Не сказав ни слова, она молча сжала руку дочери. После мессы, поблагодарив священника и поставив две свечки, они вернулись домой. В доме стояла такая тишина, что было слышно, как на кухне капает вода из крана. Так же происходило и год назад, в тот день, когда стало известно о гибели Теда с сыном. Вот и сейчас у них тяжело на душе. В горле стоял комок, есть не хотелось, разговаривать тоже, и когда вдруг вечером позвонили в дверь, Офелия с Пип подпрыгнули от неожиданности. Оказывается, принесли цветы – Мэтт прислал по небольшому букету им обеим. Офелия почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Пип тоже тронуло внимание Мэтта. Письма не было – только маленькая записка, вложенная в букет, гласила: «Думаю о вас сегодня. С любовью, Мэтт».

– Честное слово, я его люблю, – прошептала Пип, пробежав глазами записку.

– Да, он очень славный. И хороший друг, – согласилась Офелия, и Пип кивнула. А потом, взяв букет, отнесла его к себе в спальню. Даже Мусс притих, как будто чувствовал, что у хозяек тяжело на душе. Андреа тоже прислала цветы, но их принесли накануне вечером. Андреа не была религиозна и не пошла с ними к мессе. Но Офелия не сомневалась, что сегодня подруга, как и Мэтт, тоже думает о них с Пип.

К вечеру обе только и мечтали добраться до постели. Пип включила телевизор в спальне Офелии, и та взмолилась, чтобы дочь отправилась смотреть его куда-нибудь в другую комнату. Но сегодня Пип не хотелось оставаться одной, поэтому она предпочла просто выключить телевизор, и в комнате наступила тишина. Забравшись в постель, они прижались друг к другу и очень скоро спали мертвым сном. Офелия ничего не сказала ей, но Пип знала, что мать проплакала несколько часов, запершись в комнате Чеда. Тяжелый и горький день для них обеих закончился.

На следующее утро телефон зазвонил, когда они завтракали. Офелия молча просматривала утреннюю газету, а Пип играла с собакой. Звонил Мэтт.

– Боюсь даже спрашивать, как прошел вчерашний день, – осторожно проговорил он, поздоровавшись с Офелией.

– И не надо. Тоскливый день… Впрочем, так я и предполагала. К счастью, он уже позади. Ах да, большое спасибо за цветы, Мэтт.

Офелия сама не понимала, почему именно годовщина. чьей-то смерти оставляет в душе такой осадок. По логике вещей, какая разница – днем раньше, днем позже, ведь человека все равно уже нет. Но во всей этой процедуре было нечто гротескное – словно им пришла в голову чудовищная мысль отметить самый горький день в году. Какая-то бессмыслица – все словно нарочно задумано так, чтобы пробудить самые тяжкие, самые болезненные воспоминания, от которых сердце ее снова начало сочиться кровью. В голосе Мэтта слышалось сочувствие, но чем он мог утешить ее, если и знать не знал, что это такое?! Разве можно сравнить его потерю с тем, что пришлось перенести ей? Конечно, и ему пришлось нелегко, но у него как-никак все произошло постепенно, так что у Мэтта было время свыкнуться с тем, что его ждет, а гибель близких обрушилась на Офелию, словно удар молнии.

– Я хотел позвонить еще вчера, но побоялся показаться навязчивым, – извиняющимся тоном проговорил Мэтт.

– Да, вы правы, так лучше, – с искренней признательностью ответила Офелия. Оба они не знали, о чем говорить, хотя Офелия не сомневалась, что Пип с радостью поболтала бы с Мэттом. – Еще раз спасибо за цветы. Мы с Пип были очень тронуты.

– Я хотел спросить, может быть, вы все-таки приедете сегодня? Вам обеим полезно развеяться. А вы как считаете?

Офелии совсем не хотелось никуда ехать, однако, бросив взгляд на Пип, она заколебалась. Скорее всего Пип обрадуется возможности хоть ненадолго выбраться из дома, и Офелия вдруг почувствовала неясный укол совести за то, что едва не отказалась.

– Из меня сегодня неважный собеседник, – вздохнула Офелия.

После вчерашнего она. чувствовала себя так, словно ее пропустили через мясорубку. Уткнувшись головой в подушку Чеда, чтобы не услышала Пип, она долго плакала. Подушка еще хранила слабый, едва уловимый запах его волос – Офелия поклялась, что не станет ее стирать, и сдержала слово.

