С помощью приманок, которыми она занималась вместе с матерью, Евгения надеялась получить новый цвет, седьмой по счету на их ферме. Она наблюдала за зверьками во время гона – в первые дни весны, норочьего «праздника любви». Она думала о том, как с помощью феромоновых приманок этим процессом станет управлять.

Кстати, сама норка необыкновенно ловко руководит собственной природой. Беременная самка умеет остановить, замедлить развитие зародышей, если почувствует опасность для детенышей. Никогда не выпустит их в голодный, холодный или опасный мир. Она сумеет сохранить их в себе дольше – не шестьдесят дней.

В последнее время Евгения часто ловила на себе одобрительный взгляд матери.

Наконец Ирина Андреевна спросила:

– Ты никогда не проводила столько времени возле животных и в лаборатории. Ты нашла что-то еще, кроме приманок?

Евгения «раскололась»:

– Я нашла такое, мама, что мы в любой холод и голод будем при деньгах!

– Как интересно, – глаза Ирины Андреевны насмешливо блеснули. – Ну-ка, расскажи.

– Но мы должны работать в паре. Ты делаешь приманки, а я – «отманки».

– Ты хочешь заняться репеллентами? – удивилась Ирина Андреевна.

– Уже занялась, – заявила Евгения. – Под недреманным оком знаменитейшей Алевтины Даниловны Гороховой.

– Ты… виделась с ней? Снова?

– Ха-ха-ха! Мама, она предложила мне консультации в любое время. Между прочим, она сейчас знаешь, чем занимается? Антигормонами, человеческими.

– Но это уже эндокринология. Совсем другая сфера, – удивилась Карцева.

– Она говорит: само время подсказывает, что делать. Только надо уметь слушать!

– Гм…м – пробормотала Ирина Андреевна. – В логике не откажешь.

– С помощью антигормонов можно приостановить раннее половое созревание. Сейчас, говорит она, очень часто происходят гормональные нарушения у подростков, особенно состоятельных родителей. А я – тут как тут! Это она говорит, не я!

Ирина Андреевна молча слушала.

– Но ведь и ты, и бабушка тоже делали отступления? В человеческую сторону? – тихо спросила Евгения.

– Кто тебе сказал? – В голове Карцевой лихорадочно проносились варианты: откуда и кто мог узнать?…

– Да это просто. – Евгения заметила, как напрягся подбородок у матери. Она не ошиблась, она догадалась правильно. Чтобы продлить удовольствие от правильного ответа, она начала издали: – Те дни, когда ты меня лечила солнцем, – она насмешливо взглянула на мать, – думала, я не понимаю, почему ты меня выставляла на улицу в определенные часы? За это спасибо. Так вот, от лечения солнцем у меня просветилась голова. Видимо, витамина Д во мне стало столько, что мысли забегали. – Она засмеялась. – Я, оказывается, не коллекционер по своей природе, а аналитик. Вот этим я и занималась. Ставила вопросы, а потом сама на них отвечала.

– Что же ты такого наотвечала? – осторожно подталкивала мать.

– Если бы бабушка не делала кое-что для людей, никто бы не дал ей денег на исследования.

– Т-а-ак. А я?

– А ты продолжала. Из любопытства. Каждый ученый хочет открыть то, с помощью чего можно управлять другими. Разве нет?

– Ну-у… разумно, – кивнула мать.

– Ты могла этим заниматься из чисто академического интереса. Потому что выпала из поля зрения тех, в чье поле входила бабушка. Они сами выпали, – хмыкнула Евгения. – Все знаем, куда – в охранно-коммерческую сферу.

Ирина Андреевна покачала головой.

– Однако… Ну что ж, я рада.

– Чему именно? – спросила Евгения.

– Что у меня есть дочь, а у нее – мозги.

Они засмеялись, довольные друг другом.

– Что ж, тогда продолжим наши игры? – спросила мать.

– Конечно!

После того как Евгения и Лилька начали работать на звероферме, квартира в Тушине им была не нужна. Они расплатились с хозяйкой, которая все еще дежурила в своей мастерской. Прощаясь, художница сказала, что пока никому сдавать не станет, таких замечательных девушек, как они, ей не найти, а пускать кого попало – опасно. Не дай бог, потеряет и мастерскую, и квартиру.

