Он вздохнул, прежде чем ответить.

– Классический случай, знаете ли. Мы с Хэмишем вместе закончили школу. Потом он уехал в Окленд, а я остался в Нью-Йорке. Мы оба открыли рекламные агентства, даже наладили тесные связи. Консультировались друг с другом, посылали друг другу клиентов, обращались друг к другу за помощью. Хэмиш по нескольку раз в год наведывался сюда. Мы ездили в Окленд. Салли работала исполнительным директором, она была, так сказать, «мозговым центром» всего дела, а я – художественным директором. Мы прекрасно дополняли друг друга, агентство крепко стояло на ногах, среди наших клиентов были даже крупные корпорации. Мы с Хэмишем оставались друзьями, часто ездили в отпуск вчетвером: он с женой и я с Салли. В основном в Европу. Как-то раз даже на сафари в Ботсвану. В то роковое лето сняли шато во Франции. Мне пришлось вернуться раньше, чем мы думали, потом неожиданно умерла теща Хэмиша, и его жена спешно полетела в Окленд. Сам он остался во Франции. И Салли с детьми тоже. Не стану утомлять вас подробностями – Салли и он внезапно воспылали любовью друг к другу. Через четыре недели, вернувшись домой, она сообщила, что уходит от меня. Она по уши влюбилась в него, но они договорились проверить свои чувства. Для этого она и собиралась расстаться со мной. Сказала, что ей нужно какое-то время побыть одной. Думаю, такое часто случается. Салли сообщила, что никогда по-настоящему не любила меня, просто испытывала ко мне теплые чувства, к тому же мы были хорошей командой. А дети, дескать, появились до того, как она разобралась в себе. Это было ужасно – то, что она говорила, однако сама она, похоже, верила каждому своему слову. Видите ли, Салли не из тех людей, кого так уж сильно волнует то, что чувствуют другие. Может, поэтому в бизнесе она всегда умела добиваться своего.

Как бы там ни было, Хэмиш Вернулся домой и преподнес ту же новость своей жене Маргарет. Остальное уже принадлежит истории. Салли забрала детей и переехала в гостиницу. Она даже предложила мне продать половину ее акций нашего агентства, но у меня не было желания продолжать дело без нее, а искать другого партнера я не хотел. Просто не осталось сил, понимаете? У меня было такое ощущение, будто меня вываляли в грязи. Короче, агентство мы продали. Это было тяжело для нас обоих. И вот после почти пятнадцати лет брака у меня не осталось ничего – ни жены, ни детей, ни любимого дела. Только куча никому не нужных денег. Она ушла от меня на День труда, а сразу после Рождества забрала детей и уехала в Окленд. Они с Хэмишем поженились, едва высохли чернила на документах о нашем разводе. А я-то надеялся, что она одумается, вернется ко мне. Глупо, конечно. Но все мы когда-то ведем себя как полные идиоты.

Даже после этого я все еще чувствовал себя, словно боксер после нокаута. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос. Но самое дикое, наверное, что я по-прежнему считаю Хэмиша Грина замечательным парнем. Может, он не был хорошим другом, и все-таки нельзя отрицать, что он на редкость яркая личность – умница, весельчак и вообще удивительный человек. Насколько я знаю, они очень счастливы вместе. Да и бизнес их процветает.

Офелия почувствовала, как у нее сжалось сердце. Все предали Мэтта – жена, лучший друг, даже собственные дети. Ей и раньше доводилось слышать подобные истории, но она даже представить себе не могла, чтобы судьба могла обойтись так безжалостно с человеком. Мэтт потерял все, кроме денег, но не похоже, чтобы они что-то значили для него. Все, чего он сейчас хотел, – тихо доживать свои дни в коттедже на берегу океана. Кроме таланта, у него не осталось ничего. Какая жестокость, возмутилась она. Какое право они имели так поступить с ним?! К горлу ее подступил комок.

– Ужасная история, – нахмурившись, проговорила она. – Просто невероятно! Ненавижу их обоих! Нет, не детей, конечно! Они оказались просто безвинными жертвами – впрочем, как и вы, Мэтт. Скорее всего ими манипулировали… каким-то образом убедили отречься от вас, выбросить вас из своей жизни. А ведь это был долг вашей жены – сделать все, чтобы ваши отношения остались прежними, – с чувством добавила Офелия, и Мэтт молча согласился с ней.

