– А может, за нами вообще не прилетят, – говорит тот, что с бородой. – Может, мы в этом самом… Бермудском… ну, где корабли и самолеты засасывает. Почему самолет вообще упал?

Аннет смотрит на небо, оно еще больше походит на плоский экран. А может, и впрямь, размышляет она, может, они проскочили сквозь экран на другую сторону и поэтому спасатели их не видят? И по эту сторону экрана вовсе не темнота, а всего-навсего море, такое же, как и то, предыдущее, и тысячи несчастных дрейфуют в оранжевых лодках, потерялись, ждут спасения.

– Главное, – говорит тот, что постарше, – главное все время чем-то себя занимать. – Он бросает бычок в воду. Аннет представляет: сейчас как вынырнет акула и как схватит бычок, но никто не выныривает. – Так, нужно что-то делать, иначе заработаем солнечный удар. – Он прав, они все уже красные как раки.

Мужчина постарше будит остальных и организует сооружение тента: они берут пальто Аннет и мужские пиджаки, соединяя их по принципу петля-пуговица. Навес подпирают веслами, подвязывают шарфами и чулками. Все довольны и садятся под навес. Настроение опять портится. Под навесом жарко, душно, зато они прикрыты от солнца. Опять же идея того, что постарше: мужчины выворачивают свои карманы, а женщины высыпают содержимое сумок.

– Нужно посмотреть, на что можно рассчитывать, – объясняет старший.

Аннет уже забыла, как кого зовут, и предлагает снова перезнакомиться, что все и делают. Билл и Верна, Джулия, Майк и Грег. У Джулии приступы головной боли, Аннет дает ей несколько таблеток аспирина с кодеином. Билл разбирает арсенал носовых платков и ключей, плюс пудреницы, губная помада, флакончики с лосьоном для рук, лекарства и жвачка. Он экспроприирует у Аннет две бутылки имбирного пива и пакетики с арахисом, говорит, что будут растягивать еду. На завтрак каждому раздается по жвачке «Чиклет» и по леденцу от кашля. После этого все по очереди чистят зубы щеткой Аннет. Она одна летела налегке, а потому все туалетные принадлежности при ней. Остальные летели с чемоданами, которые, конечно, ушли под воду вместе с самолетом.

– Если вдруг пойдет дождь, – рассуждает Билл, – такая лодка легко нахлебается воды. – Но никаких предвестников дождя.

Билл фонтанирует полезными идеями. После полудня он пытается ловить рыбу, соорудив крючок из английской булавки, а леску – из зубной нити. Рыбу он не поймал. Спрашивает у Аннет про фотоаппарат, говорит, что можно приманить чаек солнечными зайчиками от объектива. Только для этого нужны чайки. Аннет впадает в летаргию, хоть и пытается взбодриться, говорит себе, что это важно, что, может, происходит что-то настоящее – их ведь еще не спасли.

– Вы воевали? – спрашивает она Билла, и тот польщен.

– Жизнь учит смекалке, – говорит он. Под вечер они распивают бутылку имбирного пива, Билл разрешает каждому съесть по три орешка, посоветовав прежде соскрести соль.

Аннет ложится спать и мечтает, как напишет другой репортаж – теперь он должен быть другим. Ей, собственно, даже не нужно писать, это будет ее интервью, и фотография ее персоны – изможденная, обгоревшая на солнце, но улыбается отважно. Завтра же нужно сфотографировать остальных.

Этой ночью, когда все засыпают под навесом – теперь общим одеялом, – происходит драка между студентом Грегом и Биллом. Билл первый ударил Грега и утверждает, что тот пытался выпить последнюю бутылку пива. Мужчины орут друг на друга, но потом Верна говорит, что это недоразумение и просто мальчику приснился дурной сон. Все снова затихли, но Аннет не спит, смотрит на звезды – в городе таких звезд не увидишь.

Потом она слышит сопение, нет, конечно же, ей показалось, и все же она отчетливо слышит, будто кто-то потихоньку совокупляется. Кто это может быть? Джулия и Майк? Джулия и Грег? Уж конечно, не Верна, запакованная в корсет, – Аннет уверена, что Верна корсета не сняла. Аннет немного обидно: если уж на то пошло, почему к ней никто не пытался приставать? Но, возможно, Джулия сама проявила инициативу, загорелая лягушка-путешественница, может, ради этого она и разъезжает по курортам. Аннет думает про Джеффа: она пропала – интересно, что он думает? Жаль, что его нет рядом, он бы что-нибудь сделал, хотя она не представляет, что именно. По крайней мере, они смогли бы заняться любовью.

