Признавая большое значение для медико-санитарной службы города медицинского факультета Психоневрологического института, власти Петербурга передали ему в качестве клинических баз терапевтические отделения больницы имени Петра Великого и Петропавловской больницы, в которых в то время находилось на лечении много фронтовиков. В 1915 году крупный целевой денежный взнос купца В. А. Лапшина, желавшего увековечить свое имя, позволил создать при Психоневрологическом институте клинику по изучению и лечению рака.

В том же году при Психоневрологическом институте по инициативе Бехтерева был создан приют на 40 человек с детским садом и школой для детей беженцев из западных губерний, оказавшихся оккупированными немцами и их союзниками. Этот приют постепенно расширялся, и к осени 1916 года в нем состояло 65 детей. Размещался он в доме № 47 по 6-й линии Васильевского острова. Детей в нем обучали по программе четырехклассного так называемого «высшего начального училища». Одновременно там проводилось и профессиональное обучение воспитанников: их готовили по специальностям счетоводов, портных, столяров, переплетчиков, сапожников, белошвеек. Обучали детей и художественным промыслам, в частности вышиванию и плетению из соломы и веревок. В школе при приюте училось до 150 человек, часть которых жила у родственников, а часть — в самом приюте. Сто учеников обеспечивалось питанием полностью, остальные — обедами.

В 1916 году по инициативе И. Е. Репина в Петрограде был организован Комитет по учреждению института гуманитарных наук и искусств. Кроме Репина, в комитет входили художники Н. И. Дубовский, В. Е. Маковский, скульптор В. А. Беклемешев, профессор В. А. Вагнер. Они намеревались создать общедоступное учебное заведение, которое обеспечило бы возможность заниматься в области гуманитарных наук и искусства всем талантливым людям, которым по разным причинам закрыты двери в университеты или в Академию художеств. Однако власти препятствовали созданию такого учреждения, и тогда Бехтерев предложил развернуть его как одно из подразделений все того же Психоневрологического института.

В том же году был наконец утвержден новый устав Психоневрологического института, по которому его учебные подразделения выделялись в Частный Петроградский университет. Возглавлять его должен был председатель Учебного комитета. Президентом нового университета был избран и на сей раз утвержден Бехтерев. Президент должен был подчиняться председателю Учебного комитета, который назначался министерством народного просвещения и представлял собой таким образом государственную власть. В этой должности оказался один из профессоров Психоневрологического института — С. К. Гогель.

Однако и такой статус нового университета, все-таки входившего в состав Психоневрологического института, не удовлетворил сменившего графа Игнатьева бывшего попечителя Петербургского учебного округа нового министра народного просвещения профессора Кульчицкого. В феврале 1917 года профессор, оказавшийся реакционнее своего предшественника, добился решения совета министров о закрытии Психоневрологического института и передаче его имущества Обществу нормальной и патологической физиологии при Военно-медицинской академии и вновь создаваемому медицинскому факультету при Императорском Петроградском университете. Однако решение это было принято советом министров в те дни, когда царская власть, приведшая Россию к военным поражениям на фронтах, к непримиримым классовым противоречиям и экономической разрухе во всей стране, доживала последние дни. В Петрограде бастовали рабочие, по улицам шли колонны демонстрантов с лозунгами: «Долой войну!», «Долой царя!», «Хлеба и мира!» Командующий Петроградским военным округом генерал С. С. Хабалов получил из ставки приказ Николая II: «Завтра же прекратить в столице беспорядки» — и готовился к расстрелу демонстраций трудящихся.

Предписание о закрытии Психоневрологического института попало в руки Бехтерева 27 февраля, когда царское правительство власти уже лишилось. Произошла Февральская революция.

«В Февральскую революцию, — вспоминала дочь Бехтерева Екатерина Владимировна, — на Каменноостровском мосту встретила отца с красной лентой на груди, едущего в автомобиле с необычайно возбужденным и радостным лицом: «Катя! У нас объявлена республика!» Первые недели после свержения монархии знаменовались всеобщим ликованием. Изменение социального строя давало надежду на лучшее будущее. Но, как считал Бехтерев, лучшее будущее возможно лишь при условии коренных изменений представлений о целях жизни у всех или, по крайней мере, у подавляющего большинства людей. Ими должно стать не личное обогащение, не стремление к покорению, унижению других людей, но желание приносить пользу окружающим, а при возможности — и всему человечеству.

Жизнь для других, а при необходимости и самопожертвование ради других, альтруизм, коллективизм — вот какие черты хотел видеть Бехтерев у людей, которым суждено перестраивать социальные устои. Такие представления о человеке будущего увлекали ученого во время революционных событий 1917 года. Они нашли отражение в его докладе «О социально-трудовом воспитании», сделанном на съезде по экспериментальной педагогике, состоявшемся вскоре после февральских событий. В нем, в частности, говорилось: «…необходимо развивать в детях, наряду с инициативой, стремление к деятельности на общую пользу в форме совместного труда, тогда как все, что приводит к розни между людьми, должно быть совершенно и отовсюду изгоняемо. В виде основного условия такого воспитания необходимо образование среди детей общинного начала. Необходимо, чтобы вместе с этим социальность и право, а равно и чувство гражданского долга, вкоренилось в будущего человека наподобие инстинкта, чтобы благо общества всегда им ставилось выше своих личных выгод, чтобы он сделался всегда ревнителем общественных интересов и защитником их везде и всюду, чтобы его всегдашним идеалом была возможная помощь общественному делу, клонящемуся к общему благу».

Бехтерев считал, что надо воспитывать в детях стремление помогать ближнему; но «не только помощь «ближним» как основа гуманности должна быть лозунгом социально-трудового воспитания, но главным образом помощь социальному целому, причем общечеловеческие идеалы должны быть признаваемы высшими достижениями морали… Социально-трудовое воспитание, — указывал докладчик, — должно подготовить в будущем новый тип социальной личности с полным сознанием гражданских прав и обязанностей, который понесет впереди себя знамя единства, свободы и равенства между всеми вообще людьми и явится хранителем лучших основ гражданственности, свободы и братства».

Однако Бехтерев, как и многие другие либерально настроенные интеллигенты, явно переоценивал результаты Февральской революции, которая привела к власти буржуазию. С первых дней революции в стране установилось двоевластие. Наряду с возродившимися Советами к власти пришел наспех созданный буржуазным руководством Государственной думы Временный комитет. 1 марта Советом рабочих и крестьянских депутатов был утвержден приказ № 1, которым провозглашалась демократизация армии. Большинством членов Временного комитета этот приказ не одобрялся. Однако со временем противоречия между членами Временного комитета и Советом стали непринципиальными, так как пришедшие к руководству в Советах меньшевики и эсеры были склонны к соглашательской политике. Вскоре после революции они не скрывали своего мнения о том, что «власть, идущая на смену царизму, должна быть буржуазной». Вместе с тем буржуазия оказалась не подготовленной для обеспечения руководства страной. С ликвидацией царской власти она ощутила свою незащищенность перед восставшим народом. Как признавался позже один из членов Временного комитета, а затем и Временного правительства — В. В. Шульгин, «перед бездонной пропастью этого обвала у нас кружилась голова и немело сердце».

Опасаясь дальнейшего развертывания революции, члены исполкома Советов предоставили Временному комитету самостоятельно определить состав Временного правительства, решив при этом в него не входить. Таким образом, руководство Советов добровольно передало исполнительную власть Временному правительству, во главе которого оказался крупный землевладелец князь Львов.