«Исчезновение Полли как раз представляет собой хитроумную головоломку», — сказал тогда Уильямс.

Полли. Профессор попытался придать ей реалистичности, показав студентам странные фотографии. Мэри вспомнила Полли на снимке — веселую улыбающуюся девушку в летнем платье, на траве, закрывающуюся от камеры. Где растет эта трава? Кто эта девушка на самом деле? Кто-то из знакомых профессора? Его дочь? А красноглазый Майк? Мэри показалось, что она уже где-то видела тот диван, но не могла вспомнить, где именно. Учится ли Майк в Винчестере? Может, Уильямс использовал снимки, не предупредив этих людей о своей цели?

Сев за компьютер, Мэри запустила поисковую систему. Написала «профессор Л. Уильямс» и получила более тысячи совпадений. Преподаватели с таким именем работали в университете Южного Орегона, университете Де Пола, Восточной Каролины, в колледже Бард. Мэри сократила поиск: «профессор Л. Уильямс, университет Винчестера». Сорок совпадений. Вновь она увидела его биографию — совершенно бесполезную, никчемную ссылку. Ей попалась пара информационных бюллетеней, в которых профессор упоминался как «доктор Уильямс».

Было уже поздно, одиннадцатый час. Рано утром в понедельник у Мэри намечалась лекция, и она знала, что если скоро не ляжет спать, то на следующий день пожалеет об этом. Она открыла еще несколько ссылок, в которых Уильямса лишь смутно упоминали, указывая его ученую степень, но никак не имя. Мэри захотелось узнать его. Она не знала причины, но почему-то это было необходимо. Мэри не сомневалась, что имя профессора как-то поможет разобраться в деле Полли.

На третьей странице результатов поиска Мэри увидела то, что искала.

Перед ней оказался пресс-релиз к статье профессора, написанной в 1998 году. Статья называлась «Состав преступления», и автором значился Леонард Уильямс.

Леонард. Мэри произнесла имя вслух, пробуя слово на вкус. Она едва не рассмеялась. Профессор Уильямс никак не походил на человека, которого могли звать Леонард, тем не менее так было сказано в пресс-релизе. Неоспоримый факт. Из тысячи попыток Мэри ни за что бы не угадала, что профессора зовут именно Леонард.

Она вернулась к поисковику «Гугл» и указала более полную формулировку: «профессор Леонард Уильямс из университета Винчестера».

На этот раз сорок пять совпадений. Сердце Мэри едва не остановилось, когда она прочла название первой же ссылки: «Известный профессор Винчестера обвинен в плагиате».

Зазвонил телефон.

Еле дыша, Мэри сняла трубку:

— Алло? — услышала она собственный голос.

— Мэри?

Звонила ее мать из Кентукки. На расстоянии многих миль звук, как обычно, доносился сквозь треск и шипение. Мэри не переставала удивляться: быть может, где-то там вечно бушует гроза, которая постоянно прерывает любвеобильные фразы родителей. И тут ее посетила странная мысль: «Колодец». Голос звонившей раздавался как будто со дна колодца.

«Я здесь».

Закрыв глаза, девушка по привычке опустила голову на край стола, как всегда, когда волновалась.

— Да, мам. Вы уже дома? — выдавила из себя Мэри.

— Кто это?

— Я, — сказала она, — это я, мам.

— Этот голос… совсем не похож на твой. Как будто… как будто ты где-то совсем далеко.

«На дне колодца».

— Я здесь, мам, — ответила Мэри, сильно прижавшись лбом к столу и ощутив, как боль растекается по всей голове. Она не хотела смотреть на монитор, не хотела сталкиваться с правдой лицом к лицу. Мэри боялась того, что высветилось на экране.

— Ладно, — сказала ее мать обыденным тоном. — Мы с твоим отцом дома. Только что вернулись. Все… прошло… просто великолепно. Мэри, тебе надо было поехать с нами. В сентябре Ки-Уэст необыкновенно красив. Слава Богу, не было этой бешеной детворы. Мы посетили форт Захари Тейлора и провели там целый день. Видели дом Хемингуэя и его шестипалых кошек. В любом случае скоро получишь открытку.

