Но даже она, такая холеная и уверенная в себе, по мере того как удалялась от Москвы, начинала злиться. Машина, выехавшая из гаража чистенькой, сверкающей, теперь была забрызгана грязью. Серое небо сочилось мельчайшими, словно маковые зернышки, каплями дождя, воздух был пропитан влагой, как губка. Стоило выйти из машины, как вся эта вода мигом оказывалась на щеках, губах, волосах, одежде…
Женщина вела машину сама, хотя рядом с ней сидел мужчина. Молодой и красивый. Повернув голову в его сторону, женщина невольно улыбалась. Ей было приятно на него смотреть, и она не могла отказать себе в этом удовольствии. Скользнув взглядом по светлым волосам, останавливалась на глазах какого-то необыкновенного, редкостного цвета. Ей, отлично разбирающейся в драгоценностях, на ум приходило слово «астеризм». Так говорят о драгоценных камнях с лучистым блеском, похожим на свет звезды: явление астеризма. У него карие глаза, но вокруг зрачка золотой лучистый ореол, поэтому оттуда, из глубины, словно бы идет свет. Какие странные глаза…
— Какие у тебя странные глаза, — не выдержала она.
— Вы что меня рассматриваете?
— Могу себе позволить это удовольствие.
— Далеко еще? — спросил он после паузы.
— Ехать до имения Воронова порядком.
Слово «имение» она произнесла с иронией. Так же как потом сказала:
— Мишель, не надо нервничать. Мы едем на вечеринку.
«Мишель». Тонкая улыбка. Руки в лайковых перчатках на белоснежном руле. А вокруг грязь, сырость. Москва осталась позади, за окном мелькают дачные поселки и деревушки. Покосившиеся заборы, одноэтажные дома.
— Не надо нервничать, Мишель, мы едем на вечеринку.
«Кой черт тебе это надо? Белая машина, меховая накидка, перчатки и вечеринка? И кой черт тебе нужен там я?»
— Не надо нервничать, Мишель.
— Зачем мы туда едем?
— О! Разве ему можно отказать? Это закрытая вечеринка, только для членов элитного винного клуба. Для пятерых его самых богатых членов.
«Она разве член? — покосился на женщину. — Елизавет. Но Петровна. Член! Кто подумает иначе, получит пулю в лоб. Кой черт я с ней связался?».
— А поводдля вечеринки? Что празднуем?
— Дмитрий Воронов раздобыл очередную редкость на винном аукционе, — усмехнулась Елизавет Петровна. — Знаменитое бордо одного из лучших урожаев середины прошлого века. Одного из лучших в мире винодельческих хозяйств. И купил ее за тридцать тысяч долларов.
— Мы что, едем ее смотреть?
— Посмотреть на бордо я могу и у себя в винном погребе, — пожала плечами женщина. — Воронов сказал, что откроет ее.
— Ну и что?
— Мишель, ты не коллекционер. Он сказал, что откроет ее! Бутылку за тридцать тысяч долларов! Мы все покупаем вино. И дорогое тоже. Эксклюзивное в том числе. Но покупаем не для того, чтобы его пить.
— А для чего?
— Бог ты мой! Ты не коллекционер! Впрочем, тебе это и не нужно. — Она покосилась на его светлые, тщательно уложенные волосы и улыбнулась. — В общем, мы едем!
«Она родилась в Москве, в семье водителя автобуса и санитарки. А ее предки пахали землю. У нее большие руки и большие ноги. Широкое лицо. Белая машина, меховая накидка и перчатки. Ноябрь месяц. Кому она все это доказывает? Себе! У нее куча комплексов. Но кто об этом только заикнется, получит пулю в лоб».
— О чем задумался, Мишель? Замок на горизонте!
— Замок?
— А чего ты ожидал от Воронова? Он — большой оригинал.
Неожиданно она остановила машину. Повернулась к нему и повелительно сказала:
— Выйдем. Я хочу подышать воздухом.
Он нехотя стал вылезать из машины. Какая мерзкая погода! Меховая накидка осталась лежать на заднем сиденье, Елизавет Петровна стояла под моросящим дождем с непокрытой головой, в платье для коктейля, в туфлях на шпильках и задумчиво смотрела на зубцы смотровой башни. И в самом деле, замок!
Огромный, в три этажа, облицованный природным камнем, с окнами, похожими на бойницы, будто бы здесь собирались выдержать длительную осаду. Такой замок мог построить только безумец. Или же человек, начитавшийся в детстве рыцарских романов и всерьез увлекшийся ими. Это не было красиво, этим не хотелось владеть, здесь не хотелось жить. Но это было значительно и… странно. Да, все это было странно.
Он поправил белоснежное кашне на шее и вздохнул. Черное пальто в момент покрылось водяной пылью.
— Зачем надо ехать в грязную деревню в платье для коктейля и меховой накидке? — спросил, глядя на запачканные туфельки. Шоссе измазано рыжей глиной, со следами от гусениц тяжелой техники и нашлепками грязи, упавшей с огромных колес тракторов.
Елизавет Петровна обернулась и, глядя на него в упор, спросила:
— Надо объяснять?
— Да я уже понял, что объяснений от вас не дождешься.
— Привыкай, — улыбнулась она.
— Оденьтесь, холодно.
— Да, да. Подай мне накидку, — поежилась женщина, и он послушно полез в машину за предметом ее изысканного гардероба.
— Зачем Воронову это нужно? — тихо спросил, глядя на замок. — Такой огромный дом! В глуши! Он мог бы и за границей жить. Где-нибудь, где тепло и сухо. Мягкий климат, приятный взгляду пейзаж.
— Кто знает? Он и раньше был со странностями, а после того, как год назад случилась трагедия с его женой, и вовсе сошел с ума. Заперся здесь, в этом мрачном замке, ни с кем не общается. Как будто на свете нет других женщин.
— Вы что, к нему неравнодушны?
Она вздрогнула:
— С чего ты это взял? Холодно, поехали.
И Елизавет Петровна полезла в машину. Поехали. Он недоумевал. Но, по крайней мере, хоть что-то прояснилось. Она не только эксклюзивное вино едет пить. У Елизавет Петровны далеко идущие планы. Уж не матримониальные ли? Жаждет реванша. Неужели же слухи достоверны? Якобы когда-то, давным-давно, она была увлечена хозяином этого замка…
— Это первая его попытка общения с того самого дня, как… — она вздрогнула. — В общем, мы, его друзья, не смогли отказать. Напротив, обрадовались. Не думаю, что будет весело, но по крайней мере мы осмотрим знаменитые вороновские погреба. Странностям не удивляйся.
— А что, есть странности?
— А ты ничего не замечаешь?
Он глянул окно и с удивлением спросил:
— Что это?
— Ты имеешь в виду трактор с бороной?
— Да. Это похоже на государственную границу. Полоса заграждения. Перепаханная земля.
Она вдруг рассмеялась:
— И в самом деле! Как на границе! О! Это забавная история! Когда Воронов скупил у колхозников двадцать гектаров земли в дальнем Подмосковье и на этой земле построил замок, он попытался наладить отношения с местными жителями. Открыл магазин в деревне, провел газ, выплатил компенсацию колхозникам за захваченные огороды. Когда в погреба стали завозить вино, пошли слухи. Шофер сказал трактористу, тракторист жене… Ты представляешь, что такое в деревне спиртное? Это ж валюта! Главная ценность! И как-то ночью к Воронову наведались местные, сам хозяин был в это время в отъезде. Залезли в погреб, выпили арманьяк тридцатилетней выдержки, часть бутылок переколотили. Коллекционное вино! Зачем им пить кислятину с низким градусом? Они даже не представляют, сколько это может стоить! «Краснуха», и все. Воронов был в бешенстве. С тех пор он объявил деревенским войну. Поставил вокруг всего участка глухой забор, нанял охрану. Рва вокруг замка нет, как во времена средневековья, но есть пограничная полоса. Трактор постоянно ее перепахивает. Если на пашне обнаруживают следы, тут же поднимается тревога. Так Дмитрий Александрович борется с пьянством, — с иронией сказала она.
— А много у него людей?
— Хватает. Во всяком случае, они вооружены. И у них есть злые собаки. Как я его понимаю! Он, бедняжка, столько пережил.
— Да уж! Странностей у хозяина этого замка хватает! Я уже понял!
— Они зовут его Вороном, — тихо сказала Елизавет Петровна.
— Как?
— Вороном. Деревенские. Мрачный, черный, нос с горбинкой, похожий на клюв. Они его боятся. Поэтому ничему не удивляйся.