Наклоняясь, чтобы осторожно вытереть соус с подбородка Софи, он снова попытался вызвать в памяти пифию своего детства. Вот она сидит против него за столом, властная, непререкаемая. Но по мере того как Бонни признавалась в своих сомнениях, пифия превращалась в поблекшую куклу с застывшей улыбкой, неповоротливую и жесткую, как манекен, с которым он пытался вчера танцевать.

— Понимаешь, все думают, что я стыжусь своего происхождения, — говорила Бонни, — но это не так. Просто меня это не слишком интересует. А Бенедикты считают, что я их подвела: взяла и выбрала спокойную жизнь.

— А им известно, что ты тогда тоже зашла за знак опасности? — спросил Джонни. — Ведь упасть могла ты.

— Может, я и зашла за знак, но я была очень осторожна, — ответила Бонни. — Эта твоя шуточка насчет "Винни-Пуха" и возвращения в марей...

— Я не шутил, — возразил Джонни. — Просто мне пришло в голову — я и сказал.

— Ну, знаешь, я "Винни-Пуха" тоже читала. Я, видно, пошла в него. Я оказалась слишком надежной.

— Твои родители и не подозревают, до чего им повезло, — заметил Джонни. — Мои были бы счастливы, если б я стал понадежней, только мне иногда кажется, что я так и буду... знаешь... плясать в опасной зоне, пока не свалюсь.

— По-моему, важно знать, когда остановиться, — сказала Софи, скребя вилкой по тарелке. — Я в какой-то газете читала, что не следует есть слишком много жиров и сахара-рафинада. Они не полезны для здоровья.

— Конечно, это место особое, — прибавил Джонни, все еще думая об опасной зоне. — Потому оттуда и трудно уйти.

Отвлеченный Софи, он не замечал, что Бонни задумчиво смотрит на него.

— Кофе или чай? — спросил он.

— Давай сначала помоем посуду, — предложила Бонни. Софи вскочила.

— Если вымыть посуду с вечера, утро пройдет веселее, — заявила она уверенно.

— Софи, ты сиди! — сказал ей Джонни. — Посуды совсем немного. А потом, у нас и кухонных полотенец нет. То, которым мы раньше вытирали, мокрое, а те, что на тебе, все в дырах.

Софи недоуменно нахмурилась и села.

— Нет, это просто смешно! — воскликнула она. — У меня полотенец хоть отбавляй. Мэвис мне подарила на свадьбу, а потом я сама купила в городе на распродаже.

Она обернулась и зорко глянула на Джонни.

— Как ты думаешь, может, эти люди, что живут рядом, завладели моим ключом? — спросила она. — Они могли сделать себе дубликат. А теперь приходят и берут, что им вздумается. Где моя сумочка?

Джонни положил ей на колени сумочку, и она принялась тревожно рыться в ней.

— Тебе кажется, у тебя трудности с соседями, — сказал он Бонни. — Послушала бы ты, как нам достается.

Пока он мыл посуду, а Бонни пыталась ее вытирать разодранным полотенцем, Джонни рассказывал ей о разговоре с Максом Дейнтоном. Софи задремала: безвольно уронив руку, она медленно склонялась над сумочкой. В ожидании, пока закипит вода для кофе, они допили вино, и Джонни рассказал о столкновении со Спайком.

— Вот тебе еще пример, — сказала Бонни. — Ты здесь всего несколько дней — и уже спасаешь пожилых дам и борешься с их обидчиками. А я живу здесь целый год — и что я за это время сделала? Написала тысячу докладов — и только.

— Но ведь на самом деле ты бы не согласилась быть на моем месте, — отвечал Джонни. — Я об этом много думал в разное время. Конечно, что-то я делал. Школу кончил — не то чтобы очень хорошо, но кончил, — у меня есть кое-какие друзья. Когда барабанщик занят и не может прийти, я заменяю его, но в общем просто болтаюсь без дела. Все так, как я тебе говорю. Я застрял в той зоне. Дженин сорвалась... ты меня обняла, и больше с тех пор ничего не произошло. Только вот сейчас.

— А что сейчас? — спросила Бонни.

Вчерашней снисходительности как не бывало. Его слова ее заинтересовали, возможно, даже немного встревожили — она застыла с тарелкой и полотенцем в руках, ожидая, что он ответит.

— Сейчас покажу тебе фокус, — сказал он и тихонько взял у нее из рук тарелку и полотенце. Потом обнял ее и поцеловал.

