И мы включили телевизор. Мы смотрели на экран, не включая звук. Шел утренний выпуск новостей Би-би-си, показывали премьер-министра, произносящего речь. Чарли склонил голову к плечу, глядя на экран. Его бэтменские ушки легли набок.
— Это Джокер, да? — спросил он.
— Нет, Чарли. Это премьер-министр.
— Он хороший или злюка?
Я задумалась.
— Половина людей считает, что он хороший, а половина — что он злюка.
Чарли захихикал.
— Очень-очень глупо, — сказал он.
— Это демократия, — сказала я. — Если бы ее не было, ты бы ее захотел.
Мы сидели и смотрели, как шевелятся губы премьер-министра.
— А чего он говорит? — спросил через некоторое время Чарли.
— Он говорит, что сделает снег из мороженого.
Чарли повернул голову и посмотрел на меня.
— КОГДА? — спросил он.
— Примерно в три часа дня, если погода будет прохладная. А еще он говорит, что молодым людям из других стран, которые убежали от беды, будет позволено остаться в этой стране, лишь бы только они работали и не делали ничего плохого.
Чарли кивнул:
— Премьер-министер хороший.
— Из-за того, что он добр к беженцам?
Чарли отрицательно покачал головой:
— Из-за мороженого снега.
Послышался смех. Я обернулась и увидела Лоренса. Он стоял на пороге в халате, босой. Не знаю, долго ли он слушал наш разговор.
— Ну, — сказал он, — теперь мы знаем, как купить голос этого мальчика на выборах.
Я опустила глаза. Мне было неловко смотреть на Лоренса.
— О, не смущайся, — сказал он. — У тебя все просто замечательно получается с Чарли. Пойдем позавтракаем.
— Хорошо, — сказала я. — Бэтмен, завтракать хочешь?
Чарли посмотрел на Лоренса и снова покачал головой. Я стала переключать каналы, в конце концов нашла тот, который нравился Чарли, а потом спустилась и вошла в кухню.
— Сара еще спит, — сообщил Лоренс. — Думаю, ей надо хорошенько отдохнуть. Чай или кофе?
— Чай, благодарю вас.
Лоренс вскипятил воду в чайнике и приготовил чай мне и себе. Он осторожно поставил кружку на стол передо мной и повернул ее ручкой ко мне. Он сел за стол напротив меня и улыбнулся. Кухню озаряло солнце. Это был желтый-прежелтый теплый свет, но ненавязчивый. Из-за него казалось, что каждый предмет как бы светится изнутри. Лоренс, кухонный стол с чистой голубой хлопчатобумажной скатертью, оранжевая кружка Лоренса и моя желтая кружка — все это светилось изнутри. Из-за этого света мне стало необычайно радостно. «Это здорово», — подумала я.
Но Лоренс посмотрел на меня серьезно.
— Послушай, — сказал он, — думаю, нам нужно придумать для тебя план. Скажу прямо: я считаю, тебе стоит сходить в местное отделение полиции и рассказать о себе. Не думаю, что ты должна подвергать Сару опасности. Для нее небезопасно тебя прятать.
— Она меня не прячет. Вот я с вами сижу.
— Это не смешно.
— Но ведь меня никто не ищет. Зачем же мне идти в полицию?
— Я думаю, что это неправильно — то, что ты здесь находишься. Думаю, для Сары сейчас это нехорошо.
Я подула на чай. От кружки поднимался пар, и пар тоже светился.
— Вы думаете, что для Сары сейчас хорошо, чтобы здесь были вы, Лоренс?
— Да. Да, я так думаю.
— Она хороший человек. Она спасла мне жизнь.
Лоренс улыбнулся.
— Я очень хорошо знаю Сару, — сказал он. — Она мне все рассказала.
— Значит, вы должны верить, что я остаюсь здесь только для того, чтобы ей помочь.
— Не уверен, что ты — та помощница, в которой она нуждается.
— Я такая помощница, которая будет заботиться о ребенке Сары, как если бы он был моим братом. Я такая помощница, которая будет прибирать в доме Сары, стирать ее одежду и петь ей песни, когда она загрустит. А какой вы помощник, Лоренс? Может быть, вы такой помощник, который приезжает только тогда, когда ему нужна сексуальная близость?
Лоренс снова улыбнулся.
— Я не стану на это обижаться, — сказал он. — Ты из тех женщин, у которых смешное отношение к мужчинам.
