Она разразилась рыданиями.

Лизандер был ярким свидетельством того, что рыцарство еще живет. Он никогда не читал этих многочисленных статей на страницах для женщин о грубом шовинизме его секса, он никогда не слыхал о Новом Человеке или о сексуальном раздражении. Его помыслами целиком заправляло сердце. Что-то в самом существе горя заставляло его приходить на помощь, и точно так же, как Лизандер кидался в чужие беды, даже незначительные, как шел на агрессивно-опасного Тайсона, он подошел и к Марте.

– Не плачь. Ведь ты же красавица, а он просто жаба. Нежно и тепло обняв ее, он старался успокоить дрожь ее тела и вытирал слезы и тушь большими пальцами своих рук; затем, поскольку она продолжала всхлипывать, стал успокаивать ее так, как лучше всего умел: целуя ее перепачканные трепещущие губы. Какую-то секунду она сопротивлялась, а затем в надежде найти успокоение постепенно пошла навстречу его прекрасному порыву.

Ее кожа была такой же гладкой и шелковистой, как и блузка, но, как только он добрался до пуговиц, она отпрянула.

– Я слишком худая. Элмер называет меня доской с двумя пуговицами, ты должен знать, что тебя ожидает.

Лизандер вздрогнул, потом погладил ее спину.

– А у меня все самое лучшее – под костюмом, – затем, когда Марта улыбнулась, он добавил: – Я поцелую каждую веснушку.

– Тогда тебе придется остаться здесь на тысячу лет.

– Мне и этого мало. Пойдем наверх.

– Нам не следует этого делать.

– Мы не можем противиться предсказанию «Мистик мэгезин».

Тайсон, однако, как и полагалось доберману, не соглашался выпускать Лизандера из комнаты, и пришлось перенести его подстилку в спальню и уложить на нее с помощью ласк и «Бониоса». Марта за это время разделась и перебралась под зеленые шелковые простыни на огромную в изумрудную и белую полосы кровать на четырех ножках. На тумбочке рядом грудой высились книги, с другой стороны стояли часы с цифровыми индикаторами и фотография Элмера и Джорджа Буша в серебряной рамке.

– Элмер читает только балансовые отчеты да послания на блузках, – сказала Марта, всхлипывая.

– Тише, не думай о нем.

Не раздеваясь, Лизандер пересек пампасовые заросли белого ковра и нежно откинул простыни. Тонкие руки Марты мгновенно прикрыли маленькую и нежную грудь. Но подобно Алладину, запертому в пещере и изумленно и возбужденно изучающему золотые предметы, драгоценные камни и связки жемчуга, Лизандер стал медленно изучать ее тело, поглаживая соски и прекрасную впадину между грудей, и за ушами, и внутреннюю часть запястий, вздыхая о руинах Диореллы.

– Боже, ты великолепна!

Его рука скользнула между ее длинных стройных ног.

– Я хотел этого, еще когда увидел их стоящими. Раздевался он бессознательно, бросая одежду на пол, и без нее был так великолепен – белый, крепкий, в ожидании удовольствий под этими зелеными простынями, словно молодой гриб в росистой траве. Прекрасно развитая грудь, слегка поросшая светло-коричневыми волосами, сужалась к плоскому животу, а еще ниже, из более темных волос вздымался предмет его гордости, так радостно и уверенно готовый доставить удовольствие, словно поднятая перед концертом палочка дирижера.

– Но ведь мы всего пять месяцев женаты, – пробормотала Марта. – Наверное, не стоит.

– Еще как стоит.

– Разве Долли не огорчится?

– Вероятно, огорчится, но я не могу удовлетворять себя сам.

Его фальшивый загар приобрел оранжевый оттенок, а голубовато-зеленые глаза смотрели бессмысленно-пьяно, но, когда его большой смеющийся рот прижался к ее рту, Марта поплыла в таком же расслабляющем экстазе, как и Тайсон.

Извиваясь на постели, Лизандер целовал подъемы ног и каждый палец с ногтями, покрытыми лаком кораллового цвета, затем медленно, медленно повел вверх руками по бархатистым бедрам, чувствуя нарастающее напряжение, когда слегка дотрагивался до грудей и бритых подмышек, и не мог насытиться лаской.

– Мы не должны этого делать, – ослабевая, сказала Марта.

Вытянувшись, Лизандер добрался до фотографии Элмера и Джорджа Буша и повернул ее к стене.

– Нам не нужны зрители.

Она засмеялась, но вскоре стали слышны глубокие вздохи. Тут он понял, что она уже на подходе к вершине блаженства, и продлил ей удовольствие еще с полминуты, работая пальцами.

