— Порядок, Микро, но куда подевались твои штаны?

Гляжу я на огромный член Микро и думаю, долго я так не просижу. И сразу начинаю размышлять, чего это у него такой здоровенный член, и влияет ли сонное состояние на эрекцию, и на меня накатывает легкая паника. Ведь и Шон может вытащить свой инструмент, и черт его знает, что тогда будет. Я уже весь на нервах.

Я запаниковал бы, даже если бы перед нами разделась и легла у телевизора какая-нибудь девушка, выставляя напоказ свою промежность.

— Сейчас Фанни придет, Микро, может, тебе лучше опять что-нибудь надеть? Уж извини, может, ты еще не заметил, но на тебе больше нет штанов.

Шон подмигивает и снова вытряхивает что-то на тарелку, и из динамиков старого магнитофона вырывается жирный бас. Уже лучше, думаю я. Еще секунду назад звучал дурацкий синтезатор восьмидесятых годов. От него вся паника. Паника при мысли о групповом сексе и девчачьих тенях для глаз, переодетых в вампиров девушках. По-настоящему я этого не боюсь, но электропопмешанина тех времен всегда звучит как подавленное половое созревание, да еще в виде ремиксов. Шон прикладывается и передает тарелку остальным, а я иду за какими-нибудь шмотками для Микро и кидаю их ему.

Потом машу рукой перед лицами Шона и Микро:

— Алло, есть тут кто-нибудь?

Шон и Микро хохочут, таращатся на меня. На носу у обоих налипли крупинки белого порошка.

— Не сходите с ума, — говорю я.

Устал. Надо еще нюхнуть и ткнуться лицом в подушку. Я смотрю в потолок, а эта дрянь продолжает пощипывать нос. Звучит песня в исполнении Пэм Грайер. Я узнаю голос. Раз и навсегда, так часто я слушал «Лонг тайм вуман», — это круче чего бы то ни было. И впервые я понимаю, почему у Микро нет потребности разговаривать. Ясно ведь как божий день. Конечно, ему не нужно говорить, ведь играет его музыка. Домашняя музыка. И скорее всего он нас вообще не слушает, а слышит только свои записи. Ведь от кокаиновых глюков они тем более смачные.

Микро микширует свои пленки на грани идиотизма. Некоторые места еще как-то выносишь, и все ждешь, что они начнут действовать тебе на нервы, как эти дурацкие композиции — ретро Рейнхольда Крайдлера. Потом наступает приятное облегчение, когда снова начинает литься что-то плавное, успокаивающее. Собственно говоря, не так уж это и плохо. Не впадаешь в полную эйфорию. Когда пленка заканчивается, вспоминаешь ее с теплотой, хотя бы из-за той свободы, которую ощущал, слушая приятные мелодии после тяжелых. Но я не знаю, специально ли он это делает, так ли оно задумано. Если, конечно, это микширование вообще можно назвать «мышлением». Не важно. Когда я слушаю эти пленки, то знаю, почему он мне нравится.

— Хорошая пленка, Микро, — говорю я, и Микро бормочет что-то про «Роландс», с которыми можно делать совершенно невероятные вещи. Типично мальчишеская болтовня, которой парни обычно сгоняют девчонок с самых удобных мест. Меня вдруг охватывает беспокойство. Я думаю: «Микро, приятель, надеюсь, ты не станешь одним из таких специалистов, у которого в голове сплошной тарарам».

Но Микро смеется, улыбается себе под нос, возможно, потому что думает о технических мелочах со своего рода любовью. Надеюсь, ты не станешь одним из ущербных (думаю я), которые вечно считают, что знают все лучше всех, а ведь на самом деле просто разбираются немножечко лучше, но для них мир не существует. Чокнутые специалисты, одним словом. Я встречал в своей жизни кучу типов, которые и правда кое в чем секут, до мельчайшей мелочи что-то знают, но говорят и говорят, и стоит тебе только кивнуть, будут крутить свою шарманку до бесконечности. Целый банк данных. И ничего-то ты по-настоящему не поймешь. Как в кино вьетнамские солдаты не говорят ни о чем, кроме Вьетнама. Но нельзя же этого сказать вслух, — Микро сейчас счастлив.

Шон смотрит на стену позади меня. Тоже, видимо, счастлив. Эта дрянь, похоже, выжгла весь скопившийся в нас балласт. Пара минут скачки по холодному, застывшему пеклу. Белый свет. Кокаин ведь днями остается в голове. Но счастливый миг озарения продолжается всего четверть часа. Дурацкий наркотик. Что за кайф, если турбина так быстро отключается?

Вот он, кайф, о котором я говорю. Кайф от большой скорости. Я чувствую себя модемом, который все разгоняется и разгоняется. Как оно там поется? «Ночи в белом атласе, тра-та-та-та-та-та… не имеют конца»  [8]. Я прислушиваюсь к звукам улицы. Размеренно гудят автомобили, как дорогие швейные машинки. А потом вдруг ор. Хлопают двери микроавтобусов — «фольксваген» перед музыкальным кафе. Не нужно даже смотреть, я и так знаю, что там происходит.

Кто-то однажды нарисовал аэрозолем на рольставнях музыкального кафе огромного Майка Тайсона. Еще до того, как он откусил ухо Холифилду. Художник намалевал тогда Майку Тайсону кучу ножевых ран. В музыкальном кафе одни и те же завсегдатаи. Возможно, что даже все места, где всегда встречаются люди, автоматически называют музыкальными кафе.

Перед музыкальным кафе стоят две патрульные машины, и парни, которые целый день только и делали, что курили косяки, теперь как примерные мальчики объясняются с тупыми полицейскими. Возможно, это даже пограничный патруль. Один пошел внутрь сделать музыку потише. Остальным приходится выслушивать про права парней в кожаных куртках, мол, у всех есть право на музыку, мол, полицию вызывают только потому, что они похожи на иностранцев, а они на самом деле немцы, пожалуйста, вот паспорта, и командир наряда из отдела охраны общественного покоя даже на них не смотрит, гм, да, да, и размышляет вместо этого, стоит ли сегодня вечерком взять напрокат японскую порнушку про больницу, или лучше что-нибудь с беременными негритянками.

Остальные парни в коже так долго стоят кружком и посасывают сигаретами, будто их заклинило. Внутри на стене еще красуется Тайсон. Судя по всему, на Тайсона здесь скидки. Тайсон — это американский вариант Рок-чигиани, потому что турецким и югославским деткам нужен пример в виде черного бойца, и если черный сидит в метро, они кричат ему: «Эй, брат», а черный, конечно же, без понятия, чего хотят от него балканцы.

В музыкальном кафе есть автомат для электронных дротиков, и за стойкой там эдакий сознательный пролетарий, вечно ставящий «Доктора Албана» и не торгующий ничем, кроме колы и фанты, и весь день напролет мальчишки репетируют убийственный взгляд или разглядывают белые подошвы своих ботинок, не прилипло ли чего, что можно было бы вытереть о стену, прямо под Майком Тайсоном.

Шон высовывается из окна, и я слышу как он плюет вниз.

«Заблуждения молодости», — думаю я. Вот бы издать журнальчик с таким названием. И публиковал бы в нем побольше про музыкальные кафе и истории несчастной любви. Глупо без конца снимать надуманные фильмы и рекламные ролики о молодежи. Прекрасная, бесстыдная молодежь. «Кидс», например, неплохо берется за заблуждения юности, но и там еще слишком много благостных, слащавых представлений о юности. Слишком уж все круто: воровство, скейтборды, травка и девственные плевы.

Кругом одни эстеты, которые все еще хотят высосать из молодежи хоть одну чистую мысль. А ведь все мысли нынешней молодежи сплошная грязь. Как ранняя весна, где всего еще слишком много намешано — сплошное мутное опьянение. В юности также всего в избытке, всего помногу. Она похожа на пляжную кабинку для парней. Это уж чересчур. Об этом я думаю с удовольствием и с содроганием. Но не хотелось бы там оказаться. Как и никому не захотелось бы оказаться в центре событий фильма «Чужой».

Такие вот дела с кабинками. Девочки в кабинках пахнут лишь слабо. Но парни воняют: стоят себе там, пытаясь избавиться от вони освежающими дезодорантами. Протер разок под мышками, разок в трусах, и воздух уже настолько загажен, будто его кто-то жиром пропитал. И все же этот колючий запах я вспоминаю всякий раз, заходя в кафе «Эдушо», острый запах молотых кофейных зерен. Поэтому я больше не хожу в кофейни, которые теперь повсюду. Потому что не могу выносить запах сильно вспотевших кофейных зерен, который стоит в раздевалках оттого, что парни целую неделю не потели, и наконец из них выходит вся дрянь, на протяжении недели закупоривавшая им поры, которую они в своей панике исторгают из себя во время тренировок, весь бета-каротин из апельсинового лимонада и сыра, и синтетические ароматизаторы из «Маомсов» и рулетиков «Йес».