— Сорвать аплодисменты у киношников — это не каждому дано. Очень хорошая примета, Кристина!

Майк позвонил на следующее утро.

— Вы прирожденная актриса, ваше высочество. От вас исходит эмоциональность, чувственность. Это общее мнение.

— А как быть дальше? — спросила Кристина.

— А дальше я начну вести переговоры по поводу возможного контракта.

— Не понимаю, — Генрих в упор смотрел на младшую дочь, — что ты вбила себе в голову?

— Не лишай меня этой радости! — воскликнула Кристина, вскочив с кресла.

Она только что прилетела из Лос-Анджелеса и еще не ложилась спать — возбуждение оказалось слишком сильным.

— Я пока тебя ничего не лишаю. Мне нужно, чтобы ты усвоила одно: долг повелевает тебе быть здесь, а не в Америке, — терпеливо растолковывал Генрих.

Перед разговором с дочерью он долго сидел над какими-то цифрами, хмурясь и покачивая головой.

— Чтобы присутствовать на благотворительном собрании в церкви Св. Варфоломея? — Кристина чуть не плакала. — Чтобы украсить собой церемонию открытия новой больницы? Чтобы восседать за торжественным обедом, как Габи? Если в этом состоит мой «долг», то я отказываюсь его выполнять. Я хочу сниматься в кино. Майк Овитц считает, что у меня талант, он сказал…

— Моя дорогая дочь, — устало вздохнул Генрих, — ты достигла беспокойного возраста, когда человеку хочется расправить крылья и взлететь. Но ведь ты — замужняя женщина. Что скажет твой муж?

— Жан-Люк? — Кристина осеклась.

В Америке она даже не вспоминала о нем. Вот уже несколько месяцев между ними не было супружеской близости, если не считать одного-двух раз. Кристина не простила ему измены во время медового месяца. На церемонию присуждения «Оскаров» она отправилась без него и впредь не собиралась обсуждать с ним свои планы.

— Твой муж… — повторил Генрих. — Что скажут подданные, если ты будешь оставлять его в одиночестве, пропадая в другом государстве? Я не могу позволить, чтобы ты стала посмешищем в глазах всего света. Достаточно с меня того, что на Габи льются потоки клеветы. Я говорю с тобой об этом потому, что ты мне бесконечно дорога, Кристина. Возможно, скоро у тебя… — князь Генрих деликатно прокашлялся.

Кристина почувствовала, как кровь прилила к ее щекам.

— Будет ребенок? Правильно я поняла? Нет, нет и нет! Я не собираюсь заводить от него ребенка. И ни от кого другого тоже.

Словно не замечая оскорбленного выражения, исказившего лицо князя, она бросилась прочь из кабинета.

Вне себя от огорчения и досады, Кристина не нашла в себе сил позвонить Майклу Овитцу и предупредить, что не сможет сниматься в римейке «Анны Кристи». Она поручила секретарше сообщить ему, что подписание контракта откладывается на несколько месяцев.

Не так-то просто было отказаться от своей мечты.

— Ваше высочество, какую прическу вы предпочитаете сегодня? — спросил модный парикмахер-англичанин, которого Беллини недавно переманили от британской принцессы Анны.

— Зачешите волосы назад, — попросила Габи, думая о другом.

С ее сестрой творилось неладное. После возвращения из Калифорнии Кристина не находила себе места. Она то смеялась в голос, то замыкалась в себе. Неужели виной всему Жан-Люк? Габриелла знала, что пишут о нем в газетах. Достопочтенный маркиз, как величали его репортеры, пользовался бешеным успехом у одиноких француженок; ходили слухи, что он также состоит в близких отношениях с неким молодым человеком. Одна из приятельниц Габи сегодня спросила ее об этом напрямик.

— Надо сделать что-нибудь эффектное, — предложил парикмахер. — У вас изумительные скулы: покажем их в самом выгодном свете.

— Полагаюсь на ваш опыт. — Габриелла удобно устроилась в кресле.

В Коста-дель-Мар начинался «сезон». В княжество устремилась мировая элита. Номера-люкс в лучших отелях и коттеджи в прибрежной полосе были заказаны заранее. Рестораны и дискотеки словно очнулись от спячки. «Казино-де-Пале» едва вмещало всех желающих. Ухоженные моложавые женщины в дорогих туалетах задавали моду следующего сезона.

— Вот, пожалуй, так, — сказал парикмахер по прошествии получаса. — Вам нравится, ваше высочество?

Только теперь Габи посмотрелась в зеркало. Она увидела необычайно привлекательное, открытое лицо с добрыми карими глазами и высокой прической, скрепленной перламутровыми заколками. Несколько тонких прядей свободно струились на плечи. В отличие от сестры, Габи не обладала совершенной красотой, да она к этому и не стремилась. Ей было важнее сохранить свою индивидуальность.

Вдруг она остро ощутила свое одиночество. Почему-то именно сейчас ей захотелось, чтобы рядом по жизни шел мужчина. Но кто?

— Очень хорошо, — с вежливой улыбкой ответила она.

Времени оставалось совсем немного. На сегодня планировалось вручение ежегодных наград князя Генриха за гражданскую инициативу, а вечером — открытие нового центра скорой помощи. Габриелла никогда не уклонялась от исполнения своих обязанностей.

На следующий день Габриелла долго сидела над своим блокнотом, пытаясь набросать эскиз броши в виде альбатроса.

Все варианты оказывались неудачными: либо однобокими, либо тяжеловесными. Она вырвала очередную страницу, скомкала ее и бросила в корзину, уже полную до краев. Это была восемнадцатая попытка — такая же беспомощная, как и все предыдущие.

Габриелла была совершенно подавлена. Казалось, она полностью исчерпала свои возможности.

Самостоятельная женщина с собственной чековой книжкой. Чем яснее она представляла себе этот образ, тем тягостнее становились ее раздумья. Что, если такая женщина даже не станет смотреть в сторону ее украшений, считая их слишком вычурными или архаичными? Кеннет-Джей Лейн поставил на нее миллионы долларов. Она не имеет права его подвести.

Габи потянулась к телефонному аппарату и набрала код Соединенных Штатов, а затем номер Лейна.

— Кенни, — выдохнула она, когда ювелир наконец снял трубку.

— Габриелла! Счастлив вас слышать!

— Я зашла в тупик. У меня ничего не получается. Все эскизы надо отправить в мусорную корзину. Один хуже другого.

— Скажите, Габриелла, нет ли у вас ощущения, что вы ходите по заколдованному кругу, постоянно возвращаясь к тому, с чего начали?

— Именно так.

Кенни Лейн рассмеялся.

— Это бывает, дорогая моя. Боязнь публичного показа. Такое случается даже у самых вдохновенных художников. Они зацикливаются на одном произведении, думают только о том, как будет принята их работа, и в конечном счете перегорают.

— Да… похоже, со мной так и произошло.

— В таком случае устройте перерыв на полтора месяца. Забудьте о нашем графике. Делайте один-два наброска в день и аккуратно складывайте в папку.

— Но как же…

— Ни о чем не задумывайтесь. Просто рисуйте. Через полтора месяца просмотрите все, что накопится, и выберите десять лучших эскизов. Над ними впоследствии и будете работать. К тому времени ваша тревога уляжется, вы почувствуете прилив творческой энергии — я это гарантирую.

— Я сделаю как вы советуете, — согласилась Габриелла. — Никогда бы не подумала, что творческая работа отнимает столько душевных сил. И в такой степени диктуется материальными соображениями.

— Считайте, что вы сделали шаг от сказки к реальности, принцесса, — сказал Кеннет-Джей Лейн. — Добро пожаловать в этот прозаический мир.

Кристина лежала лицом вниз на массажной кушетке, погрузившись в дремотное блаженство. Выписанная из Швейцарии массажистка была мастерицей своего дела.

Перед мысленным взором младшей принцессы проплывали знакомые картины… Вручение «Оскаров»… Блистательное созвездие кинематографистов… Брет Томпсон. Змей-искусительБрет Томпсон.

Когда сеанс массажа закончился, Кристина подняла голову и увидела французский иллюстрированный журнал, который принесла с собой массажистка.