Майк, подумал Дэннис. Он вертел имя в голове, а затем бесшумно произнес его одними губами.

— А потом, как и водится, все изменилось. Майк почти все время пропадал на работе. Он с головой ушел в свой проект. Месяц за месяцем. Во мне загорелось проклятие матери. Оно провоцировало меня, и долгое время я была себе противна. Меня тошнило от собственного тела. Я забросила учебу и впала в депрессию. Я ненавидела свою похоть, терпеть ее не могла. Когда Майк приходил домой, я набрасывалась на него, брала в рот и высасывала все до капли, сдирая его кожу до крови. Позже я извинялась и чувствовала угрызения совести за то, что совершила. Но что-то между нами изменилось. Возникло какое-то отчуждение, какой-то разлад.

Элизабет повернулась и посмотрела на Дэнниса. Ее влажные глаза блестели. Тем не менее в них что-то угадывалось, проблеск какой-то тщательно скрываемой тайны. «Что она делает? — подумал Дэннис. — К чему все это?»

— Работа его доконала, — продолжала Элизабет. — Он все время нервничал, старался закончить свой проект. Я даже не помню, какой именно, настолько он был важен. Что-то, связанное с животными.

— С животными? — переспросил Дэннис. — Вроде собачьих представлений?

— Нет, не в том смысле. Майк сочинял рекламу. Теперь я вспомнила: корм для животных фирмы «Полианна». В ролике снималась одна девушка, миловидная блондинка, которая кормила кошек. Помню, проблема состояла в том, что она не нравилась Майку. Он хотел, чтобы актриса была постарше, посолиднее. Требовалась профессионалка. Майк не хотел, чтобы его продукт рекламировала эта «кобыла». Он ее так и называл, «кобыла». Ты слушаешь?

— Да, — ответил Дэннис. Элизабет заметила, что он отвлекся. Майк. Несмотря на то что имя было совершенно обычным, Дэннис никак не мог оставить его в покое. — Продолжай.

— Он так часто говорил о ней, об этой актрисе, что я, конечно, насторожилась. Я заподозрила, что он ее трахает. К тому времени я почти целый день просиживала дома, и мое воображение разгулялось. Конечно, я понимала, как глупо с моей стороны осуждать Майка за то, что может оказаться всего лишь моей выдумкой. Но ненависть к той девушке, которую я даже не видела, закипала и бурлила. Расцветала во мне. Развратные сцены проносились в голове, словно кадры из какой-нибудь порнухи. Майк на ней, Майк сзади, у нее во рту. Ревность разъедала меня изнутри.

В конце концов я не выдержала. Как-то вечером, когда Майк пришел домой, я устроила ему допрос. «Я знаю, что ты дрючишь эту девку», — заявила я. «Какую девку?» — спросил он. «Эту сучку, актрису». Майк был раздосадован. Сказал, чтобы я успокоилась. Стало еще хуже. Он обиделся. Мои слова всерьез расстроили его. От этой обиды я разозлилась еще сильнее. Взялась ругать его, и в то же время себя.Несуществующая похоть Майка была моей настоящей похотью, и я презирала ее, орала во все горло, чтобы она отстала от меня.

«Ты должна немедленно успокоиться», — сказал тогда Майк. В какой-то момент он изменился, стал раздражителен. Но я никак не могла уняться. Точно с ума сошла, спятила просто. Мама, мой сексуальный голод, девушка из рекламы — все рвалось наружу, и я была уже не в силах остановиться. «Перестань!» — сказал Майк. А когда я не послушалась, он ударил меня. Несильно. Всего лишь дал пощечину. «Прости», — тихо сказал Майк после. Мы сидели на диване и плакали. Вместе. Мы оба знали, что между нами все кончено. Человек, которым я старалась притвориться, исчез, и Майк узнал о моем ужасном проклятии.

— Чем ты занималась потом? — спросил Дэннис. Но он знал ответ. Он уже бил в ту точку. Другая магистратура, другой муж, и теперь вот так. Здесь, с ним, с Дэннисом Флаэрти, в «Кингсли».

— Уехала назад в Цинциннати. В ту ночь отец ждал меня допоздна перед телевизором. Он обнял меня, и я заснула. Наверное, в какой-то момент он отнес меня в постель. Наутро я проснулась и решила измениться, начать новую жизнь. Сходила к психиатру. Он убеждал меня вернуться к учебе, и я последовала его совету. Так я и оказалась в Винчестере, изучая психологию бихевиоризма, а во втором семестре один из предметов читал Эд. А дальше… ну, ты же знаешь, что было дальше.

