— Доктор Бенедикта и его жена там, — громко объявила Полли, указав пальцем на дверь. — Они хотят посмотреть новости в полночь. Будет репортаж о маршах протеста по всей стране.

— Неужели уже полночь? — ужаснулся Джонни и неосторожно глотнул еще джина с лимонадом. Конечно, будь голова у него ясной, он бы давно сообразил, что время для визитов слишком позднее. Правда, девчонки вели себя так, словно давно уже его поджидали.

Полли украдкой заглянула под его шляпу.

— Господи спаси и помилуй! — театрально вскричала она.

Не успел он и глазом моргнуть, как она смахнула шляпу с его головы — и девушки застыли, не сводя с Джонни глаз. Лампа под простым белым колпаком ярко освещала его лицо.

— Что с тобой приключилось? — спросила Полли. — Или это тебя так легавые разукрасили?

— В пятницу явиться в суд, — произнес Джонни, удивляясь их сообразительности. Вот уж не ожидал, что они так разволнуются.

— Свиньи! — воскликнула Джилл. — И как это только им все с рук сходит?!

— Любая система судебного принуждения есть просто орудие политической власти, — заметила Эми. — А юрист у тебя имеется?

Тут до Джонни дошло, что они не так его поняли.

— Да нет, это не легавые, — возразил он с улыбкой, хотя улыбаться ему было больно. — Просто я в пабе подрался, погорячился немного. Знаете, как это бывает!

Впрочем, он тут же увидел, что они его не понимают.

— Но ведь легавые тебя забрали? — настаивала Эми, явно не желая отказаться от своего предположения.

— Ну да... они нас разняли, — подтвердил Джонни, — только я не хотел себя называть. Думал, обойдется.

Девчонки выжидающе молчали. Он словно на чужом языке говорил.

— Вот и всё! — усмехнулся он. — Мне не впервой...

Они продолжали глядеть на него, но прежнего дружелюбия на лицах не было.

— Ты разве не принимал участия в марше? — спросила наконец Джилл.

— Нет, — ответил Джонни. — Я не марширую, я чечетку бью.

Он отпил еще, хотя теперь ему уже казалось, что девчонки переместились в конец переполненного людьми туннеля, стены которого того и гляди завалятся. Освещенные углы кухни понемногу заливала тьма. Наконец Полли заговорила — теперь в ее голосе звучала неприязнь.

— В таком случае что ты здесь делаешь? — поинтересовалась она. — Мы тут собрались после марша в защиту прав маори на землю. Это вечеринка для участников марша.

— Я же тебе говорю, — терпеливо разъяснял Джонни, — я хотел бы поговорить с Бонни Бенедиктой.

Ему казалось, что его ноги в башмаках отъехали далеко-далеко, телепались где-то там внизу и совсем его не слушались. Девчонки переглянулись.

— Сейчас спрошу, — сказала Полли и исчезла за дверью.

Из соседней комнаты вырвались на минуту звуки бурного спора, в котором принимало участие несколько голосов. Джонни надоело держать стакан в руке — он разом осушил его до дна.

— Мне всегда хотелось научиться чечетке, — призналась Джилл, — только особых способностей к танцам у меня нет.

— Всякий может попробовать, — произнес Джонни устало.

Дверь в соседнюю комнату отворилась — но это была не Бонни, а ее мать, доктор Рут Бенедикта. Джонни не видел ее со дня похорон. Если б он не боролся с тьмой, угрожающей заполнить всю комнату, он бы посмеялся над ее удивлением.

— Вы помните меня, доктор Бенедикта? — спросил Джонни с подчеркнутой вежливостью.

Он широко улыбнулся, словно где-то рядом, за кулисой, стояла мать и внимательно следила за его выступлением, чтобы после все обсудить.

— Джонни Дарт, — напомнил он Рут Бенедикте и покачнулся.

— Джонатан Дарт! — в ту же секунду воскликнула она. — Что ты тут делаешь в такой час?

— Извините, — пробормотал Джонни. — Я не знал, что уже поздно. Мне просто Бонни нужна — минут на десять.

Эми и Джилл за спиной у Рут Бенедикты выстроились рядком у печки. Вода в чайнике, судя по звуку, закипела, однако ни та ни другая не торопились заняться кофе.

— Бонни здесь нет, — сказала доктор Бенедикта. — Она теперь живет в городе, на квартире.

— А-а, — промычал Джонни. — Я и не знал.

Доктор Бенедикта заметила стакан на краю стола.

— Кто дал ему выпить? — недовольно спросила она. Джонни слышал каждое слово, хотя она говорила тихо, повернувшись к девушкам,

— Полли! — с негодованием выпалили Эми и Джилл.

Полли в кухне не было.

— Вы не могли бы дать мне адрес Бонни? — попросил Джонни, следя, чтобы голос звучал нормально. — Или телефон?

— Зачем она тебе? — возразила Рут Бенедикта все с тем же недовольством в голосе. — Вы ведь не очень-то дружили, а?

— Она была моей пифией, — отвечал Джонни с улыбкой.

Однако, заметив суровый взгляд Рут Бенедикты, торопливо прибавил:

— Это была такая игра. Она была пифией — предсказывала, давала советы, и все в рифму. Но это не важно. У меня есть для нее подарок.

И он похлопал по карману блейзера.

— Уверяю тебя, Бонни больше не занимается прорицаниями, — сказала доктор Бенедикта, пропустив слова о подарке мимо ушей.

— Я знаю. Она больше не может... не получается, — согласился Джонни. — Я просто хотел с ней повидаться. Сегодня вроде как годовщина. Пять лет как Дженин умерла.

Доктор Бенедикта посмотрела на него с сочувствием, однако шло оно не столько от души, сколько от чувства долга.

— Да, верно, — не сразу отозвалась она. — Скоро пять лет, как мы сюда переехали. Что тебе сказать, Джонатан, не знаю. Бонни, как я говорила, здесь нет. Уверена, утром ты на все посмотришь другими глазами...

— Тогда уже будет поздно, — прервал ее Джонни. — Утром все будет как прежде.

Но она продолжала, не обращая внимания на его слова:

— Я не хочу расстраивать Бонни. Она очень занята — готовится к выпускным экзаменам. Ты же знаешь, Джонатан, после смерти Дженин она очень долго не могла прийти в себя. Она ужасно переживала.

— Никто из нас тогда не веселился, — заметил Джонни, пристально глядя на доктора Бенедикту широко открытыми глазами. ("Осторожно", — сказал он себе, услышав, что его голос звучит враждебно.) Тьма заливала кухню, хотя свет по-прежнему горел. Суровое лицо доктора Бенедикты качалось, поблескивая, перед его глазами, вдали проступали силуэты Джилл и Эми.

— Да, конечно, — тут же ответила она, — только я, пожалуй, не дам тебе адрес Бонни, пока ты не вернешься домой, не отоспишься и не придешь в себя. Позвони мне сюда — не в лабораторию.

— Я в порядке, — возразил Джонни.

Он понимал, что доктор Бенедикта хитрит: номера Ривенделлской общины в телефонных справочниках не было, да и фамилия Бенедикта отсутствовала — он много раз смотрел.

— Боюсь, что тебе придется подождать, — произнесла Рут Бенедикта твердо. — Милый юноша, ты в ужасном состоянии. Я сейчас позвоню твоему отцу и попрошу его за тобой приехать.

Она взяла телефонную книгу, лежавшую на столе.

— Я бы просил этого не делать, — сказал Джонни. — Не очень он обрадуется. — Если она ему позвонит, отец опять разъярится: Бенедикты ему никогда не нравились. — Он уже сегодня устраивал концерт.

— Но вряд ли он будет доволен, если мы предоставим тебе самому добираться домой, — возразила доктор Бенедикта.

Видно было, что она и вправду обеспокоена, хотя и сердится на него.

— Мы уже с ним обсудили мои недостатки, когда вышли из полицейского участка, — сказал Джонни. — Горячее было обсуждение, и продолжалось оно довольно долго. По-моему, он ни одного недостатка не пропустил. Он предпочтет ничего больше не знать.

— Как ты сюда добирался? — спросила доктор Рут. — Последний автобус прошел час назад.

— В основном на такси, — ответил Джонни. — Дошагаю до города и возьму опять машину.

— Тебе до города не дойти, — заявила она решительно. — Удивляюсь, как ты вообще на ногах держишься. Да и потом... такси... влетит в копеечку...

— У меня кое-что осталось от прежних дней, — поддразнил ее Джонни. — Когда я был богат и знаменит... Ведь я был звезда!

— Помню, — сухо бросила доктор Бенедикта.