Бонни смотрела на него, словно не веря своим глазам. Ему показалось, что она вот-вот засмеется. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она как будто была готова ответить на поцелуй. Однако все же не ответила.

— Ну же! Расслабься, — шепнул Джонни. — Я тебе помогу. Я знаю, как это делается.

Но Бонни, хотя и не отбивалась, вся как-то закаменела в его объятиях.

— Нет, это ни к чему, — произнесла она срывающимся голосом. — Это все страшно усложнит.

— А вот и нет! — воскликнул Джонни. — Наоборот, упростит.

— Нет, — настаивала она.

— Но почему? — спросил Джонни. — Я такой необычный, яркий. Можешь позаимствовать у меня самобытности.

— Она у тебя с угрозой, — улыбнулась Бонни и покачала головой. — Мне этот оттенок не подходит.

— Не любишь лиловый? — спросил Джонни, вспомнив о синяке под глазом. — Это королевский цвет. Он делает нас принцами крови.

— Нет, — сказала она и попробовала высвободиться.

Но Джонни, помнившему о ее неуверенности, казалось, что стоит только удержать ее, как бы она ни сердилась и ни билась в его руках, и она в конце концов подчинится. Джонни изо всех сил прижал ее к себе, как когда-то прижимал его Нев, — и вдруг ее серебряная блуза с черными полумесяцами лопнула. Звук рвущейся ткани сделал то, чего не могли сделать все попытки освободиться, — в отчаянии он выпустил ее из рук.

— Черт! — сказала Бонни, глядя на разорвавшуюся ткань, однако не делая никакой попытки прикрыться.

От этого она не стала соблазнительней. Казалось, Джонни внезапно перестал для нее существовать — ей и прикрываться перед ним не нужно.

— Зачем ты это сделал? — закричала она с презрением. — Мне было так хорошо с тобой, а ты взял и все испортил.

— Я шел за тобой, — воскликнул Джонни. — Я думал... не знаю, что я думал. Я думал, ты скажешь мне... правду.

Он понимал, что это смешно. Он и сам не знал, какова связь между правдой и его желанием завлечь в постель Бонни Бенедикту. Но Бонни услышала это странное слово и внезапно скрестила руки, прикрывая грудь и устремив на него недоверчивый взгляд.

— Правду? — спросила она и всхлипнула, но тут же непроницаемо — что твоя пифия! — улыбнулась. — Теперь ее никогда не узнаешь, не так ли?

Софи шевельнулась и выпрямилась в кресле, вздрогнув всем телом, как собака, которой что-то снится.

— Сейчас приготовлю, — пробормотала она.

Бонни пыталась накинуть на плечи накидку, не отнимая руки, стягивавшей разорванную блузу. Джонни не сводил с нее глаз. Он думал о том, что надо бы извиниться, но не мог найти слов. К тому же оба они знали, что на деле он не жалеет, как следовало бы, о случившемся.

— Помочь тебе? — спросил Джонни.

— Не подходи! — бросила она и, накинув плащ на одно плечо, сбежала по лестнице так же проворно, как Спайк несколькими часами раньше.

Джонни не пытался ее догнать. Он застыл на месте, вслушиваясь в быстрый стук ее каблуков. Дверь хлопнула.

— Где ты был? — сонно спросила Софи.

— Нигде, — медленно ответил он. — И я никуда не иду.

Мысленно он вновь обнимал Бонни, переживая миг, когда казалось, она вот-вот уступит; представлял, как она обмякнет, сдастся, нежно обнимет его обеими руками и согласится подняться с ним в спальню.

— Я ложусь спать, — объявила Софи.

— Помни о дядюшке Брайене! — сказал Джонни. — На меня ведь нельзя положиться.

— Я забаррикадируюсь! — воскликнула; она.

— Прекрасная идея! — с жаром поддержал Джонни и тихонько зарычал.

Софи забеспокоилась.

— Перестань! — недовольно сказала она. — Что твоя мать скажет, я просто не знаю!

— А я знаю! Она скажет: "Улыбайся!" — ответил Джонни и улыбнулся.

— Ты принадлежишь к ненадежной ветви нашей семьи, — объявила Софи, стоя в дверях своей спальни, и Джонни с ней согласился.

— Я не очень-то яркий и совсем не броский, — заметил он. — Я даже не синий.

— Но намерения у тебя всегда были хорошие, — заверила его Софи в щелку и захлопнула дверь.