У нее была особенная манера говорить – короткими фразами, с расстановкой. Будто кистью, с размаха, она кидала на холст порцию краски.

– И вообще. Я готова продать. Все. Купить дом. В деревне. Все забыть.

Подруги по-прежнему почти не разлучались. Лилька, правда, ночевала у себя дома, но не всегда. Работали девушки в разных отделах, поэтому не всегда часто виделись днем.

Лильке, похоже, не слишком нравилось в отделе кормов.

– Надоели мне эти потроха, субпродукты, рыбьи хвосты, костная мука и прочие звериные радости, – шипела она, с отвращением отряхивая руки. Как будто кормила зверьков с рук.

– Мама переведет тебя в лабораторию, как только появится место, сама знаешь, – пыталась успокоить Евгения подругу.

Она испытывала неловкость. Конечно, она никогда бы не поменялась с Лилькой. Да и мать не позволила бы. У каждого свой путь, а для нее он определен слишком давно, чтобы уклониться или изменить его. Иногда Евгении казалось, что случай с Костей тоже как-то связан с этим путем. Может быть, где-то там… где управляют Судьбой, написано: она, Евгения Карцева, прежде всего должна принять то, что ей приготовили бабушка и мать. А уже потом – все остальное. К тому же напоминала она себе, если бы не они, точнее, не их дело, она никогда бы не познакомилась с Костей.

Но… Что она могла сказать Лильке? Только вот это:

– Знаешь, чем трудна доля наследницы? – Она поморщилась, потом засмеялась, призывая поддержать ее, похихихать вместе над жеманным словом «наследница».

– Чем же? – Лилька не уловила никакого юмора, в ее голосе звучал иной оттенок – неудовольствия.

– Наследница вынуждена заниматься тем же, что и предки. Глупые они были или умные – не важно. Но если они создали свое дело, то его придется продолжать. Делать спички, например, или заниматься ассенизацией.

Лилька фыркнула:

– Между прочим, знаешь, как ассенизаторы назывались при царе Горохе?

– Как?

– Золотари, – теперь Лилька фыркнула с удовольствием. Оказывается, Евгения не знает чего-то, а она – знает. Наконец-то!

– Ну да? – изумилась Евгения. – А какая связь?

– Я думаю, чтобы красотой прикрыть гадость, – Лилька поморщилась.

– А я думаю, – Евгения смотрела поверх рыжих Лилькиных кудрей, – они надеялись найти золото в любом навозе. И наверняка находили.

Лилька махнула рукой: мол, ерунда!

– Но, если честно, если бы я выбирала сама, чем заняться, то, наверное… историей русской усадьбы, – продолжала Евгения.

– Ох… – Лилька остановилась с поднятой ногой, которую она уже поставила на деревянную ступеньку. По четвергам подруги ходили в баню на звероферме, обе любили париться. – С какой это радости? – она встала на ступеньку обеими ногами.

– Моя бабушка происходит из старинного рода Апраксиных.

Лилька поморщилась:

– Что-то такое слышала. Фамилию, я имею виду. Но вообще-то все происходят от кого-то. У каждого – свой род. Даже у меня какой-то…

– Так вот, – поспешила Евгения увести ее от болезненной темы, – у Апраксиных было поместье в Ольгове. Надо ехать по Дмитровскому шоссе…

– Уж не хочешь ли ты его заполучить? – насмешливо поинтересовалась подруга, снова стоя на одной ноге, но уже на ступеньку выше. Она смотрела на свой новый ботинок, который ей нравился. Черный, узконосый, на тонком каблуке.

– Лилит, – Евгения вдруг заметила такую красоту. – В таких – и в баню?!

– Я разуюсь, когда пойду мыться, – ядовито улыбнувшись, пообещала она. – Нравятся?

– Оч-чень, – с чувством ответила Евгения.

– На всю зарплату, – вздохнула Лилька.

– Ужинать будешь у нас, – предупредила Евгения.

– Премного благодарна, ваша светлость, – церемонно поклонилась Лилька. – Или как к вам, Апраксиным, обращаться?

– Да ну тебя, какая вредная. Я о высоком, а ты…

– А я о средней высокости, – засмеялась Лилька. – О ботинках.