— Я из тех женщин, которые видели, как мужчины делают совсем не смешные вещи.
— О, пожалуйста. Это Европа. Тут мы более ручные, скажем так.
— Не такие, как мы, думаете?
— Можно и так сказать.
Я кивнула:
— Волк должен быть волком, собака должна быть собакой.
— Так говорят в вашей стране?
Я улыбнулась.
Лоренс нахмурился.
— Я тебя не понимаю, — сказал он. — Думаю, ты не осознаешь, насколько серьезно твое положение. Если бы осознавала, не улыбалась бы.
Я пожала плечами:
— Если бы я не могла улыбаться, наверное, мое положение стало бы еще более серьезным.
Мы пили чай. Лоренс смотрел на меня, я — на него. У него были зеленые глаза — зеленые, как у девушки в желтом сари в тот день, когда нас выпустили из центра временного содержания. Он смотрел на меня не моргая.
— Что вы сделаете? — спросила я. — Что вы сделаете, если я не пойду в полицию?
— Донесу ли я на тебя, ты имеешь в виду?
Я кивнула. Лоренс стал стучать пальцами по кружке с чаем.
— Я сделаю так, как будет лучше для Сары.
Страх охватил меня, у меня защемило под ложечкой. Я не спускала глаз с пальцев Лоренса, барабанящих по кружке. Кожа у него была белая, как яйцо чайки, и такая же тонкая. А пальцы — длинные и гладкие. Они охватывали оранжевую фарфоровую кружку, словно он держал в руках какого-то детеныша, который может сделать что-нибудь глупое, если дать ему убежать.
— Вы осторожный человек, Лоренс.
— Пытаюсь быть таким.
— А зачем?
Лоренс негромко рассмеялся:
— Посмотри на меня. Я не слишком талантлив. Не ослепительно красив. Все, что обо мне можно сказать наверняка, это то, что мой рост шесть футов и один дюйм и что я не окончательно тупой. Таким, как я, дается только одна жизнь, вот я и стараюсь за нее держаться.
— Вам нравится Сара?
— Я люблю Сару. Ты не можешь представить, что она для меня значит. Без нее моя жизнь — полное дерьмо. Я работаю в самом отвратительном, бессердечном бюрократическом учреждении, моя работа совершенно бессмысленна, а мой босс делает так, чтобы мне захотелось покончить с собой — честно. Я приезжаю домой, а дети капризничают, Линда целыми днями ворчит или болтает без конца о какой-то чепухе. И только когда я нахожусь рядом с Сарой, я чувствую, что делаю то, что я сам выбрал.Даже сейчас, когда я сижу и говорю с тобой. Вот мы с тобой сидим и разговариваем в самой обычной английской кухне, и это просто невероятно. Это в миллионе миль от всего, что могло произойти в моей жизни, а все благодаря Саре.
— Вы боитесь, что я уведу от вас Сару. Вот почему вы не хотите, чтобы я здесь оставалась. Что именно сейчас я смогу изменить ее жизнь сильнее, чем это нужно.
— А ты боишься, что она в своей новой жизни о тебе совсем забудет.
— Да. Это так, да. Но вы не можете себе представить, что случится со мной, если я потеряю Сару. Я рассыплюсь на кусочки. Разобьюсь, как бутылка. Бам… Мне придет конец. И это пугает меня, пусть даже вам кажется, что это звучит чересчур пафосно…
Я сделала глоток чая. Я очень осторожно попробовала его и продолжила:
— Но это совсем не пафосно. В моей стране смерть гоняется за людьми. В вашей стране она начинает шептать тебе на ухо и уговаривать покончить с собой. Я знаю это, потому что слышала этот шепот в центре временного содержания. Смерть есть смерть, и мы все ее боимся.
Лоренс стал вертеть в руках кружку:
— Ты действительно бежишь от смерти? Это правда? Очень многие из тех, кто приезжают сюда, стремятся к комфортной жизни.
— Если меня депортируют в Нигерию, меня там арестуют. Если узнают, кто я такая и что я видела, политики найдут способ меня убить. Или, если мне повезет, меня посадят в тюрьму. Очень многие, кто видел, что вытворяют нефтяные компании, надолго садятся в тюрьму. А в нигерийской тюрьме происходят ужасные вещи. Если люди оттуда выходят, они потом как немые.
Лоренс медленно покачал головой и устремил взгляд на свою кружку: