— Кто ж не хочет? Да, я эгоист. Могу себе позволить. С деньгами можно все, и при любой власти.

— То-то твои заводы так дымят, — пробурчал Сивко. — Сам весь в белом, а пашут негры.

— Ну, поучи меня жизни, — добродушно сказал Таранов и сделал внушительный глоток вина, после чего промокнул салфеткой сочные, плотоядные губы.

Появился Зигмунде супницей. Открыл крышку, и сидящие за столом невольно принюхались. Ароматный парок, клубившийся над супницей, был на «ах!».

— Суп с раковыми шейками, господа, — объявил Зигмунд.

Господа переглянулись и кивнули:

— Знатно, — сказал за всех Таранов.

Разлив суп, Зигмунд исчез, и разговор продолжился.

— Ну, а что она? — спросила Елизавет Петровна. — Его жена?

— Эстер Жановна всю жизнь занималась энологией. Наукой производства вина.

— Это серьезно, — кивнул Таранов.

— Отличный специалист. — Воронов поднял свой бокал и сделал глоток. — Кандидатскую защитила. У нее французские корни. Эстер Жановна из дворян. Ее предки жили в Санкт-Петербурге, но потом прадед увлекся виноделием и переехал в Молдавию. Хотел создать достойное вино, не хуже французских, выйти с ним на мировой рынок. Революция помешала. Она училась у деда, потом у матери, которая тоже занималась энологией. Купажирование — наука тонкая. Ведь в каждой емкости из одного и того же сусла рождается вино разного вкуса и аромата. Важно правильно выбрать момент: в каких пропорциях смешивать и когда разливать. Поторопишься — вино не раскроется. Передержишь — потеряет свежесть. Я могу разговаривать с ними часами, с Зигмундом и ЭстерЖа-новной. И хотя он большой знаток вин и тоже специалист в своем деле, она все равно главная. Это элита виноделия. Если бы вы знали, господа, как Зигмунд уважает свою жену! И слушается ее беспрекословно.

— А дети у них есть?

— В том-то и дело. Один ребенок. Эстер Жановна мечтает дать ему достойное образование. Если бы вы знали, какая трагедия случилась с ними во времена сухого закона! Они не могут говорить об этом без слез. Виноградники ведь вырубали. И все пошло на спад, так что в конце концов они решили уехать в Россию. Она какое время работала няней, за гроши. Он пристроился в московский ресторан, сомелье. Там я его и зацепил. И, господа, не жалуюсь. Его интересно послушать.

— То-то я смотрю, лицо знакомое, — пробормотал Таранов. — А в каком ресторане он работал?

Воронов не успел ответить, потому что в зале вновь появился Зигмунд. На этот раз с горячим.

— В каком ресторане ты работал, Зигмунд? — спросил Таранов, косясь на сомелье. — Отчего-то мне знакомо твое лицо.

Зигмунд пробормотал что-то неразборчивое.

— Как-как?

— Вряд ли вы там бывали.

— Не скажи! Раз Воронов бывал, значит, и я заглядывал. Мы с ним одного поля ягоды.

— Извините, мне надо отлучиться. Форель остывает.

И Зигмунд исчез.

— Не будем отвлекаться, господа, — подняла свой бокал Елизавет Петровна. И с вызовом сказала: — Давайте выпьем за любовь!

— Я определенно где-то его видел, — пробормотал Таранов, поднимая свой бокал. — Но где? Черт меня возьми!

— Это что, тост? — прищурилась Елизавет Петровна;

— Да типун тебе на язык! Я еще поживу. На Зигмунда засмотрелся. Где же я его видел?

— Для тебя это так важно? — усмехнулся Воронов.

— Нет, но… А, черт с ним!

Выпили. Вновь появился Зигмунд. На горячее была форель, запеченная целиком со специями и поданная с рисом, желтым, словно яичный желток. Поверх лежали креветки и мидии. Предлагая ему горячее, сомелье взглядом попросил аудиенции. Кивнул еле заметно, не отводя взгляда от Сивко. Потом посмотрел на Таранова. И вновь на Сивко. И вдруг едва не рассмеялся. Такое чувство, что смотрит в зеркало! Таким же взглядом, как он на Сивко, Таранов сейчас смотрит на Зигмунда. Словно пытаясь что-то припомнить. И, кажется, нервничает. «Где же я его видел?» А Елизавет Петровна напряжена. Ждет подходящего момента.