– Войди в меня, – попросила Марта.

– Подожди секундочку, пока я тут кое-что натяну, – пробормотал Лизандер, шаря в заднем кармане джинсов в поисках презерватива. Затем жизнерадостный, как выдра в летней реке, исполнил ее просьбу.

– О, это было что-то невероятное, – сказала Марта, когда они лежали после всего, деля сигарету на двоих.

– Ох, не получу я рождественскую премию. Ведь я не продал ни одного дома, и купят что-нибудь не раньше января. А ты просто прелесть, – Лизандер поцеловал ей руку.

– Как ты стал таким великолепным любовником?

– В основном благодаря Долли. Одно из преимуществ общения с женщиной старше тебя.

– А сколько ей? – Марта прильнула к его груди.

– Двадцать четыре.

– Ого.

– Но она начала в четырнадцать, так что опыт у нее большой. Но мне так понравилось спать с тобой.

– Мне тоже, – Марта поняла, что Лизандера упускать нельзя.

Смотря на синяки от поло, темнеющие на ребрах, руках и бедрах, как лиловые крапинки на белой фиалке, ей захотелось поцелуем удалить их, чтобы его тело вернуло себе свое великолепие.

– Ты настоящий сладкий любовник с нежнейшим сердцем и твердейшим членом.

– Это лучше, чем наоборот, – Лизандер стряхнул пепел на пампасы ковра. – Я хотел бы заниматься любовью часами, но, увы, слишком возбуждаюсь, особенно если партнерша так хороша, как ты. Долли не давала мне после всего засыпать, а заставляла долго поглаживать. Для меня это было самым трудным.

Невозможно было разобрать, что он говорит, его веки уже слипались.

– Давай повторим через минутку. Ты пойдешь со мной завтра в Диснейленд? Я хочу взять автограф у Утенка Дональда.

Когда он уснул, Марта взяла из его руки сигарету.

Вечеринка у Элмера Уинтертона была испорчена. Бонни, перегрузившись шампанским и поросятиной, рвалась то поехать к Джакуцци, то поплескаться в элмеровском бассейне для рыб. И теперь еще пираньи кишели у поверхности воды, пожирая извергаемое желудком самого Элмера. Ощутив долгое отсутствие своей робкой, слабой жены, после исчезновения Бонни он уже был готов направиться прямо домой. Чтобы пресечь пересуды, тридцать миль до дома он собирался проехать сам.

Никто из охранников у ворот дома не подумал предупредить Элмера, что у него гость. И только разглядев на ковре своей спальни рубашку с предупреждающей надписью «Секс считается злом» и подняв взгляд повыше, он обнаружил, что игрок номер один и его супруга очаровательно сплелись, словно Купидон и Психея.

Уже второй раз за эти сутки Лизандера оторвали от сна. Но красный и рыкающий Элмер был куда менее приятным будильником, чем близнецы.

– Я включил тебя в команду не для того, чтобы ты валялся на моей жене, – завыл он.

– Так охраняй ее получше, жирная обезьяна, – прорычал в ответ Лизандер. – Как ты можешь гоняться за отвратительными девками, когда у тебя дома такая красота?

Правота Лизандера не подняла настроения Элмеру. Схватив вазу со стола у двери, он уже собирался обрушить ее на Лизандера.

– Только не Минем, Элмер, – запричитала Марта.

Элмер помедлил, и Лизандер использовал шанс спрятаться за Марту, схватить ее розовые шелковые шаровары, прикрыться ими как фиговым листком, выскочить из кровати, а затем очень вовремя – из комнаты, как раз тогда, когда стеклянная бутылка «Мадам Жоли», пролетев над ним в нескольких дюймах, разбилась о противоположную стену.

– Где же выход, – взвизгнул Лизандер, проносясь через лестничную площадку и прыгая через три ступеньки вниз, прежде чем упереться в четырехстворчатую входную дверь, не поддающуюся ни толчкам, ни дерганью. И, очутившись в безвыходном положении, Лизандер вспомнил, как отец, бывало, запирал дубовую дверь на засов, а матушка тайком открывала черный ход, чтобы сынок мог прокрасться через кухню. Затем его голое тело передернулось, потому что раздались выстрелы и в холле на куски разлетелась люстра. Взметнув над собой бронзовую статую Элмера, восседающего на пони, он швырнул ее в окно. Но пуленепробиваемое стекло даже не дрогнуло. Пронзающий уши звук сирены, как будто завизжала стая кастрированных обезьян, прорезал тишину дома.