– Чайник! – воскликнула Кейт.

– Думаю, что да. Я всё кругом обыскала, но носика из пёрышка так и не нашла. Тогда я принялась звать их, я кричала во все норки и дыры… как раньше брат. Но мне никто не ответил. А когда я пришла туда на следующий день, наволочка исчезла.

– И всё, что в ней, тоже?

– Да. То, что в ней, тоже. Я обшарила всё вокруг – вдруг увижу шёлковый лоскут или зёрнышко кофе. Но нет, я не нашла ничего. Конечно, там мог кто-нибудь проходить и унести наволочку со всем содержимым. Вот в тот день, – сказала миссис Мей, улыбаясь, – я и почуяла запах тушёного мяса.

– А на который день, – спросила Кейт, – вы нашли дневник Арриэтты?

Миссис Мей вновь положила шитьё.

– Кейт, – начала она удивлённо, затем нерешительно улыбнулась. – Почему ты это спрашиваешь? – Щёки её порозовели.

– Я догадалась, – сказала Кейт. – Я знала, что есть что-то… что-то, чего вы не хотите мне говорить. Например, что вы прочитали чужой дневник.

– Не дневник, – сказала миссис Мей поспешно, но щёки её покраснели ещё пуще прежнего. – Я нашла книжечку под названием «Памятные заметки», ту, с пустыми страницами. Там Арриэтта про всё это и написала. И я не тогда её нашла, а через три недели… накануне того дня, когда я насовсем уехала оттуда.

Несколько минут Кейт сидела молча, во все глаза глядя на миссис Мей. Наконец она протяжно вздохнула.

– Но это же всё доказывает, – сказала она. – Подземный зал и всё остальное.

– Не совсем, – сказала миссис Мей.

– Почему? – спросила Кейт.

– Арриэтта писала букву «е» как маленький месяц с чёрточкой посредине.

– Ну и что из того? – спросила Кейт.

Миссис Мей рассмеялась и снова взялась за шитьё.

– Мой брат тоже так писал эту букву, – сказала она.

Ну кому ещё было выяснить судьбу добываек, как не Кейт?

Много лет спустя, когда она была уже совсем взрослой, она записала их историю для своих четверых детей, собрав её по крупицам, как собирают материал для исторических или биографических книг. Кое-что она помнила сама, кое-что ей рассказали другие, а кое-что – лучше уж сразу признаться в этом – она просто придумала. Самой примечательной находкой, подтверждающей её рассказ, была крошечная старомодная записная книжечка с золотым обрезом, найденная Кейт в доме лесника в поместье Стаддингтонов неподалёку от Лейтон-Баззарда в Бедфордшире.

Старый Том Доброу, лесник, всегда был против того, чтобы история добываек была записана на бумаге, но, поскольку он давным-давно умер и лежал тихо и спокойно в могиле, а дети Кейт были вовсе не тихими и далеко не спокойными, она решила, что, будь он жив, он бы, наверное, преодолел своё предубеждение, понял её и простил. Так или иначе, по размышлении Кейт решила рискнуть.

Когда Кейт была ещё девочкой и жила с родителями в Лондоне, кров разделяла с ними одна старая дама (я думаю, она была их дальняя родственница), которую звали миссис Мей. Когда долгими зимними вечерами они сидели перед камином и миссис Мей учила Кейт вышивать тамбуром, именно она впервые и рассказала девочке о добывайках.

В ту пору Кейт и в голову не приходило сомневаться в том, что они существуют на свете – эти маленькие человечки, как две капли воды похожие на настоящих людей, – и живут, никому не видимые, под полом и за деревянной обшивкой стен в некоторых тихих старых домах. Лишь позднее Кейт стала брать это под сомнение. (И совсем напрасно, как вы узнаете из последующих глав. Ей предстояло узнать о куда более диковинных вещах и куда более непредвиденных и необычайных событиях, чем те, что могла себе представить миссис Мей.)

Всё, что миссис Мей поведала Кейт о добывайках, было рассказано с чужих слов. Миссис Мей созналась – и даже приложила немало трудов, чтобы убедить в этом Кейт, – что сама она никогда в жизни не видела ни одного добывайки, а узнала об этом народце из вторых рук, от младшего брата, мальчика, обладавшего на редкость живой фантазией и – как это всем было известно – привычкой дразнить сестёр. Да, решила Кейт, раздумывая об этом на досуге, хочешь – верь, хочешь – нет.