Утром она всматривается в лица, пытаясь прочитать по глазам, кто именно, но так и не догадывается. Все снова чистят зубы, наносят лосьон на лица, и это весьма освежает. Билл пускает по кругу упаковку таблеток от изжоги и леденцы от кашля. Арахис и пиво Билл припасает на ужин. Он снимает рубашку, опускает ее в воду, говорит, что пытается набрать планктона. Он вытаскивает рубашку, на нее налипла грязно-зеленая масса; Билл отжимает соленую воду, берет пригоршню и задумчиво жует. Каждый тоже берет понемногу, кроме Джулии: она говорит, что не сможет это проглотить. Верна пытается съесть планктон, но выплевывает. Аннет глотает-таки: планктон соленый и пахнет рыбой. Потом Билл умудряется поймать маленькую рыбку, и все съедают по кусочку: горячий запах рыбы мешается с остальными запахами – немытых тел и потной одежды, все эти запахи действуют на нервы. Аннет раздражена; таблеток не принимает – наверное, в этом дело.

У Билла есть нож, он разрезает надвое пластиковые поддоны от бутербродов, делает в них узкие отверстия – получаются солнечные очки, «как у эскимосов», говорит он. У него явные задатки лидера. Он берет у Верны свитер, распускает краешек и скручивает розовую шерстяную нить – на тесемки для очков. Навес разобрали, потому что слишком жарко и все время приходится поправлять весла, чтобы не заваливались, все надевают «очки», носы, губы и открытые участки лица мажут губной помадой – Билл говорит, что от солнечного ожога. Господи, на кого они все похожи, в этих масках, с кровавой раскраской. Самое неприятное – не понять, кто есть кто: за пластиковыми масками с щелочками глаз может скрываться кто угодно. Но она и сама такая же. Хотя это довольно экзотично, и она все еще в форме, раз хочет фотографировать, хотя и не фотографирует. А надо бы, как надо заводить часы: ее греет мысль о том, что у них есть будущее. А потом она вдруг как-то сразу падает духом.

Около двух часов дня Грег начинает метаться по лодке, кидается на борт и сует голову в воду. Билл кидается на него, пытаясь удержать, к нему присоединяется Майк. Они оттаскивают Грега и валят его.

– Он пил соленую воду, – говорит Майк, – я видел утром.

Грег ртом хватает воздух, словно рыба, да и сам он похож на рыбу в этой безликой пластиковой маске. Билл снимает с Грега маску и видит человеческое лицо.

– Он не в себе, – говорит Билл. – Если мы его отпустим, он прыгнет за борт.

И его маска смотрит на остальных. Все молчат, но думают – Аннет знает, что они думают, потому что сама думает о том же. Они не могут сторожить Грега до бесконечности. Если они его отпустят, он погибнет, и хуже того: его израсходуют рыбы. А они здесь медленно умирают от жажды. Может, тогда… Верна медленно, словно через силу, как покалеченный шмель, роется в куче одежды и мусора. Что она там ищет? Кажется, сейчас произойдет что-то примитивное и ужасное, вдвойне ужасное потому, что не при свете кроваво-красных молний, а под обычным солнцем – Аннет ходила под ним всю жизнь. Будет совершен, на потребу туристам, пошлый обряд, пошлый потому, что на потребу туристам, тем, кто ни за что не отвечает, для кого чужие жизни – минутное зрелище, мимолетное удовольствие. Она – профессиональный турист, ее дело – радоваться, оставаясь безучастной, просто сидеть молча и наблюдать. Но сейчас они перережут ему горло, как тому борову на пляже в Мексике, и вроде это не кажется ей странным и противоестественным. «Не встревай», – сказал тогда жене мужчина в светло-зеленом костюме, – та жалела бедное животное. Не вмешивайся. А если не можешь?

Я всегда могу сказать, что это не я, что я ничем не могла помочь, думает она, представляя свое интервью в газете. Но никакого интервью может и не быть, и потому она застряла в настоящем, в компании одного безумца и четырех марсиан, и все ждут ее ответа. Так вот что от нее утаивали, вот что такое быть живой, она жалеет, что хотела знать. Но небо уже не плоское, оно синее-синее, оно удаляется, ясное, но теряющее фокус. Ты мой свет, думает она, когда серое небо. Суть света не переменилась. Я с ними или нет?