— Оно делает вас наследником майората, владельцем этого дома, всего, что в нем находится, и — настоящим баронетом. Вам нужно только теперь доказать справедливость ваших слов и тем уничтожить предъявленное господином Томом Вичекомбом завещание.

— Браво! — воскликнул сэр Джервез, потирая от радости руки. — Браво, Дик! Итак, мой храбрый молодой человек, вы все-таки оказались сэром Вичерли Вичекомбом! Сэр Реджинальд, дело это находится теперь в ваших руках, и я поручаю его вашему строгому вниманию.

— Не беспокойтесь, сэр Джервез, — отвечал баронет. — Если настоящее наше дело зависит от вопроса о законном происхождении господина Тома Вичекомба, то его весьма легко можно решить, потому что у меня есть свидетельство его матери не только о его незаконном происхождении, но и о другом весьма важном обстоятельстве, которое может лишить его даже наследства покойного барона Вичекомба. Вы говорили, господин лейтенант, о своих доказательствах; где они? Теперь очень важно знать: которая из двух сторон имеет право на владение!

— Вот они, сэр, — отвечал Вичерли, вынимая из кармана бумаги и подавая их баронету. — Конечно, все они у меня в копиях, а не в оригинале, ибо многие из них как официальные документы хранятся в Виргинии; но, будучи копиями, скрепленными надлежащим образом, они во всяком суде Англии должны быть приняты, как самые ясные доказательства прав моих на наследие титула и владений сэра Вичерли.

Сэр Реджинальд взял бумаги и начал читать их одну за другой с глубоким вниманием. Документ о действительности происхождения деда Вичерли, Грегори, от Вичекомбов Девонширских, был вполне удовлетворителен и не подлежал никакому сомнению. Оба свадебные документа, один с Иоанной Беверлей, а другой с Ребекой Рандольф, равно как и все метрические свидетельства, были точны и ясны. Сэр Реджинальд провел в чтении бумаг целые полчаса; в продолжение всего этого времени взоры всех были устремлены на него, жадно следя за выражением его лица. Наконец он кончил и обратился к Вичерли.

— Все эти бумаги, — сказал он, — составлены с большим знанием дела и того, что только могло быть от них потребовано. Отчего же они так долго были скрываемы? Для чего вы дали умереть сэру Вичерли в неведении о вашем близком родстве с ним, о ваших правах?

— Я сам не знал своих прав и думал, что не только господин Том, но и его младшие братья стоят гораздо выше меня.

— Очень хорошо, сэр; вы объяснили нам причину, по которой до сих пор не объявляли прав своих, — отчего же вы не открыли сэру Вичерли правду о вашем родстве с ним?

— К чему, сэр? Когда меня, израненного, почти умирающего, высадили, по моему желанию, на этот берег, я имел намерение объявить здесь о своем происхождении, о родстве с покойным баронетом; но, встретив попечение двух ангелов-хранителей, — тут Вичерли взглянул на Милдред и ее мать, — я не чувствовал уже недостатка в родных. Я всегда уважал сэра Вичерли, но он с таким, можно сказать, презрением отзывался всегда об американцах, что у меня терялась всякая охота рассказать ему о своем близком родстве с ним.

— Кажется, все мы, сэр Джервез, не чужды подобного упрека, — отвечал сэр Реджинальд задумчиво.

— Я очень хорошо понимаю это чувство и думаю, что оно делает честь молодому человеку, — сказал адмирал.

Между тем сэр Реджинальд внимательно продолжал обдумывать все происшедшее в последнее время.

— Итак, господа, — сказал он, — вопреки нашему мнению, будто у сэра Вичерли не было наследника, — он явился. Сэр Вичерли Вичекомб, позвольте мне от чистого сердца поздравить вас с наследием баронетского достоинства и владений вашей фамилии; будучи сам членом ее, я имею право всех наших родственников поздравить с достойным представителем!

Выслушав это, Вичерли поблагодарил своего родственника приличествующим образом и принял поздравления большой части других присутствующих.

— Господин Форлонг, смерть нашего доброго баронета освобождает вас от прежде занимаемой вами должности, и потому, если у вас ость какие-нибудь ключи или бумаги, принадлежащие умершему, я советовал бы вам передать их сэру Вичерли Вичекомбу, которого я, по всем доказательствам, признаю законным наследником всего здешнего имущества.