– Насчет Пип ничего сказать не могу. Думаю, она будет рада повидать вас. Давайте я спрошу ее, а потом перезвоню вам, хорошо?

Впрочем, спрашивать ей не пришлось. Едва Офелия повесила трубку, как увидела, что Пип кивает головой, словно китайский болванчик.

– Ой, давай поедем! Ну пожалуйста!

Лицо Пип просияло такой радостью, что у Офелии просто не хватило духа отказать ей, хотя сама она куда охотнее осталась бы дома. К счастью, ехать недалеко – всего полчаса, и они на месте, подумала про себя Офелия, решив, что если настроение будет совсем уж отвратительное, то ничто не помешает им с Пип через пару часов вернуться назад. Она не сомневалась, что Мэтт все поймет. Он и без того, наверное, уже догадался, что ей никуда не хочется ехать.

– Мамочка! – умоляюще посмотрела на нее Пип.

– Хорошо, – сдалась Офелия. – Только ненадолго. Я устала.

Пип, конечно, догадалась, что дело не только в усталости. Она лишь надеялась, что присутствие Мэтта поможет матери немного приободриться. Офелия никогда не скрывала, что ей приятно разговаривать с ним. И потом что-то подсказывало Пип, что матери сейчас куда полезнее будет побродить немного по берегу океана, чем сидеть в пустом доме.

Офелия предупредила Мэтта, что они постараются приехать ближе к полудню, и сразу почувствовала, как он обрадовался. Она даже предложила прихватить с собой сандвичи, но Мэтт, рассмеявшись, посоветовал ей не беспокоиться об этом. Дескать, он сам приготовит омлет. А на тот случай, если Пип не понравится, он заранее купил для нее ее любимое арахисовое масло. Офелия невольно улыбнулась – его слова прозвучали в точности как предписание врача.

Когда они подъехали к дому, Мэтт уже ждал их. Устроившись на веранде, он наслаждался по-летнему солнечным днем и, заметив их, просиял. А Пип, радостно визжа, повисла у него на шее. Немного смутившись, Офелия поцеловала его в обе щеки. Выглядела она неплохо, но Мэтт сразу заметил грусть в ее глазах. Плечи Офелии устало ссутулились, словно на них давил тяжкий груз… впрочем, в сущности, так оно и было. Бережно усадив ее в плетеное кресло, Мэтт укутал ей ноги пледом, посоветовав посидеть в тишине и отдохнуть, пока он приготовит поесть. Заговорщически подмигнув Пип, Мэтт спросил, нет ли у нее желания присоединиться к нему на кухне и помочь приготовить омлет с шампиньонами – дескать, без нее он не справится. Пип, подпрыгивая от радости, бросилась за ним.

Она с удовольствием суетилась, накрывая на стол, и к тому времени, как Мэтт попросил ее сходить за матерью, Офелия внезапно с удивлением почувствовала, что ей стало легче дышать, словно ледяной ком, в который превратилось ее сердце, чуть-чуть подтаял на солнце. За ленчем она почти все время молчала, однако, когда Мэтт поставил на стол блюдо клубники со взбитыми сливками, лицо ее просветлело и на губах появилась улыбка. С души у Пип словно камень свалился. Пока Мэтт ставил чайник, Офелия отправилась к машине что-то достать из нее. Воспользовавшись отсутствием матери, Пип нагнулась к уху Мэтта:

– По-моему, она выглядит немного получше. А вам как кажется?

Растроганный ее заботой, Мэтт серьезно кивнул:

– Конечно. Просто вчера для нее был тяжелый день. Да и для тебя тоже. Ничего, побродим немного по пляжу, и все будет хорошо.

Пип успела только благодарно пожать ему руку, как вернулась Офелия. Она принесла статью, посвященную деятельности Векслеровского центра, которую прихватила с собой специально для того, чтобы показать ее Мэтту. Там подробно рассказывалось о том, чем занимается Центр и какие цели он преследует.

Мэтт внимательно прочитал статью от начала до конца, потом покачал головой и с уважением посмотрел на Офелию.

– Впечатляет! Скажите, а чем конкретно вы занимаетесь? – Она уже рассказывала ему об этом, но всякий раз, как ему казалось, старалась отделаться общими фразами.

– Мама по ночам ездит по улицам с «Командой быстрого реагирования», – влезла в разговор Пип.