Я наконец смогла выдохнуть с облегчением.

— Спасибо вам, — прошептала я.

Со второго этажа донесся голос Сары:

— А кто сказал, что тебе можно смотреть телевизор, Бэтмен?

Лоренс отдернул руки от моих щек и пошел включать чайник. Сара вошла в кухню. Она зевала и щурилась от солнца. Чарли вошел вместе с ней, он держал ее за руку.

— Должна сообщить вам некоторые правила, — сказала Сара, — поскольку вы тут оба новенькие. Супергероям, особенно темным рыцарям, не разрешается смотреть телевизор, пока они не позавтракают. Правильно, Бэтмен?

Чарли улыбнулся и покачал головой.

— Правильно, — повторила Сара с утвердительной интонацией. — Хлопья для летучей мыши или тост для летучей мыши?

— Тост для летучей мыши, — ответил Чарли.

Сара подошла к тостеру и положила в него два куска хлеба. Я и Лоренс смотрели на нее. Сара обернулась.

— Тут все в порядке? — спросила она. — Ты плакала?

— Ничего страшного, — ответила я. — Я всегда плачу по утрам.

Сара сдвинула брови и перевела взгляд на Лоренса:

— Надеюсь, ты о ней заботился?

— Конечно, — кивнул Лоренс. — Я ближе познакомился с Пчелкой.

Теперь кивнула Сара.

— Это хорошо, — сказала она. — Потому что это от нас никуда не уйдет. Вы ведь оба это понимаете, правда?..

Она посмотрела на нас по очереди, зевнула и потянулась.

— Новая жизнь, — закончила она.

Я переглянулась с Лоренсом.

— Сейчас Бэтмен позавтракает, и я отведу его в детский сад, — сказала Сара. — А потом мы можем начать поиск документов Пчелки. Прежде всего найдем для тебя поверенного. Я знаю одного очень хорошего юриста. Иногда мы обращаемся к нему по делам, связанным с журналом. — Сара улыбнулась и подошла к Лоренсу. — А тебе я хотела бы сказать огромное спасибо за то, что ты проделал долгий путь до Бирмингема.

Она протянула руку к лицу Лоренса, но, видимо, вспомнила, что в кухне Чарли, и просто погладила Лоренса по плечу. Я ушла в соседнюю комнату — смотреть новости по телевизору, у которого был отключен звук.

Телеведущая была так похожа на мою сестру. Мне столько хотелось ей сказать. Но в вашей стране нельзя поговорить с телевизором.

Я точно помню день, когда Англия стала мной, когда ее очертания совпали с изгибами моего тела, когда ее наклонности стали моими. Я, девчонка в хлопчатобумажном платьице, ехала на велосипеде по суррейским равнинам, крутила педали, проезжая по горячим полям, краснеющим маками, а когда на моем пути неожиданно попадался уклон, я отпускала педали, и велосипед катился к прохладной роще, где под мостиком, сложенным из сланца и кирпича, журчал ручей. Я останавливала велосипед, и тормоза взвизгивали. Им было так трудно выловить из времени одно мгновение неподвижности. Я клала велосипед на благоухающую перину из дикой мяты и любистка и сбегала по пологому берегу в прозрачную холодную воду. Из-под моих сандалий, касающихся дна, поднимались к поверхности облачка коричневого ила, похожие на странные цветы. Мелкие рыбешки устремлялись в черную тень под мостом. Я погружала лицо в воду, совершенно забыв о времени, долго пила и никак не могла напиться. А однажды, подняв голову, я увидела лиса. Он грелся на солнышке на другом берегу ручья и наблюдал за мной через частокол стеблей ячменя. Я смотрела на него, прямо в его янтарные глаза. Одно мгновение — и все вокруг стало мной. Я нашла на краю ячменного поля полоску, поросшую нежной травой и васильками, легла на живот и стала вдыхать запах сырой земли и корней травы и слушать жужжание летних мух. И неведомо почему заплакала.

Утром после той ночи, когда Лоренс остался у меня, я отвела Чарли в детский сад и вернулась домой, чтобы узнать, что можно сделать для Пчелки, как ей помочь. Я нашла ее наверху. Она смотрела телевизор с выключенным звуком. Она была очень печальна.

— Что случилось? — спросила я.

Пчелка пожала плечами.

— С Лоренсом все в порядке?

Она отвела глаза.

— В чем же дело?

Молчание.

— Может быть, ты тоскуешь по родине? Я бы тосковала. Ты скучаешь по своей стране.

Она посмотрела на меня. Взгляд ее был очень серьезен.

— Сара, — сказала она. — Я не думаю, что я уехала из своей страны. Я думаю, что она приехала со мной.

Пчелка отвернулась и устремила взгляд на экран телевизора. «Это нормально, — подумала я. — У меня еще столько времени. Я сумею найти к ней подход».

Лоренс принимал душ, а я навела порядок в кухне. Я приготовила себе кофе и впервые после смерти Эндрю поймала себя на том, что достала с полки кухонного шкафа одну чашку, а не две, как обычно делала совершенно непроизвольно. Я добавила в кофе молоко. Ложечка звякнула, коснувшись края фарфоровой чашки, и я осознала, что теряю привычку быть женой Эндрю. «Как странно», — подумала я, улыбнулась и поняла, что чувствую себя достаточно уверенно для того, чтобы появиться в редакции журнала.

Когда я выезжала на работу в обычное время, пригородный электропоезд был битком набит людьми с сумками, в которых лежали ноутбуки, а в половине одиннадцатого вагон был почти пустой. Напротив меня сидел парень и смотрел в потолок. На нем были английская рубашка с закатанными рукавами и синие джинсы, поседевшие от побелочной пыли. На внутренней стороне предплечья выделялась татуировка, выполненная готическими буквами: ЭТО ВРЕМЯ ГЕРОЮ. Я смотрела на татуировку — такую гордую и такую неправильную с точки зрения грамматики. Я оторвала от нее взгляд и увидела, что парень смотрит на меня спокойными, немигающими янтарными глазами. Я покраснела и стала смотреть в окно, на пролетающие мимо сады.

Поезд начал тормозить. Мы подъезжали к вокзалу Ватерлоо. У меня возникло такое ощущение, будто я нахожусь между двумя мирами. Тормозные колодки взвизгнули, прикасаясь к колесам, и я вдруг почувствовала себя восьмилетней девочкой. Вот она я, качусь со своим журналом по накатанным рельсам. Скоро подъеду к вокзалу, и мне придется доказать, что я могу выйти из этого вагона и вернуться к своей взрослой работе. Когда поезд остановился, я обернулась, чтобы сказать несколько слов парню с янтарными глазами, но он уже встал и исчез посреди ячменного поля, устремился в тень укромного, спасительного леса.

В половине двенадцатого я поднялась на этаж, где размещалась редакция. При моем появлении все разговоры стихли. Каждая сотрудница повернула ко мне голову. Я улыбнулась и хлопнула в ладоши.

— За работу, за работу! — громко сказала я. — Мы сможем позволить себе расслабиться только тогда, когда обычно расслабляются сто тысяч работающих горожанок в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти, но не раньше.

У дальней стены за моим рабочим столом сидела Кларисса. Когда я подошла, она встала. Губы ее были подкрашены перламутровым блеском со сливовым оттенком. Она обняла меня.

— О, Сара, — произнесла она. — Бедняжка ты моя. Ты как? Держишься?

На ней были платье-рубашка цвета баклажана с гладким черным ремнем из рыбьей кожи и блестящие черные сапожки до колена. А я поняла, что приехала на работу в тех же джинсах, которые надела перед тем, как отвести Бэтмена в детский сад.

— Я в порядке, — ответила я.

Кларисса пристально оглядела меня с головы до ног и нахмурила брови:

— Правда?

— Правда.

— Что ж, это замечательно.

Я посмотрела на свой стол. На нем стоял лэптоп Клариссы, а рядом с ним лежала ее сумочка от Kelly.Мои бумаги были сложены стопкой на краю.

— Мы не думали, что ты придешь, — объяснила Кларисса. — Ты же не сердишься, что я узурпировала твой трон, правда, дорогая?

Я заметила, что она подключила свой смартфон Blackberryк моему зарядному устройству.

— Нет, — сказала я. — Конечно нет.

— Мы решили, что тебе понравится, если мы приступим к формированию июльского номера.

Я знала, что все в офисе не спускают глаз с меня и Клариссы. Я улыбнулась.

— Да, это отлично, — сказала я. — Правда. Ну и что у нас уже имеется?