Будучи всегда осторожным, благоразумным и честным человеком, Форлонг отвел сэра Реджинальда в сторону и долго расспрашивал его о силе объявленных Вичерли прав; наконец, вполне убежденный, он изъявил готовность на все требования.

— Я хранил у себя ключи от бумаг покойного сэра Вичерли, — сказал он. — Вот они, сэр Вичерли. Все, что согласно законам, я охотно готов сделать, лишь бы поддержать права ваши; но при всем том, я могу передать вам только то, чем я заведовал здесь; но прежде чем поверенный по делам может исполнять приказания своего господина, господин должен иметь права распоряжаться. На это существует особый порядок.

— Так говорят наши законы, — прибавил сэр Реджинальд, — и я советовал бы сэру Вичерли, как владельцу, взять себе ключи и от наружных ворот.

Вичерли тотчас же согласился с этим предложением и, сопровождаемый всеми присутствующими, вышел из зала. Потом, войдя один в прихожую, он замкнул большую дверь и положил ключ к себе в карман. В то же время Форлонг шепнул сэру Реджинальду что-то на ухо.

— Теперь, сэр Вичерли, — сказал, улыбаясь, сэр Реджинальд, — вы вступили в полное владение всем наследством вашего покойного дяди.

Бедный Том не смел и подумать о том, чтобы объявить свои права на законное происхождение, — ему было известно, что сэр Реджинальд обладал доказательствами противного; поэтому он счел за лучшее, по крайней мере в настоящую минуту, удержать в тайне составленное им самим свидетельство о законном браке родителей. Раскланявшись со всеми с какой-то злобной улыбкой, он удалился в свою комнату с видом человека, перенесшего жестокую обиду.

— Оно так и есть, сэр Жерви, — говорил Галлейго, входя за вице-адмиралом и Блюуатером в комнату первого, — ведь так и вышло, как я думал; лишь только мы повернулись спиной к этому ласковому графу Вервильену, он в ту же минуту выполз из своей норы! Когда мы отдали приказание идти к Англии, я тогда же предвидел все эти последствия.

— Что вам угодно, милостивый государь? — спросил сэр Джервез. — Какой черт навел вас на мой след?

— Ведь большие суда, ваша милость, — отвечал улыбаясь Галлейго, — имеют всегда при себе маленькие. Видите ли вы в чем дело, сэр Жерви и адмирал Блю: к нам явился с рапортом флаг-офицер. Все новости состоят в том, что граф Вервильен вышел, как я имел честь сейчас вам докладывать, в открытое море.

— Неужели господин Бонтинг в самом деле привез нам такое известие! Послушай, Галлейго, ступай и попроси господина Бонтинга сюда.

— Очень хорошо, сэр!

— Если Вервильен, Дик, в самом деле вышел в открытое море, новость эта заслуживает нашего внимания! — сказал сэр Джервез, потирая от радости руки. — Пусть повесят меня, но я не стану ожидать приказаний из Лондона и при первом ветре и отливе двинусь в путь… При какой странной сцене присутствовали мы с тобой сегодня в этом доме! Наш молодой лейтенант — благородный малый; я от души желал бы, чтобы он доказал права свои. Но вот и Бонтинг.

В эту минуту в комнату действительно вошел лейтенант «Плантагенета» в сопровождении Галлейго.

— А, господин Бонтинг! Что нового? — спросил сэр Джервез. — Что вас привело на берег? Галлейго рассказывал нам что-то о прибытии нашего куттера с известием, что французы вышли в море; но ведь все новости моего Галлейго вечно пахнут камбузом.

— Не всегда, сэр Джервез, — отвечал лейтенант, взглянув на содержателя, который часто снабжал его лакомым блюдом из кухни адмирала. — По крайней мере на этот раз он прав. Сегодня появился на горизонте наш «Деятельный», он должен был вести с нами переговоры. Мы поняли его так: господин Вервильен пустился в море со всей своей свитой. Капитан Гринли прислал меня на берег с этим известием. Он поручил мне также доложить вам, что через полчаса будет отлив и что тогда, при всей слабости ветра, легко можно будет миновать утесы, лежащие к западу.