Однако, идя вперед по дороге, которая по-прежнему шла в гору, Диана улыбалась. Она редко употребляла бранные слова, так что теперь, когда они так легко слетали с ее языка, у нее возникало какое-то необыкновенное чувство — чувство преодоления чего-то запретного. Она опять оступилась, хотя и не так сильно, как только что. «Вот хрень!» — ругнулась она и хихикнула. Она принялась сыпать бранью ритмично, смакуя слова, стараясь каждый раз попадать ногой в такт, так что непристойности звучали у нее наподобие строевой песни.

Теперь дорога заворачивала влево, убегая в сторону, словно своенравный маленький шалунишка, и то, что находилось за поворотом, оставалось скрытым от глаз Дианы.

«Отчего же так далеко, черт подери! — ворчала она. — Он же написал, что пройти придется всего полмили».

И она упорно шла вперед по дороге, ощущая, что уже поднялась достаточно высоко над уровнем той тихой улочки на окраине города, с которой начался ее путь. На какой-то миг ей вспомнился ее дом на островах Аппер-Киз, и она подумала, что на них все не так уж сильно отличается от здешних краев, хотя там дома выкрашены в яркий розовый цвет, все строения тянутся вдоль хорошей дороги, обрамленной стрип-молами и магазинами, в которых продаются всякие трикотажные шмотки, а рядом находится океан, присутствие которого невозможно скрыть и который постоянно готов напомнить, что дикая природа совсем близко, до нее буквально рукой подать — несмотря на все попытки людей это закамуфлировать, — то есть всего несколько секунд ходу. Здесь и вправду ощущалось нечто сходное с Южной Флоридой. Например, несомненно ощущаемое ею блаженное чувство одиночества. Оно ободряло и успокаивало. Ей нравилось оставаться одной, и она чувствовала, что эта черта ее характера передалась и ее дочери.

Она вдохнула поглубже и затянула старинную солдатскую песню: «Мы идем в Преторию, Преторию, Преторию…» [98]

Звук ее голоса, хоть и уставшего, и измученного, тем не менее отражался от скал и камней, создавая небольшое эхо.

«Когда Джонни вернется домой, ура, ура! [99]— запела она еще одну песню. — Когда Джонни вернется домой, ура, ура! Когда Джонни вернется домой, его я крепко обниму и мы оба крикнем: „Ура, ура!“»

Она ускорила шаг и принялась размахивать руками в такт пению: «Мы ввысь летим в голубое небо, все ближе и ближе к солнцу…» [100]

Она подняла голову и распрямила плечи.

— Ша-а-агом марш! — скомандовала она. — Раз-два. Раз-два… — Она миновала изгиб дороги и остановилась. — Раз-два… — повторила она, теперь уже шепотом.

У самой обочины, примерно в пятидесяти ярдах впереди нее, стоял автомобиль.

Это был белый четырехдверный седан, на каких ездят правительственные чиновники, точно такой же, на каком накануне агент Мартин привез ее и Сьюзен из аэропорта. На ветровом стекле она увидела красный пропуск, позволяющий проезжать куда угодно. «Он что, приехал сюда, чтобы меня встретить?» Она остановилась как вкопанная. Вопросы так и роились у нее в голове. Ей стало страшно. Затем, осознав, что ответов на них не получит, если останется на месте, она решила, что надо что-нибудь сделать.

Очень медленно она засунула руку в рюкзачок, достала оттуда револьвер, взяла его в руку и одним движением большого пальца сняла с предохранителя.

Затем, как следует осмотревшись, Диана навострила уши, чтобы удостовериться, нет ли здесь кого-нибудь постороннего. Однако, не услышав ничего, кроме звука собственного дыхания, она очень медленно и осторожно сделала шаг вперед, словно шагала по очень узкому и скользкому краю пропасти.

— Ну хорошо, — произнес Харт, — сперва расскажите мне о человеке, которого ищете. Что вам о нем известно?

— Он старше вас, — ответил Джеффри, — ему за шестьдесят, и он убивает людей уже много лет.

Харт кивнул:

— Это уже интересно.