Наконец трое мужчин с бокалами в руках отходят к камину, что-то обсудить. Хозяин замка, Сивко и импозантный Иван Таранов. У них, похоже, дела. Елизавет Петровна смотрит на него со значением, и они остаются за столом.

— В чем дело, Мишель? — раздраженно спрашивает она.

— Я не понимаю.

— Да все ты понимаешь! Кто она? Зачем ты ее прячешь?

— Я никого не прячу.

— Врешь! Я видела, как экономка заходила с подносом в твою спальню! На подносе был ланч!

— Это я попросил Эстер Жановну принести в комнату еду, потому что проголодался.

— Врешь! Ты не знаешь, как обращаться с прислугой! И ты не мог такое заказать! Заскочил бы на кухню и сделал себе бутерброд! Экономка несла завтрак женщине. Той самой. Что происходит? Почему ты ее прячешь?

— Потому что она ни в чем не виновата, — пробормотал он.

— Другому кому-нибудь расскажи. Если бы она была не виновата, то не стала бы прятаться.

— У нее другая причина.

— Интересно узнать, какая?

— Это не моя тайна.

— Ага! Девчонка-то, видать, хорошенькая! Вот ты и растаял! Все вы, мужики, кобели! Все одинаковы! — всерьез разозлилась Елизавет Петровна.

— Я бы подумал, что вы ревнуете.

— Много чести!

— Тогда почему вы так нервничаете?

— Я не обязана тебе ничего объяснять! Пойдем! — Она решительно поднялась.

— Куда?

— К тебе. Я хочу знать, кто это.

— Но… — Он тоже поднялся. — Я сам ее приведу.

— Давай! Тащи ее сюда!

— Тише! Они же все слышат!

Воронов и в самом деле обернулся. Разговор у камина смолк.

— Елизавет Петровна, сядьте! — взмолился он.

— Все равно мы сейчас же все узнаем.

— Тише! Пожалуйста! Я вас прошу.

— Давай! Иди! — И она неохотно опустилась обратно на стул.

— Сегодня все такие нервные, — вздохнул он. — Я же говорю: вам не надо ее бояться.

— Я сказала: иди! И притащи ее сюда! Помни, на кого ты работаешь и кто платит тебе деньги! Иначе я создам твоему агентству такую репутацию, что ни один клиент к тебе больше не зайдет! — пригрозила она.

— Елизавет Петровна!

— Когда со мной по-хорошему, то и я по-хорошему. Но я не выношу, когда меня используют. Ты будешь делать то, что я скажу.

— Хорошо. Я понял.

Он кивнул мужчинам, стоящим у камина, на минутку, мол, и вышел из залы. Елизавет Петровна после минутного раздумья потянулась к бокалу вина. Мужчины вернулись к прерванному разговору.

В коридоре он столкнулся с Зигмундом.

— Что случилось? — дрожащими губами спросил тот.

— Елизавет Петровна видела, как в мою комнату несли ланч. Пора бы все объяснить.

— Ни в коем случае! Нет, нет и нет! — замахал руками Зигмунд. — Дмитрий Александрович мне не простит!

— Зигмунд, послушай…

— Никогда!

— Да что ж ты его так боишься?

— Потому что эта работа — мой единственный шанс! Он ведь все может! Захочет — и я не устроюсь больше ни в один московский ресторан! И куда мне тогда? Чем кормить семью?

— Ты преувеличиваешь его возможности.

— Ничуть! Это всесильный человек! Всесильный! Михаил Андреевич, помогите мне!

— Как?

— Помогите ей выбраться отсюда.

— Но как?

— Как-нибудь, — отвел глаза Зигмунд.

— До наступления темноты нельзя, — покачал он головой. — Не получится. На территории замка полно охраны, на смотровой башне дежурит охранник. Ее заметят, когда она пойдет через поле. А ночью на территории злые собаки.

— Собак я подержу.

— Ах, вот оно что! Это ведь ты нейтрализовал собак!

— Я их подкармливаю, приношу тайком остатки еды. Собаки не лают на тех, кто ближе всех в кухне.

— Слушай… — Он задумался. — Давай дождемся темноты. Зигмунд, пойми, сейчас никак нельзя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Отвлеку гостей, и ты ее выведешь тайком из замка. Собаки на твоей совести. Об охране я подумаю. Но нужен какой-то ход…

— Спасибо вам, Михаил Андреевич! Огромное спасибо!

— Да погоди ты благодарить, — с досадой сказал он. — Надо еще выбраться из этой крепости. Слушай, бросай ты эту работу!