Дэннис изо всех сил старался смолчать. Он не знал, что сказать, тем не менее ничуть не сомневался, что Элизабет что-то недоговаривает. Дэннис был уверен, что стоит ему попросить, и она продолжит рассказ. Но юноша лежал молча, закрыв глаза, и ждал, когда Элизабет наконец объявит, что все кончено.

Позже она отвезла его к общежитию «Тау». Вечер только начался, и по территории университета расползались бледные сумерки. «Дэки» строем направлялись в столовую, а «Сиги» в костюмах и галстуках вышли во двор, держа под руку своих спутниц в роскошных вечерних платьях, а у подножия холма на краю Верхнего двора, как всегда в это время, пылали огнем печи для обжига стекла. Элизабет высадила Дэнниса на углу Винчестера и Крейна, чтобы «Тау» не заметили их вместе. Она не попрощалась; да этого и не требовалось. Все, что нужно, они уже сказали друг другу. Что прошло, то прошло и теперь осталось позади.

Оказавшись у себя в комнате, Дэннис вспомнил слова Элизабет. Майк. Реклама фирмы «Полианна». Подумал о том, как ее отец ждал прихода дочери до позднего вечера, а затем отнес ее спать. Элизабет так рассказывала свою историю, словно… словно повторяла отрепетированный текст. Как будто разыгрывала роль.

Дэннис открыл «Ворд» и принялся печатать. У него родилась теория насчет Полли, которую подсказала ему Элизабет Орман. Несомненно, к завтрашней лекции он подготовится как следует.

Мэри вспомнила зубы Уильямса. Они были желтые, кривые и очень маленькие. Она не обратила на них внимания, когда оказалась совсем рядом с ним, точнее, не хотела признать, что заметила их, но теперь только об этом и думала. О том, как профессор ей улыбнулся. Останься.Не столько просьба, сколько приказ. Его изумленный и в то же время проницательный взгляд. Испытующий взгляд.

По ходу сюжета «Стеклянного города» Квинн сидел неподалеку от отеля, наблюдая и выжидая, пока выйдет Стиллман. Его одержимость только начала зарождаться. Квинн был на грани безумия, как сказал им на прошлой неделе профессор Кизли. Скоро Квинн уже не будет владеть собой.

А как насчет Мэри? В каком она состоянии? Ей, конечно, еще далеко до безумия, но… ей нехорошо. Из-за своего ненасытного желания разрешить загадку, понять Уильямса и его методы Мэри позволила себе стать… как тогда сказал профессор о том ученом, Милгрэме? В присутствии всей группы она потеряла над собой контроль. Куда бы Мэри ни шла, она пыталась вспомнить, не забыла ли что-нибудь. Что бы ни делала, она не могла не думать об Уильямсе. Теперь он мог творить все, что угодно, менять условия игры по своему усмотрению, и Мэри придется играть по его правилам.

Наконец стремление к риску, жажда приключений, которых ей так не хватало, стали надоедать Мэри. Она знала, что нужно найти способ уменьшить напряжение, снять стресс, остыть, как любила повторять ее мать. Иначе…

Что иначе? Иначе она закончит, как Квинн в романе Пола Остера? Или она полностью поддастся воли Уильямса и уже не сможет делать ничего другого, кроме как искать решение его головоломки? Потому что именно в этом все и дело, верно? Необходимость раскрыть тайну, отыскать выход. Отвлечься.

Совсем как Дэннис. Мэри заняла одноместную комнату не из-за доверия, и теперь она это поняла. Нет, она поселилась в комнате одна, потому что ей необходимо было время, чтобы попытаться понять, почему он ее бросил. В те дни ей с трудом удавалось быть рядом с кем-либо, кроме Саммер.

И сейчас, два года спустя, мысли о Полли и Уильямсе довели Мэри до того же состояния. Измотанная, обиженная, но все еще отчаянно стремящаяся найти ответы, которые бы успокоили ее. «Брось, Мэри, — говорили ей все. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Двигайся дальше. Жизнь продолжается. И это тоже пройдет».

Пройдет ли?

А что, если мы просто застряли на месте и наш разум крутится вокруг одной точки и буксует, как колесо в грязи, потому что ответы никак не удается отыскать? Разум успокаивается, только когда находит ответы. Мэри тоже. В конце концов, она их заслужила. Чем она навлекла на себя все беды? Всего лишь приняла приглашение парня поужинать вместе, записалась на идиотский курс? Этого мало. Мэри не заслужила… чего? Мучения. Да, именно. Сначала от Дэнниса, а теперь от Уильямса. Мучения. Пытки. Она этого не заслужила.