Сьюзен подняла на него глаза, оторвав взгляд от блокнота, в котором делала пометки. При этом она стремилась не просто записать то, что говорит убийца, но и уловить его интонации, запомнить, какие слова он особенно выделяет, считая, что такие вещи способны поведать им гораздо больше того, что сказано. На одной из стен помещения имелась видеокамера, через которую велась запись их разговора, но Сьюзен не слишком доверяла технике, считая, что та может не уловить того, что сможет заметить она сама, сидя всего в нескольких футах от говорящего.

— Чем интересно? — осведомилась она.

— Ваш брат знает, — ответил преступник со своей кривоватой улыбкой. — Ему хорошо известно, что существует основной тип серийного убийцы, над изучением особенностей которого многие ученые трудились десятки лет, и пожилые люди совсем не укладываются в его рамки. Ему, скорее, соответствуют люди молодые, такие как я. Мы сильнее. Нас отличает преданность идее. Мы люди действия. Старики же более пассивны, им больше нравится фантазировать, нежели реализовывать свои грезы, и они чаще бывают погружены в безвольное созерцание. Они, Сьюзен, чаще мечтаютоб убийствах, чем осуществляют свои планы на практике.У них слишком мало энергии. Таким образом, уже с самого начала ясно, что вашим знакомым движут очень мощные силы. Неуемные желания. В противном случае он уже давно, лет десять, а то и пятнадцать назад, отошел бы от своих излюбленных занятий. Или его давно поймали бы и отправили на тот свет куда более кровожадные серийные убийцы… — при этих словах Харт бросил быстрый взгляд в сторону зеркала, — или он сам покончил бы жизнь самоубийством, или просто сдался бы и удалился на покой. О, для того чтобы оставаться в деле, в то время, когда прочих заботит одна только пенсия, нужно обладать крепким внутренним стержнем и быть сделанным из крутого теста. — Убийца потянулся закованной в наручник рукой к лежащей на столе пачке с сигаретами, достал из нее одну и взял ее двумя пальцами. — Но вы и сами это знаете, профессор… — Харт наклонился вперед, вставил сигарету в рот и чиркнул спичкой. — Вредная привычка, — проговорил он. — Люблю дурные привычки.

У Джеффри возникло странное чувство, будто он находится в зоопарке и смотрит через стекло террариума в глаза мамбе. [101]Обычно, когда он оказывался совсем близко к таким опасным людям, это рождало в нем странное чувство покоя.

— Его жертвы всегда молоды, — отозвался Клейтон холодным голосом, очень четко выговаривая слова.

— Свежатина, — произнес убийца.

— Он похищает их, и свидетелей этому никогда не бывает…

— Этот человек очень осторожен и прекрасно контролирует свои действия.

— Потом их находят в отдаленных местах, но не спрятанными, а положенными в определенных позах.

— Ага, он любит оставлять послания. Хочет, чтобы его работу заметили.

— Так что найти место преступления никогда не удается.

Убийца фыркнул:

— Конечно, вы его никогда не найдете. Ведь это игра. Правда, Сьюзен? Смерть — это всегда игра. Если мы больны, то разве мы не принимаем лекарства, чтобы обмануть эту старуху с косой? И разве мы не пользуемся в автомобилях подушками безопасности и не пристегиваемся ремнями, чтобы, так сказать, подстелить соломки и не дать этой особе застать нас врасплох? — Сьюзен кивнула, и Харт продолжил: — Я и есть эта смерть. Вы тоже интересуетесь смертью. Давайте сыграем в эту игру. Не для этого ли ваш брат привез вас сюда? Думаю, что для этого. Вы должны понять эту игру и сыграть в нее. — Киллер повернулся к Джеффри. — Вы повели себя очень умно, чтобы меня сцапать. Снимаю перед вами шляпу, профессор. Я ожидал от вас совершенно другого. Приманок, ловушек. Всяческих полицейских штучек. Никогда не подумал бы, что вы способны на то, чтобы просто повесить на этих женщин электронные маячки и использовать их в качестве приманок. Это был проблеск гениальности, профессор. И проявление жестокости. Да, в жестокости вы почти не уступите мне самому. Ведь вы едва ли могли ожидать, что первая же моя жертва успеет нажать нужную кнопку. Может, это удалось бы лишь третьей. Или даже пятой. Это поставило меня в тупик. Сколькими женщинами вы готовы были пожертвовать, чтобы устроить мне западню?