Бретт был не разгневан, а скорее печален. Следовало, конечно, ожидать, что Фиби затронет эту тему. Ее высокомерные родители не случайно нашептывали ей о его темном прошлом. Сам Бретт никогда не судил о людях по их родителям, но Фиби была воспитана в обществе, больше всего ценившем хорошее происхождение, и то, что она коснулась этой темы, только лишний раз доказывало, что она ненамного отличается от остальных жителей Конуэя.

— А он говорил тебе, что отец умер в больнице для умалишенных? — спросил Бретт, и Фиби кивнула. — Это правда, старик был сумасшедшим. — Бретт сделал паузу. — Теперь я могу точно сказать, в каком направлении работают мозги Бена. Он считает, что я такой же сумасшедший, как и мой старик, и это дает ему основание обвинить меня в похищении маленьких девочек.

Бретт умолк на какое-то время, а затем произнес медленно и печально:

— Сэм Джоукс никогда не был здравомыслящим человеком, как ни ужасно говорить такое о своем отце. Но дело в том, что я не считаю его своим отцом. Понимаешь, я увидел его впервые несколько лет тому назад в больнице для душевнобольных. Когда я входил в его палату, я был так взволнован, что у меня дрожали колени. Но волнение мое было напрасно. Он сидел на кровати, одетый в зеленый больничный халат, и, никого не замечая, смотрел прямо перед собой. У меня было такое чувство, что я один в комнате.

Моя мать никогда не рассказывала о Сэме. Никогда. Это была ее тайна. Но несколько лет назад мне потребовалось свидетельство о рождении. У матери его не оказалось, и я послал запрос в Техас. Мне прислали выписку, в которой значилась фамилия моего отца, — Джоукс.

Он снова замолчал. Где-то прокричала сова и запел сверчок. Однако Фиби не слышала ничего, кроме мягких слов Бретта.

— Честно говоря, я был удивлен, и мне захотелось выяснить, кто же этот человек. Я знал, что мать ничего не станет рассказывать, поэтому навестил свою тетю в Техасе и выпытал у нее все, что мог. — Сэм Джоукс слишком много пил, дрался и был очень упрям. Но, как ни странно, при этом он нравился женщинам. Когда моей матери было шестнадцать, она увлеклась им. Сэму было тогда почти двадцать пять. Моя мать забеременела от него, и когда он узнал об этом, то не захотел больше видеть ее. С годами он опускался все ниже и ниже: бросил работу, начал побираться на улицах, вид имел самый отталкивающий. Позднее он был арестован за нападение на двух молоденьких девушек. После обследования его признали шизофреником и поместили в больницу для душевнобольных. Ну что, выдающийся у меня отец?

— Извини, Бретт, — тихо сказала Фиби. Я ведь ничего этого не знала.

— И что больше всего меня поражает, так это то, к каким выводам приходят люди, подобные Бену. Он, вероятно, ничего не знает о шизофрении. Я же кое-что читал и разбираюсь в этом вопросе. Вовсе не обязательно, чтобы дети шизофреников похищали и убивали маленьких девочек. Тут нет никакой связи.

— Никто не обвиняет тебя, Бретт.

— Публично — нет, но меня осудили негласно. — Бретт встал, обессиленный собственным рассказом. — Идем, я провожу тебя домой.

Они шли молча, и Фиби чувствовала, что пропасть отчуждения, разделяющая их, теперь стала еще больше. Этот откровенный разговор вместо того, чтобы сплотить, разъединил их. Фиби хотелось кричать от отчаяния.

— Зайти за тобой на церемонию похорон Сью? — спросил Бретт, когда они добрались до ее дома.

Фиби прикусила губу. Она знала, что он сейчас обидится на ее слова, но другого выхода у нее не было.

— Я думаю, тебе не следует туда приходить, Бретт, — быстро сказала она, боясь, что он перебьет ее. — Твое присутствие многих огорчит. Все внимание будет сосредоточено на тебе, а не на церемонии. Я знаю, ты любил Сью, но твое присутствие на похоронах неуместно.

Бретт с горечью посмотрел на Фиби. Конечно, после всего, что он только что рассказал ей, какого ответа он мог еще ожидать? В сущности, она такая же, как ее отец, а он был всегда против их отношений, даже когда еще не знал о происхождении Бретта.

— Неуместно? С каких это пор стало неуместным чтить память невинно загубленной маленькой девочки, ставшей жертвой, может быть, чьей-то ненависти ко мне?

Фиби с удивлением смотрела на Бретта, он едва сдерживал гнев.

— Бретт, я понимаю твои чувства, — сказала Фиби мягко, — но все же не думаю, что жители Конуэя будут рады увидеть тебя на этой церемонии. Таким образом ты оттолкнешь людей, которых хорошо было бы иметь друзьями.

Бретт опустил глаза и потер лоб, но было не ясно, убедила она его или нет.

— Так я увижу тебя завтра? — неожиданно для самого себя спросил Бретт.

— Боюсь, что нет, — ответила Фиби с искренним сожалением в голосе. — Завтра после закрытия магазина моя мама устраивает обед в память о Сью. Меня будут ждать там...

— А меня нет, — закончил Бретт ее фразу.

Он и не надеялся провести этот день вместе с семьей Фиби, но ему чертовски надоело, что с ним обращаются, как с прокаженным. Фиби была готова заниматься с ним любовью, но тайно, она все еще боялась выдать свои чувства перед окружающими.

— Не утруждай себя объяснениями. Ты считаешь, что мне не стоит появляться на траурной церемонии, и не приглашаешь к обеденному столу Стефансенов. Не думаю, что нам вообще стоит встречаться после всего этого!

Он повернулся на каблуках и зашагал прочь, прежде чем Фиби успела ответить.

Маленькая церковь была заполнена горожанами. Фиби посещала службу каждое воскресенье, но уже давно не видела такого скопления людей в этой церквушке, расположенной на краю города. Казалось, здесь собрались все жители Конуэя, кроме миссис Флайд и Бретта Кроуза. Дорис решила остаться наедине со своими воспоминаниями, а Бретт последовал совету Фиби. Сама же Фиби теперь размышляла, в тревоге покусывая губу, правильным ли было ее решение и не будет ли отсутствие Бретта воспринято как подтверждение его вины?

— Бретт придет? — Это вопрос задала Энни, приехавшая вместе с Беном и детьми и подсевшая к ней. Сестра Фиби была одета в белое летнее платье, которое резко контрастировало со строгим черным костюмом Фиби. Смерть Сью никоим образом не коснулась жизни Энни, подумала Фиби.

Она отрицательно покачала головой в ответ.

— Я велела ему не приходить, — прошептала она. — Мне казалось, его присутствие обозлит многих горожан.

— Ты поступила мудро, — шепотом ответила Энни. — Люди настроены против него.

Движение на другом конце скамьи отвлекло внимание Фиби, она обернулась и увидела протискивающегося в ее сторону Кэрка Паркленда. Он извинялся перед каждым сидящим, пока не плюхнулся неуклюже рядом с ней.

— Привет, Фиби, — улыбнулся Кэрк, поправляя очки на носу.

— Привет, Кэрк, — ответила Фиби, но ее мысли уже были заняты другим. Она беспокойно оглядывала присутствующих в церкви, словно искала кого-то. На минуту ее взгляд задержался на Гарри Дейве, но тут чей-то резкий кашель нарушил установившуюся тишину.

Фиби повернулась и увидела у входа Эда Бирча. Более безобразное зрелище было трудно себе представить: на нем был старый потрепанный костюм, грязная рубашка, спутавшиеся волосы торчали в разные стороны, глаза лихорадочно блестели. Откашлявшись, он опять сунул в рот зажженную сигару. Что-то оттягивало один из его карманов, и Фиби разглядела край коричневого бумажного пакета, вероятно, с бутылкой виски. Эд остановился у входа, не пытаясь пройти дальше. Было не понятно, зачем он вообще пришел, вместо того, чтобы отсыпаться после ночной попойки.

В противоположном конце церкви на кафедре уже занял свое место преподобный отец, одетый в черное.

— Друзья, мы собрались здесь, чтобы почтить память маленькой девочки, которая уже никогда не станет молодой женщиной, — приступил он к проповеди. Его голос был наполнен печалью. — Жизнь малышки трагически оборвалась, и мы никогда не узнаем причину...

— Почему не узнаем? — неожиданно раздался голос с противоположного конца церкви. Все повернулись в сторону говорившего, но преподобный отец, сделав небольшую паузу, продолжил свою речь.