— М-м-м, — простонала Мэри с закрытыми глазами, все еще опустив голову.

— Рассказывай.

— Что?

— Выкладывай, что там у тебя.

— Ничего. Мам, правда. Серьезно. Все в порядке.

— Я по голосу слышу. Что-то случилось.

— Просто… — Дэннис, подумала Мэри. Лучше соврать. — Просто я виделась с Дэннисом.

— Он что, позвонил тебе? Он снова пригласил тебя на свидание?

— Да нет же. Я с ним с первого курса ни разу не разговаривала. Ну… он… — Мэри замолкла на полуслове. Она не хотела рассказывать матери о профессоре и его странном предмете, который никак не могла выбросить из головы.

Монитор погас в энергосберегающем режиме, заставив Мэри вздрогнуть.

— И что дальше? Расскажи мне.

Мэри знала, что отмалчиваться бесполезно. Ее мать чем-то напоминала некую информационную пиявку, которая ходит, треплется и готовит сыворотку правды.

— Просто мы с ним в одной группе, — мягко сказала Мэри.

— Вот оно что! — воскликнула женщина. Она ничего так не любила, как любовные тайны. Взлом кодов. И в этом смысле ничуть не отличалась от дочери. Она выискивала различные намеки в вашей речи, вытягивала из вас подробности, прерывала на середине повествования.

— Вот оно что! Так я и думала. Гарольд!

Она звала отца Мэри, как обычно, засевшего где-то в доме, разбираясь с каким-нибудь делом, которое наверняка не успел закончить до отъезда в Ки-Уэст: будь то починка газонокосилки или настройка сломанного компьютера, выброшенного соседями.

— Гарольд, Дэннис в одной группе с Мэри!

А затем:

— Дорогая, я так рада за вас! Ты ведь знаешь, мне очень нравится Дэннис, хоть твой отец ему и не доверял. Передай ему… Передай, что я не виню его за то, что он сделал. Так обычно все мальчики поступают, когда им становится скучно. Скажешь ему, хорошо?

— Скажу, мам.

— Ладно. Мне пора. Нужно еще вещи распаковать и прочее. Солнышко, послушай. Если тебе вдруг что-нибудь понадобится, я хочу, чтобы ты тут же звонила. Прошу тебя.

В трубке повисла пауза, заполнившаяся треском, хрустом и какими-то щелчками, как будто на том конце провода кто-то включил заезженную пластинку.

— Хорошо, — наконец произнесла Мэри, все еще глядя в пол. Под столом она увидела целые ворохи пыли, комки волос и грязи.

— До скорого, дорогая, — сказала ее мать.

— Пока, мам.

Еще несколько минут Мэри никак не решалась взглянуть на монитор. Затем сердце девушки бешено заколотилось в груди, и она, не торопясь, прочла короткую статью о преступлении Леонарда Уильямса.

В конце концов Мэри пришла в себя, почувствовала почву под ногами и смогла мыслить, но лишь настолько, чтобы добраться до постели. К тому моменту как она легла в кровать, было уже за полночь, и несколько глав «Стеклянного города» к завтрашней лекции так и остались непрочитанными.

Что же это могло значить? Возможно, ничего. Еще на первом курсе профессор гуманитарных наук сказал ей, что если ничего не заимствуешь, то и не работаешь вовсе. Именно так он и сказал: «заимствуешь». Но Мэри знала разницу между заимствованием и поступком Уильямса. Он «украл» — как говорилось в статье, «подозревается в заимствовании большого количества отрывков и почти дословном использовании» — целые куски текста. Мэри представила, как он сидел за столом с раскрытой книгой Брауна в руке и размышлял: «Решиться или нет?» А может, и не было никаких угрызений совести? Или Уильямс действовал импульсивно, совсем как отец Полли в теории Мэри, и желанная награда казалась ему тогда важнее возможного риска? Когда же он открыл эту старую книгу и расположил перед собой, зажав двумя пресс-папье — вероятно, по обеим сторонам от корешка, чтобы было удобно одновременно читать и печатать, — осознавал ли он, что совершает?