Джорджина, наверное, еще не появлялась, — задумчиво произнес Мюррей. — Было бы здорово увидеть ее снова. Я всегда был немного влюблен в нее.

— Джорджина? Можешь не сомневаться, живет и здравствует! — подбодрила отца Джули. — Папа…

И они снова бросились друг к другу в объятия — две планеты, повстречавшиеся в безграничном космосе и подчинившиеся закону гравитации любви. Отец казался хрупким и каким-то невесомым, и все же, как и раньше, в нем было столько любви и тепла, которых хватило бы на обоих родителей.

— Я люблю тебя, папочка.

— Я куда-то улетаю, — улыбнулся Мюррей. Медленно, нехотя они отстранились друг от друга. — Голова кружится, как на карусели. Я люблю тебя, Джули.

— Это наркотик, — пояснил Иисус.

— Боль уходит, — восхищенно выдохнул Мюррей, круглое лицо его озарила светлая улыбка. — Правда уходит. Невероятно!

— Они умерли, — сказал вдруг Маркус, когда Мюррей переносил его обратно в тележку.

— Кто? — спросила Джули.

— Сестры. Бутылка их убила.

— Следующий! — уже приглашал Сын Божий.

— Шолом алейхем, папа, — прошептала Джули.

— Алейхем шолом, — эхом отозвался Мюррей.

Он поднял ручки тележки и направился к выходу. А Джули смотрела ему вслед, понимая, что видит отца в последний раз. Именно таким она будет помнить его до самой смерти: маленьким сгорбленным старичком евреем, толкающим перед собой тележку с безногим другом, который навсегда убедил Джули, что среди мертвых ей не место.

— Ты точно решила уходить? — спросил Иисус.

Джули промолчала, лишь задумчиво посмотрела вниз, туда, где горели адским огнем печи сталеплавильни. Это был их последний совместный обед, и Джули постаралась, чтобы сегодня все было как-то по-особенному. Она принесла пиццу, холодного цыпленка, вино «Гулящая монашка», пироги.

— Я до сих пор чувствую себя девушкой из Нью-Джерси, — наконец сказала Джули, разламывая пиццу. — Теперь я понимаю, почему папа продолжал зажигать маяк. Это так здорово, когда тебе предоставляется Вторая Возможность. В этот раз все будет иначе, я покончу с голодом, разберусь с парниковым эффектом, восстановлю девственные леса Амазонки, уничтожу запасы ядерного оружия, вот увидишь.

— Ничего этого ты не сделаешь, — тихо ответил Иисус, запихивая в рот кусок.

— Сделаю. — Джули сердито отхватила большой кусок пиццы.

— Вайверн этого никогда не допустит. — Иисус принялся ввинчивать в пробку штопор. — И не надейся, что он оставит тебе божественную силу.

— Ты это о чем?

Иисус выдернул пробку, и бутылка удовлетворенно всхлипнула.

— О божественности забудь, Джули.

Джули раскусила перчинку, и во рту теперь невыносимо жгло. Забыть о божественности? У нее отнимут силу?

Джули чувствовала себя раздавленной, уничтоженной. Ей казалось, что Господь своей властной рукой крепко сжал ее душу и раздавил, как яичную скорлупу. Да, она так и не поняла, для чего ей дана была эта сила, но она была ее сутью. И несколько раз она честно пыталась пустить эту силу в дело: оживила краба, вернула зрение Тимоти. А избавление от огня Атлантик-Сити? Каждое совершенное чудо на какое-то время повергало ее в состояние сладостного экстаза.

— Я всегда была божеством, — запротестовала Джули. — Именно в этом моя сущность.

— Так, значит, ты останешься, да? Останься. «Останься» — какое волшебное, зовущее слово. Но нет. Живым не место в царстве мертвых.

— В этом моя сущность, — эхом повторила Джули, — но я должна добиться большего.

Иисус улыбнулся, понюхал насаженную на штопор пробку.

— Чего еще мог ожидать я от своей сестренки? Как же ты мне дорога.

— Из чего будем пить?

Иисус вынул из корзинки потускневшие от времени ковши.

— Когда ты умрешь, я добуду для тебя табличку с самой ранней датой. — Он наполнил ковшики «Гулящей монашкой». — Я не допущу, чтобы ты страдала. — Прижав ладонь к щеке Джули, Иисус приподнял свой ковш. — Лехаим!

— Лехаим!

Ковши, звякнув, встретились, и вино было выпито до дна.

Карцинома была метрополией византийского типа. Она раскинулась вдоль цепи действующих вулканов, возле скопления изгибающихся крепостных стен и витых шпилей. Бесчисленные административные здания были темными и бесформенными. Они напоминали неряшливые глыбы застывшей лавы, которую брезгливо выплюнули кипящие возмущением вулканы. Когда экипаж Джули въезжал в главные ворота, как раз начиналось крупномасштабное извержение одной из вулканических громад. У порталов застыли две гигантские каменные копии «Крылатой Ники» с черепами вместо голов, над центральной площадью кружили хлопья горячей золы, небо затянула дымная пелена. На мраморных ступеньках и бетонных плитах, закинув головы и разинув рты, стояли демоны. Длинными раздвоенными языками они ловили пепел — случайную пищу, адскую манну.

Управляемый Антраксом экипаж миновал зону извержения и теперь мягко катил мимо торговых палаток, предлагавших отборную падаль. Вот они въехали в городской парк, мемориалы которого увековечивали величайшие события в истории Зла — эволюцию холерного эмбриона, «Шотландское соглашение», уничтожение японцами ста тысяч жителей Нанкина, — и, наконец, остановились у дворца Вайверна. Джули вышла из кареты, ступив своими поношенными кроссовками на усыпанную пеплом площадь. Окруженный частоколом из железных балок дворец напоминал некий пространственный лабиринт, украшенный фаллическими башнями и роскошными балконами. Из сторожевой башни выглянул обезьяноподобный ангел и, узнав Антракса, сообщил, что лорд Вайверн, как обычно, по воскресеньям работает в саду.

— Здравствуй, Эндрю, — окликнула Джули хозяина, следуя за демоном вдоль деревянной решетки, которую обвивали виноградные лозы, напоминавшие колючую проволоку. — Я воспользовалась твоим приглашением.

— Джули! Какой роскошный сюрприз! — Дьявол аккуратно обрезал ветки мангового дерева, увешанные червивыми плодами. Он приветственно помахал секатором. — Добро пожаловать в Эдем. Да, да, Эдем. После Падения мы перенесли его в Ад. — Сделав Антраксу знак удалиться, он с нежностью погладил здоровенный помидор, свисавший с оплетенного паутиной куста. — Откровенно говоря, я ожидал, что ты явишься гораздо раньше.

— Я была всем довольна, — решительно начала Джули. Между кронами деревьев проносились миниатюрные смерчи, раскачивая тяжелые плоды. Ручейки муравьиных полчищ струились по траве. — К тому же я не сидела без дела.

Вайверн грубо загоготал и ткнул левым рогом в ту сторону, где находилась пещера Иисуса.

— Пятнадцать лет на раздаче разбавленного лимонада, это ты называешь делом? Твой братец всегда отличался мазохистскими наклонностями. Но ты… Я полагал, в тебе побольше здравого смысла.

— Я соскучилась по родным. Хочу домой.

Дьявол ткнул кончиком хвоста в направлении антрацитового свода.

— Мне божества там, наверху, не нужны. С вами, ребята, хлопот не оберешься.

— Иисус назвал мне твою цену. — Сложив на груди руки, Джули бросила на Вайверна вызывающий взгляд. — Я готова платить.

«Вовсе не готова, — думала про себя Джули. — Это же я. С какой стати человек должен расставаться со своим родовым наследием?»

— Ты уверена? — удивился Вайверн. — Не разбрасывайся божественностью, дорогая, это твое.

— Да.

— Хотя, если взглянуть на светлую сторону, ты во многом выиграешь, — похотливый оскал от уха до уха рассек грубое пунцовое лицо Дьявола, — землю, полноценную жизнь, и уже не будет этих обезумевших толп, преграждающих тебе дорогу.

— Ну так бери, забирай мою божественность!

— Будет больно.

У Джули по спине заструился холодный пот, к горлу будто приставили лезвие гильотины.

— Ничего, вытерплю.

— В таком случае стой смирно. — Левая лапа Вайверна вдруг словно бы раскалилась, каждый коготь на ней сверкал, будто драгоценный камень. — Не двигайся.

И дальше последовала отвратительная интерпретация «Сотворения Адама» Микеланджело. Дьявол потянулся к ней, вытянув указательный палец. Вот раскаленный коготь прикоснулся к груди, прожег футболку, продолжал погружаться в тело Джули, рассекая плоть, словно скальпель.