Страх отступил; теперь Тедди ощущала только дикое, первобытное влечение. Она хотела испытать все сполна…
Они лежали на мягком кожаном сиденье, сжимая друг друга в объятиях. Волны мерно покачивали катер, солнце смотрело сверху на наготу молодых тел.
— Я хочу, чтобы ты вся принадлежала мне, — шепнул Жак, осыпая ее лицо поцелуями.
Катер стоял на якоре. Жак и Тедди были ненасытны. Только когда над утесом завис полицейский вертолет, они на минутку отстранились друг от друга, чтобы прикрыться широким купальным полотенцем.
Жак оказался нежным и настойчивым любовником. Он ласкал самые сокровенные уголки ее тела. В первый раз Тедди пронзила боль, но это быстро забылось под нахлынувшей волной наслаждения. Чувство любовного экстаза ошеломило ее.
— Теперь ты нравишься мне еще больше. Хорошо, что я был у тебя первым, — шептал Жак, целуя ее шею. — Ты такая… Я не ожидал…
Тедди вся растворилась в его ласках. Когда наконец они разжали объятия, она спросила:
— Ты всегда отправляешься с девушками на морские прогулки?
Жак сложил руки за головой. Его лицо дышало покоем.
— Иногда. Но ты так прекрасна, так не похожа… Ты мне очень нравишься.
— Ты мне тоже, — отозвалась Тедди, размышляя о том, скольких титулованных наследниц, восходящих кинозвезд и сексапильных фотомоделей успел соблазнить Жак.
Налетел прохладный бриз. Тедди села и собрала разбросанную одежду. Какой чудесный был день. О большем и мечтать нельзя.
Нет, мечтать, пожалуй, можно.
Тедди с отцом сидели на террасе отеля. Уорнер потягивал «мартини», Тедди удовлетворилась стаканом минеральной воды. Отблески заходящего солнца золотили поверхность моря. Из бара доносились звуки оркестра и оживленные голоса.
— Как ты сказала? — Хьюстон Уорнер едва не поперхнулся. — Ты летала на параплане?За катером? Ты соображаешь, что делаешь, Теодора? — В минуты гнева он всегда называл ее полным именем.
— Меня никто не заставлял, — упрямо заявила Тедди, — мне хотелось почувствовать, что такое свободный полет.
Ее лицо горело от поцелуев Жака, все тело слегка ломило, но она надеялась, что отец ничего не заметит. Тедди знала, что запомнит вчерашний день на всю жизнь.
— А представь себе, что ты бы получила травму? Боже мой, ты могла руки-ноги переломать.
— Не ведь не переломала.
— По чистой случайности. Я сейчас же позвоню в агентство и закажу билеты на ближайший рейс. Надо возвращаться в Коннектикут. Там, по крайней мере, ты сосредоточишься на игре, тебя не будут отвлекать никакие принцессы. Вернее, принцы.
Отец попал в точку.
— Папа, я уже не маленькая, — у Тедди брызнули слезы. — Хватит меня опекать. Разве я не могу устроить себе передышку? Ты привык считать, что теннис заменяет в жизни все.
Хьюстон Уорнер побагровел и отвел глаза.
— Ты еще никогда так со мной не разговаривала, Теодора.
— Наверно, я изменилась. Пойми меня правильно, папа, я люблю теннис, но не хочу, чтобы вся моя жизнь была подчинена только игре. Я хочу… большего.
— Два миллиона в год только за рекламу — это немало, Теодора. А ведь это только начало, детка. Через несколько лет ты станешь золотой девушкой тенниса — моя золотая дочка.
— Конечно, папа. — Тедди устыдилась своей несдержанности; она погладила руку отца и крепко сжала его пальцы. — Ты для меня столько сделал. Я это ценю и очень тебя люблю… Но я должна сама распоряжаться своей жизнью.
После долгого молчания Уорнер сказал:
— Понимаешь, мне завтра утром нужно быть в Нью-Йорке: я не могу отменить деловые встречи. Буду занят всю неделю: мы покупаем новый завод. Ты справишься здесь без меня?
Тедди не верила своим ушам. Отец доверяет ей настолько, что собирается оставить ее одну в Коста-дель-Мар?
