Сара очень крепко сжала мою руку.

— Хорошо, — сказала она.

— Но… Сара?

— Да?

— Сначала я должна рассказать вам одну историю.

И я поведала Саре о том, что случилось в тот день, когда умер Эндрю. Ей было тяжело слушать, а мне — рассказывать. Потом я ушла в комнату, а Сара осталась на балконе одна. Я села на кровать рядом с Чарли. Он смотрел мультфильмы, а я смотрела на Сару. Она стояла на балконе, и ее плечи сотрясались от рыданий.

На следующий день мы приступили к работе. Рано утром Сара вышла на улицу и дала очень много денег военным полицейским, которые сидели в машине около отеля. После этого глаза у них стали как у тех, кто нарисован на банкнотах, которые им дала Сара. Они перестали видеть что-либо, кроме открытого бардачка в салоне машины и подкладки карманов полицейской формы. Полицейские поставили нам одно-единственное условие: мы должны были возвращаться в гостиницу каждый вечер до заката.

Моя работа состояла в том, чтобы находить людей, которые боялись говорить с иностранной журналисткой, но я убеждала их в том, что Сара — хороший человек, и тогда они соглашались с ней говорить. Эти люди мне верили, потому что моя история была такая же, как у них. Я обнаружила, что в моей стране очень много людей, повидавших ужасы, которые творили нефтяные компании. Они творили эти ужасы и не хотели оставлять в живых свидетелей. А люди из правительства предпочитали молчать. Мы объездили весь юго-восток моей страны в стареньком белом «пежо» — точно такой машине, какая была когда-то у моего отца.

Я садилась на переднее сиденье рядом с Сарой. Она вела машину, а Чарли смеялся и хохотал у нас за спиной. Мы громко включали музыку, которую передавали местные станции. Красная пыль, облаком окружала машину и проникала внутрь, так что когда в конце дня мы снимали с Чарли его костюм Бэтмена, у него вокруг глаз краснели пятна в форме прорезей, сделанных в маске.

Порой мне становилось страшно. Порой, когда мы приезжали в деревни, я замечала, как на меня смотрят некоторые мужчины, и вспоминала, как мужчины охотились за мной и моей сестрой. Я гадала, не могут ли нефтяные компании до сих пор платить кому-нибудь деньги, чтобы навсегда заткнуть мне рот. Я боялась деревенских мужчин, но Сара только улыбалась. «Расслабься, — говорила она. — Вспомни, что было в аэропорту. Ничего не случится с тобой, пока я рядом».

И я начала расслабляться. В каждой деревне я находила людей, которые могли рассказать свои истории, а Сара эти истории записывала. Это было легко. Нам стало весело. Мы думали, что сделали уже достаточно для того, чтобы спасти себя. Мы думали: это хороший прием.

Однажды ночью, когда мы уже пробыли в моей стране две недели, мне приснилась моя сестра Нкирука. Она вышла из моря. Сначала поверхность воды закачалась от движения чего-то невидимого, а потом в пространстве между двумя волнами я увидела макушку Нкируки, увенчанную белой пеной. А потом над водой поднялось лицо моей сестры, и она медленно пошла к берегу, ко мне, и остановилась улыбаясь. На ней была гавайская рубаха — та самая, что была на мне, когда меня выпустили из центра временного содержания. Рубаха пропиталась соленой водой. Сестра произнесла мое имя и стала ждать.

Когда Сара проснулась, я подошла к ней. «Пожалуйста, — сказала я, — мы должны поехать к морю. Я должна попрощаться с моей сестрой». Сара долго смотрела на меня, а потом кивнула. Мы ни о чем не говорили. Этим утром Сара дала полицейским намного больше денег, чем раньше. Мы поехали на юг, в город Бенин, и добрались туда поздно вечером. Мы остановились в гостинице, которая ничем не отличалась от гостиницы в Абудже, а наутро снова поехали на юг, к побережью. Мы выехали рано, когда солнце стояло низко над горизонтом. В окна машины светил теплый золотистый свет. Чарли вздыхал и барабанил пятками по заднему сиденью.

— Мы почти что приехали? — спрашивал он то и дело.

Сара улыбалась ему, поглядывая в зеркальце над лобовым стеклом.

— Почти что, милый, — отвечала она.