И сказать по правде, почти целый год, после того как миссис Мей впервые рассказала ей о добывайках, Кейт скорее склонялась к тому, чтобы не верить, иные увлечения отодвинули добываек на задний план. За этот год Кейт перешла в другую школу, завела новых подруг, получила в подарок собаку, начала кататься на коньках и научилась ездить на велосипеде. Поэтому у неё и в мыслях не было никаких добываек, когда однажды утром за завтраком ранней весной миссис Мей протянула ей через стол письмо, сказав при этом (Кейт и внимания не обратила, как взволнованно звучит её обычно спокойный голос):

– Я думаю, Кейт, это тебя заинтересует.

Письмо ничуть её не заинтересовало. Кейт дважды перечитала его, но так ничегошеньки и не поняла. Написано письмо было стряпчим из фирмы «Джобсон, Тринг и Зловрединг»; в нём было полно длинных слов вроде «завещание» или «наследование», и даже слова среднего размера соединялись друг с другом таким странным образом, что казались Кейт совершенно бессмысленными (что, например, могло означать «нежилое жильё»? Сколько ни думай, смысла тут не найдёшь). А уж имён там было! И Стаддингтон, и Доброу, и Эмберфорс, и Поклинтон, и целое семейство по фамилии Усопшие, которая почему-то писалась с маленького «у».

– Большое спасибо, – вежливо сказала Кейт, возвращая письмо.

– Я подумала, может быть… – сказала миссис Мей (и тут наконец Кейт заметила, что щёки старой дамы порозовели, словно от смущения), – может быть, ты захочешь поехать со мной.

– Поехать… куда? – спросила Кейт с недоумевающим видом.

– Кейт, милочка! – воскликнула миссис Мей. – Зачем же я показывала тебе письмо? В Лейтон-Баззард, естественно.

Лейтон-Баззард? Много лет спустя, когда Кейт описывала эту сцену своим детям, она говорила им, что при этих словах сердце её быстро-быстро забилось ещё раньше, чем до её сознания дошёл их смысл. «Лейтон-Баззард… знакомое название… Да, так называется небольшой городок где-то… где-то, кажется, в Бедфордшире».

– Туда, где был дом моей двоюродной бабушки, тёти Софи, – подсказала ей миссис Мей. – Туда, где, по словам моего брата, он видел добываек. – И не успела Кейт прийти в себя от изумления, миссис Мей добавила деловым тоном: – Мне оставили по завещанию небольшой домик в поместье Стаддингтонов – том самом, где стоит большой дом, и… – тут она ещё сильней покраснела, словно то, что она хотела сказать, казалось ей самой почти чудом, – и триста пятьдесят фунтов. Хватит, – добавила она радостно и изумлённо, – на полный ремонт.

Кейт молчала. Прижав стиснутые руки к груди, словно стараясь сдержать неистовые удары сердца, она во все глаза глядела на миссис Мей.

– А мы увидим этот дом? – спросила она наконец охрипшим вдруг голосом.

– Конечно, потому-то мы и едем туда.

– Я хочу сказать – большой дом, дом тёти Софи?

– А, Фирбэнк-Холл, как его раньше называли? – У миссис Мей был немного озадаченный вид. – Не знаю, возможно, нам и удастся туда попасть. Всё зависит от того, кто там сейчас живёт.

– Все равно, – продолжала Кейт, стараясь взять себя в руки, – даже если мы не попадём внутрь, вы ведь можете показать мне решётку под кухней и склон, где гуляла Арриэтта, а если приоткроют хоть самую чуточку входную дверь, вы ведь покажете мне, где стояли куранты? Просто быстренько ткнёте в то место пальцем… – И так как миссис Мей всё ещё колебалась, Кейт вдруг горячо добавила: – Вы же сами верили в них, разве нет? Или это была, – её голос задрожал, прервался, – просто сказка?

– Ну и что из того? – быстро проговорила миссис Мей. – Ведь это была хорошая сказка? Не понимай всё буквально, девочка, и не теряй способности верить в чудеса. В конце концов всё, в чём сами мы не участвовали, о чём нам рассказывают, кажется сказкой. Единственное, что мы можем в таких случаях делать, – она приостановилась, с улыбкой глядя на Кейт, – быть внимательными, смотреть на вещи непредвзято и тщательно просеивать факты.