— Папа, милый! — воскликнула она. — Спасибо тебе!
— За что? Если ты выбьешься из тренировочного графика, то сама же за это поплатишься, — проворчал Хьюстон.
По прибытии в свой офис Хьюстон Уорнер просмотрел корреспонденцию, рассортированную референтом и помеченную «важное», «срочное», «первоочередное».
Выбрав из стопки плотный конверт с ксерокопиями газетных и журнальных статей, он помедлил, потом задумчиво вытряхнул содержимое и разложил на письменном столе.
Публикации касались самых разных сторон жизни княжества — от правительственных переговоров до сплетен вокруг казино. Однако в каждой заметке непременно присутствовало имя принца Георга, а то и его фотография.
Уорнер вглядывался в это удлиненное, недовольное лицо и спрашивал себя, что чувствует человек, обреченный быть вечно вторым, стоять тенью рядом с братом-монархом, обладать множеством громких титулов, но не иметь никакой реальной власти.
Страдает ли Георг от такого положения? Может быть, он плетет сети заговора? Уорнер покачал головой. История Европы полна кровавых событий. В одной из заметок он прочел, что в шестнадцатом веке один из первых представителей династии Беллини (кстати, тоже Генрих) зверски убил своего брата Эдуарда, чтобы занять престол этого карликового государства, которое в ту эпоху промышляло исключительно каперством.
— Мистер Уорнер, на шестой линии — Антон Тьюз, — сообщила секретарша по интеркому.
Уорнер неохотно сдвинул в сторону газетные вырезки.
В течение дня, даже во время серьезных деловых обсуждений, он не раз возвращался мыслями к принцу Георгу и невольно подслушанному разговору. Уорнер понимал, что располагает конфиденциальной информацией, но не мог решить, как должен поступить.
Что бы ни происходило в его жизни, важнее всего на свете для него была Тедди. Оставалось только надеяться, что знакомство с коронованными особами не вскружит ей голову. Без дочери его существование утратит всякий смысл.
* * *
Прошла неделя: днем солнце и теннис, а вечерами — встречи, дискотеки, прогулки под луной на королевской яхте «Белль Лиссе-II». Тедди близко сошлась с принцессами, особенно с Кристиной.
В конце недели Габриелла улетела в Нью-Йорк, где, по ее словам, должна была повидаться со своей подругой детства Сидни Меллон, с которой в течение двух лет училась в дорогой женской школе мисс Портер в Фармингтоне, штат Коннектикут. Тедди удивилась, что старшую принцессу сопровождала в этой поездке целая свита, куда, в частности, входили телохранитель, камеристка и пресс-секретарь.
Тедди втайне надеялась, что Жак еще раз пригласит ее на свой любимый пляж, но этого не произошло: он уехал в Канны на очередные гонки и вернулся только в субботу.
Только в начале следующей недели, когда они купались в бассейне, она поймала на себе его ласкающий, призывный взгляд.
Проскользнув мимо челяди, они поднялись в апартаменты Жака — анфиладу из четырех огромных комнат, выходящих на море, с небольшой кухней, отделанной светлым деревом.
— Мне приятно тебя обнимать. Обожаю заниматься с тобой сексом, — шептал Жак, покрывая поцелуями ее шею.
— Жак… Жак…
Тедди задыхалась; по ее телу пробежала сладостная судорога. Почти сразу вслед за этим у Жака вырвался хриплый стон.
Они лежали на необъятной кровати с темными резными стойками. Когда страсть утихла, Тедди захотелось плакать… «Заниматься сексом»? Если б он хотя бы сказал «заниматься любовью». Она уткнулась в плечо Жака, влажное от пота.
— Что случилось?
— Ничего.
— Я же чувствую — ты вся напряглась.
— Ничего подобного, — возразила она, садясь в постели. — Просто я… Жак…
— Хочу тебе кое-что подарить, — он вскочил и босиком направился к комоду.
Открыв один из ящиков, Жак вытащил красивую розовую ракушку.
— Я достал ее со дна моря в Сен-Тропезе и заказал ювелиру инкрустацию жемчугом. Возьми, Тедди. Ее можно носить на шее как украшение.
— Я так и сделаю, — смущенно отозвалась Тедди, разглядывая раковину и силясь улыбнуться.