В сущности, он и сам никогда и ни в чем не винил детей. Они были слишком малы, чтобы понимать, что делают. А уж ему ли не знать, на что способна его бывшая супруга! Что-что, а ненавидеть она умела. Ей ничего не стоило оболгать и унизить любого, навеки смешать человека с грязью.

– Долг – не для Салли. Она хотела отделаться от меня, и она этого добилась. Салли всегда умела добиваться своего – что от меня, что от Хэмиша. Не знаю, кому из них пришла в голову идея завести общих детей, но думаю, что не ему. Держу пари, Салли решила, что будет умнее покрепче привязать его к ней. Знаете, в некоторых вещах он просто как ребенок. Как раз это мне больше всего и нравилось в нем. А Салли… Салли – нет. Она расчетливая. И всегда делает только то, что выгодно ей самой.

– Звучит довольно зловеще, – сдержанно проговорила Офелия.

Ее слова невольно тронули Мэтта. После того как он выложил ей все как на духу, на него вдруг навалилась усталость. Протянув руку, он поворошил угли в камине. Некоторое время оба молчали.

– Ну а потом? Неужели за все время после развода у вас никого не было?

Возможно, кто-то на его месте стал бы искать утешения у других женщин, но только не Мэтт. По всему видно, что он вел довольно одинокую жизнь – во всяком случае, так ей показалось. Конечно, очень может быть, что у него кто-то есть, но, сказать по правде, Офелия в этом сомневалась.

– Да нет… куда там! После ухода Салли я еще года два даже не смотрел на женщин. Был как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. А потом год за годом без конца летал в Окленд повидать детей. Короче, просто не до того было. Я больше никому не верил и поклялся, что так будет всегда. Года три назад я встретил очень милую девушку намного моложе меня. Она мечтала о том, как когда-нибудь выйдет замуж и нарожает кучу ребятишек. А у меня не нашлось ни сил, ни желания снова пройти через все это. Я не хотел ни жениться снова, ни иметь еще детей – ведь тогда оставался риск снова их потерять, а второго раза я бы не вынес. Зачем? Мне тогда стукнуло уже сорок четыре, а ей всего тридцать два. Потом она поставила вопрос ребром. Нет, я се не виню. Но что я мог сделать? Мы расстались друзьями, а через полгода она вышла замуж за хорошего парня. Этим летом у них родился третий малыш. Мы больше не виделись. Я все еще надеюсь, что в один прекрасный день снова смогу видеться с детьми. Возможно, когда они повзрослеют. Но иметь другую семью… нет, не хочу рисковать. Один раз я уже прошел через этот кошмар и второго просто не переживу.

Офелии пришлось признать, что очень немногие, пережив выпавшее на долю Мэтта, смогли бы остаться самими собой. Пережитые страдания словно выжгли его изнутри. Мягкий и добрый по натуре, он замкнулся, но она не могла винить его за это. Теперь она понимала, почему он так сразу привязался к Пип. Ей было почти столько же лет, сколько и его собственным детям, когда их отняли у него. Изголодавшись по простому человеческому общению, Мэтт с готовностью ухватился за возможность поболтать с малышкой. У них возникла просто дружба, в ней не заключалось ничего плохого, да и Пип нуждалась в дружбе ничуть не меньше самого Мэтта. Однако для мужчины его лет такая дружба вряд ли смогла бы заменить то, что он потерял. Он нуждался в чем-то большем, во всяком случае, так казалось Офелии, но у него не хватало смелости, и поэтому он довольствовался редкими встречами с Пип несколько раз в неделю, возможностью учить ее рисовать. Для такого человека, как Мэтт, этого явно было мало. Но похоже – все, чего он хотел.

– А вы, Офелия? Вы были счастливы в браке? Простите, но мне показалось, что ваш супруг был нелегким человеком. Впрочем, гении все такие – во всяком случае, они так считают.

Мэтту казалось, что Офелия принадлежит к числу тех мягких и уступчивых женщин, о которых мечтает любой мужчина. Но то, что она рассказывала об отношениях между мужем и сыном, наводило на мысль, что ее покойный супруг вряд ли это ценил. И Мэтт был недалек от истины, хотя Офелия скорее откусила бы себе язык, чем призналась в этом даже себе самой.