Дорога привела нас к одной из рыбацких деревушек, и мы остановились и ступили на песок. Чарли рассмеялся и побежал строить замки из песка. Я села на берегу рядом с Сарой, и мы стали смотреть на океан. Мы слышали только шум волн, разбивающихся о берег. Прошло много времени, прежде чем Сара обратилась ко мне.

Она сказала:

— Я горжусь тем, какой путь мы проделали.

Я взяла ее за руку:

— Знаете, Сара, с тех пор, как я покинула мою страну, я часто думаю: как бы я то или это объяснила девушкам из моей родной деревни?

Сара рассмеялась и раскинула руки в стороны.

— Ну, и как бы ты вот это объяснила девушкам из твоей родной деревни? — спросила она. — То есть это же нужно как-то объяснить, правда?

Я покачала головой:

— Этого девушкам из моей деревни я объяснять не стала бы.

— Нет?

— Нет, Сара. Потому что сегодня я со всем этим прощаюсь. Теперь мы — девушки со своей родины. Вы и я. Мне не к чему и не к кому возвращаться. Мне нет нужды кому-то рассказывать эту историю. Спасибо за то, что спасли меня, Сара.

Я увидела, что Сара плачет, и я тоже заплакала.

Потом стало жарче, и берег заполнился людьми. Это были рыбаки; они входили в волны и забрасывали широкие блестящие сети. Это были старики, которые приходили, чтобы просто сидеть и любоваться на море. А еще были матери, которые приводили детишек поплескаться на мелководье.

— Нужно пойти и поспрашивать у этих людей, не расскажет ли кто-нибудь свою историю, — сказала я.

Сара улыбнулась и указала на Чарли:

— Да, но это подождет. Посмотри, как ему хорошо.

Чарли бегал по берегу и смеялся, и представьте себе, вместе с ним бегали местные детишки. Они смеялись и кричали, потому что в моей стране очень редко можно увидеть белого супергероя ростом меньше метра. Супергероя, чей плащ испачкан песком и промок от морской воды. Чарли хохотал вместе с другими детьми, бегал, играл в догонялки.

Было жарко, и я закопала ступни поглубже, в более прохладный песок.

— Сара, — спросила я, — как вы думаете, вы еще долго здесь пробудете?

— Не знаю. Ты не хочешь попробовать уехать со мной в Англию? На этот раз мы можем попытаться выправить для тебя документы.

Я пожала плечами:

— В вашей стране не нужны такие люди, как я.

Сара улыбнулась:

— Я англичанка, и мне нужны такие люди, как ты. Наверняка не мне одной.

— Люди скажут, что вы наивны.

Сара улыбнулась:

— Пусть говорят. Пусть говорят что хотят.

Мы долго сидели и смотрели на море.

Ближе к вечеру подул ветерок, и я задремала в тени деревьев на берегу. Солнце согревало мою кровь, и я не могла открыть глаза, а волны шумели, и я начала дышать размеренно, в ритме накатывавших на берег волн, и мне начал сниться сон. Мне снилось, что мы все остались вместе в моей стране. Я была счастлива. Мне снилось, что я журналистка, что я рассказываю истории о моей стране, и мы все — я, Чарли и Сара — живем в одном доме — в высоком, прохладном трехэтажном доме в Абудже. Это был очень красивый дом. Это было такое место, о котором я даже не мечтала в те дни, когда наша Библия заканчивалась на двадцать седьмой главе Евангелия от Матфея. Я была счастлива в приснившемся мне доме, и повариха и горничная улыбались мне и называли меня принцессой. Каждый день рано утром мальчик-садовник приносил мне дивно пахнущую желтую розу, чтобы я приколола ее к волосам. Роза трепетала на тонком зеленом стебле, и лепестки ее были влажными от ночной росы. Там были резная деревянная веранда, окрашенная в белый цвет, и сад, разбитый дугой возле дома, в котором росли яркие цветы. Я путешествовала по моей стране и слушала всевозможные истории. Не все они были грустные. Я находила много красивых историй. Некоторые истории были ужасны, но и в них была радость. Сны о моей стране такие же, как ваши сны, — они большие, как человеческое сердце.

В моем сне Лоренс позвонил Саре и спросил, когда она приедет домой. Сара посмотрела на Чарли, играющего на веранде с кубиками, улыбнулась и ответила: «О чем ты спрашиваешь? Мы уже дома».