Они подъезжали к замку. Стоящие на обочине мужик с бабой, оба в резиновых сапогах, он в телогрейке, она в грязной куртке со свалявшимся мехом, провожали их машину недобрыми взглядами.
— Деревенские. Все, кто ездит к Ворону, их смертельные враги, — также тихо сказала Елизавет Петровна. — Да, не любят его… Ты должен войти в наш круг, Мишель. Прояви интерес. Покажи все, что ты знаешь. Я уже сказала, что приеду не одна. Воронов согласился. В этом году один из нас скоропостижно скончался. Хотя Льву Абрамовичу стукнуло восемьдесят, и слово «скоропостижно» здесь не уместно. Он умер от старости. Его вдове наплевать на коллекцию. Разумеется, завещание будут оспаривать дети от первого брака.
— И много их?
— Трое. Что же касается молодой вдовы, которой Лев Абрамович отписал все… — Елизавет Петровна поморщилась. — Ты ее увидишь. Бывшая порнозвезда. Тощая блондиночка, которая носит бюстгальтер пятого размера. Абсолютно без мозгов, зато какие буфера! — презрительно сказала она и равнодушно добавила: — Силикон, разумеется. Вылитая Памела Андерсон.
— О! Это шикарная женщина!
— Памела Андерсон не женщина, а конструктор, — отрезала Елизавет Петровна. — И эта такая же. Волосы крашеные, ресницы, разумеется, наклеенные, грудь и задница от пластического хирурга. Никто не помнит, как ее на самом деле зовут. То ли Люся, то ли Муся. Мы все зовем ее Бейлис, она не обижается.
— Бейлис? — слегка удивился он.
— По названию всем известного ликера. Она их обожает. И сама как дешевая карамелька. Приторная сладость в ярком фантике, радости на пять минут, зато потом замучаешься отмывать липкие пальцы. А вот вино Бейлис терпеть не может. И цену ему не знает. Похоже, Воронов пригласил ее, чтобы поговорить о продаже коллекции покойного Льва Абрамовича. Но думаю, он торопится. Ей еще надо отсудить наследство. Приехали, Мишель!
Она остановила машину и посигналила. Бетонка упиралась в огромные железные ворота, забор вокруг замка был глухой и высокий, на него было потрачено целое состояние. Подъезд к воротам похож на бруствер, по обеим его сторонам пашня. Земля влажная, жирная, наступи — увязнешь по щиколотку. Он смотрел, как медленно открываются ворота. Их впускали.
— Я понимаю Воронова, — сказала Елизавет Петровна. — Вина в подвалах его замка теперь много. И арманьяки в том числе. Не удивлюсь, если готовится штурм, местные давно уже точат зуб на вороновские погреба. Погоди, не вылезай из машины.
Он уже и сам слышал собачий лай. Глянул в окно: порода бойцовская, злая. Дюжие охранники поспешно отзывали собак, а из парадного, как черт из табакерки, выскочил мужчина средних лет с прилизанными волосами, одетый, несмотря на холод, в белоснежную рубашку и при бабочке. Стоял, дожидаясь, когда они подойдут.
— Дмитрий Александрович ждет гостей в приемной на первом этаже. Позвольте, я вас провожу.
— Я знаю, где это, — резко сказала Елизавет Петровна. — Отгоните мою машину, а дорогу я найду сама. Пошли, Мишель.
Мужчина направился к машине, он же невольно поежился: холодно, а этот в одной рубашке. Пиджак бы накинул, что ли.
— Это дворецкий? — спросил у напряженной спины Елизавет Петровны.
— Сомелье, — бросила та. Каблучки ее туфелек отбивали на мраморных плитах пола барабанную дробь. По длинному коридору с высоченным потолком разносилось эхо, и казалось, здесь проходит взвод барабанщиков, хотя на самом деле шла одна-единственная женщина. Но зато какая!
— Как-как? — переспросил он.
— Эксперт по вину.
— Эксперт по вину у Воронова в лакеях?
— У Воронова много странностей. Да, ему прислуживает сомелье. Зигмунд, кажется.
— Какое странное имя, — пробормотал он.
— О! Ты еще не слышал имени его жены! Кухарка, кастелянша и экономка в одном лице. Женщина с высшим образованием, между прочим. И вроде бы даже с ученой степенью…
Пока Елизавет Петровна это говорила, он осматривался. Не по себе. Откровенно не по себе. Замок был мрачен, как и место, где он находился. Или это были впечатления ноября? Влияла погода, унылый пейзаж и, разумеется, дождь. А летом здесь, должно быть, дивно. Барабанная дробь смолкла. Елизавет Петровна сама распахнула двери в приемную.
«Все берет на себя, — уныло подумал он. — Не надорвется ли?»
— Дима, здравствуй! Как я рада тебя видеть!
Елизавет Петровна уже подставила щеку хозяину замка, и тот равнодушно прикоснулся к ней губами, после чего тут же отстранился.
— Позволь тебе представить, — она обернулась и поманила его пальчиком. — Михаил Андреевич, начинающий миллионер и… коллекционер! Нашему полку все прибывает. Я взяла на себя смелость привезти его сюда…
— Очень приятно, — оборвал Воронов.
Он невольно вздрогнул: Ворон! Черный, мрачный. Это лицо когда-то было красивым. Резкая глубокая складка залегла над переносицей, виски поседели, рот отвердел. Взгляд какой-то тоскливый, страдающий.
— Разрешите вам представить остальных гостей, Михаил Андреевич, — сухо сказал хозяин. — Иван Таранов, ну, скажем, бизнесмен. И Федор Иванович.
— Коллекционер, — поспешил с комментариями Сивко. — Просто коллекционер.
— У нас закрытое заседание клуба, — пояснила Елизавет Петровна. — Только для избранных. Не хватает только…
В этот момент в коридоре что-то зазвенело, похоже, упал канделябр, потом пахнуло сладкими духами, и в приемную ворвалась ослепительная блондинка. «Может быть, это и конструктор, — подумал он, глядя на женщину, — но сборкой занимался далеко не ребенок. И большой любитель порнографии. Хорошая работа!»
— А вот и Бейлис! — с энтузиазмом сказал Иван Таранов и нетерпеливо шагнул к блондинке.
«Любитель прекрасного пола», — тут же отметил он.
— Ой, я опять пришла последней!
— Милочка, мы к этому давно уже привыкли, — кисло заметила Елизавет Петровна, с неприязнью глядя на блондинку. Потом взгляд ее уперся в безупречный пробор Таранова, склонившегося над ручкой красавицы.
— С чего начнем, господа? — спросил хозяин. — С осмотра достопримечательностей или с ужина?
— Есть хочется зверски! — распрямившись, заявил Иван Таранов. — Ты, Воронов, живешь в такой глуши! Пока добирался до тебя, проголодался, как волк! А погреба осмотреть мы всегда успеем.
— Я бы чего-нибудь выпила, — заметила Елизавет Петровна. — Хотя бы аперитив.
— Ну зачем же аперитив? — усмехнулся Воронов. — Можем начать с основного блюда. С главного напитка нашего вечера. Никто не хочет переодеться? Зигмунд покажет ваши комнаты. Сейчас он разносит багаж.
— Я остановлюсь там же, где и всегда, — поспешно сказала Елизавет Петровна.
— Твоя комната, Лиза, уже готова. Рядом будет находиться наш юный друг. — И Воронов посмотрел на него с усмешкой.
— Это не обязательно, — отрезала Елизавет Петровна.
— Я, как гостеприимный хозяин, постарался все предусмотреть. Ведь я тебя знаю столько лет, — с намеком сказал Воронов. — Твои милые привычки. Ну, так что?
— Я хочу переодеться! — заявила Бейлис. — В вечернее платье! Раз это ужин!
— А это, извините, что? — уставилась Елизавет Петровна на ее глубокое декольте. — Я понимаю, милочка, у вас с собой мешок нарядов и вам непременно надо их продемонстрировать. Ведь вы теперь вдова, — глубокомысленно заметила она.
— Где моя комната? — нетерпеливо спросила Бейлис, проигнорировав колкость.
— Эстер Жановна вас проводит.
«Эстер Жановна! Да уж, это куда круче Зигмунда! Где Ворон их откопал? Сразу видно, что хозяин замка большой оригинал» — думал он, подходя к дверям своей комнаты. Елизавет Петровна вошла в соседнюю со словами:
— К ужину спустимся вместе. Я тебе постучу.
«Да, это хоромы!» — невольно вздохнул он, осматривая комнату. Обстановка была выдержана в классическом стиле, причем под старину, кожаная обивка кресел потерта, позолота местами облупилась. Потолки высоченные, было ощущение, что при помощи машины времени отсчитал назад пару-тройку сотен лет. Но, толкнув дверь смежной комнаты, он увидел роскошную и вполне современную ванную. Потом подошел к окну. Вид открывался великолепный, летом здесь и в самом деле было красиво. Огромное поле, за ним лес: хоровод белоствольных березок на опушке, а за спинами русских красавиц зеленые широкие плечи молодцев — елей. Немного солнца, и ощущения будут иными. Это вам не Европа, это масштаб! Матушка Русь, женщина не привередливая, лаской и заботой не избалованная, но зато ее величественная красота повергает в трепет. Здесь можно только преклоняться, припасть к стопам и полюбить беззаветно. Ее потому и не сватают, что ровни ей нет.
