— Я вот сейчас заметил, что даже не знаю, верю ли я в Него или нет. В детстве да, верил, потом какое-то время не верил» а затем вера снова вернулась. Это у меня периодами. Когда был маленьким, то мне хватало пустяка, чтобы потерять веру в Бога. В отношениях с Богом я часто занимался вымогательством. Ты представь, на какое-то время я перестал в Него верить, потому что у меня не росли волосы на лобке. Моя вера имеет прерывающийся характер.
— Ну что же, волосы на лобке — это достойная причина для потери веры. Как бы то ни было, в твоем случае речь идет о маловерии, по-гречески — oligopistia:несостоятельная, короткая вера.
Я со странным удивлением посмотрел на нее.
— Хорошо, я закругляюсь, а то у тебя от напряжения кровь сейчас из носа пойдет. Идем выпьем кофе.
Вечером мы ужинали дома, после ужина я, остался ночевать у нее. Первая ночь в постели с моей женой. Мы общались, целовались, гладили друг друга, ласкали, но я так и не вошел в нее. Мы только дарили друг другу ласку и нежность. Мы так и заснули в объятиях друг друга.
Утром я шутливо сказал ей:
— Видно, это правда, что после свадьбы перестают трахаться.
Оставалось всего несколько дней до приближающейся разлуки. Нас, как и Золушку, ожидало скорое окончание бала, как и всей сказки.
21.СНЕГ И ДЕТИ (…осталось три дня)
На следующее утро, когда я провожал Микелу на работу, мы увидели засыпанную снегом Барроу-стрит. Для нас стало полной неожиданностью в солнечный апрельский день оказаться вблизи улицы, занесенной снегом. Барроу-стрит — это обсаженная деревьями короткая улочка с невысокими домами, сложенными из красного кирпича. Когда я бывал в этом районе, мне нравилось гулять тут. Из окон Гринвичской музыкальной школы всегда доносились звуки музыки. В основном играли на фортепиано.
Снег лежал на тротуарах, на крышах машин, на ветках деревьев. По улице проходили люди, одетые по-зимнему. Эго было красиво, сюрреалистично, в духе фильмов Феллини.
Мы подошли поближе, но пройти дальше не смогли. Поперек улицы стояло ограждение.
— Можно пройтись по снегу?
— Нет, извините, но это невозможно. Вам даже нельзя здесь останавливаться.
Почти сразу же раздался голос из мегафона:
— Мотор!
— Вам придется отойти в сторону.
Шли съемки фильма. Один прохожий сказал, что видел Винсента Галло, который обычно снимается в боевиках.
— Жаль, что нам не разрешили пройти по улице, я бы мог оставить для тебя на снегу отпечаток ангела, — обратился я к Микеле.
— Да, только мне пришлось бы помочь тебе подняться, иначе на снегу останется след от рук.
Меня поразил ее ответ. Я бы моментально женился, если бы не был женат на ней.
Мы зашли выпить кофе в бар на Воверли-плейс. Там была приятная обстановка, но мы предпочли сесть на улице. Кофе был отличный, а печенье с фундуком — просто объедение.
До конца нашего союза оставалось всего ничего.
— Сделай мне эксклюзивный подарок, — сказала Микела.
— Подарок? Какой?
— Ну, например, расскажи, что ты такого сделал, о чем никому никогда не рассказывал.
— Сразу трудно ответить… дай подумать.
— Но это должно быть то, в чем ты на самом деле никому не признавался.
Я немного поколебался, а потом решил выложить ей свою историю. Вспомнил я ее быстро, но она казалась мне довольно глупой.
— Знаешь, многие годы я стыдился того, что сделал… И я действительно никому не признался в этом. Даже на исповеди у священника. Это случилось, когда мне было около девяти лет…
— И что же ты мог натворить в столь юном возрасте? Признаться, я думала услышать какую-нибудь пикантную историю, но если ты никому об этом не рассказывал, то уж ладно, освободим ребенка, который сидит в тебе, от мук совести. Давай рассказывай.
— Однажды отец моего товарища пришел во двор, где мы играли, и принес ему красивую машину с пультом управления. Мой товарищ был счастлив. Он бросился к отцу, они обнялись, а потом стали играть вместе. Я стоял и смотрел на них. Я испытывал зависть и ревность. И к машине, и к тому, что у него есть отец. Я никогда не забуду, как они обнимались. Потом его отец ушел, а мы с товарищем остались играть, но он не давал мне машину в руки. Потом согласился — только на одно мгновение, всего на несколько секунд, уж точно меньше минуты. Он разрешил мне нажать на кнопку, но пульт из рук не выпускал. Он держал его крепко, как может держать только ребенок. Вокруг машины все и завертелось. Она стала символом нашего отчуждения, возникшей между нами разницы. Он приносил ее и на следующий день, и потом, и в другие дни. Он не расставался со своей новой игрушкой. Однажды я вышел во двор и увидел, что машина стоит без присмотра. Не знаю, что на меня нашло, но я схватил ее и убежал со двора. Я прибежал на пустырь, камнем разбил игрушку, а обломки выбросил в густую высокую траву рядом с фонарным столбом. Когда я вернулся назад, мой друг рыдал, Я смотрел на него и испытывал счастье. Я был рад, что ему плохо. Мне даже сейчас стыдно, когда я рассказываю об этом. В какой-то момент мой взгляд встретился с его взглядом: глаза у него опухли, в них стояли слезы, и мне показалось: он догадался, что это сделал я, но прежде всего он догадался, что я рад его горю…. Несколько дней спустя, во время ссоры, он действительно сказал мне: «Я знаю, что это ты взял мою машину. Жулик!» Впервые мы с ним подрались. Мы все равно остались друзьями и об этом случае больше не вспоминали, даже когда стали взрослыми. Видишь, обычная фигня, но…
— Бедный мальчик… — сказала Микела и поцеловала меня.
— А ты сделала что-то такое, за что тебе стыдно, о чем ты никому не рассказывала?
— Если хочешь, я тебе расскажу один случай… Но мне не очень-то стыдно за то, что произошло, даже больше — ни капельки не стыдно. Только об этом никто не знает, за исключением меня и еще одною человека.
— Ну, если ты никому об этом не говорила, то давай начинай.
— Когда мне было двадцать лет, я с моим женихом и его приятелями — молодой парой — поехала отдыхать. На двадцать дней мы сняли дом на море в Сардинии. С третьего дня нашего отдыха и до конца поездки я изменяла своему жениху с девушкой.
— Как с девушкой?. с Вероникой?
— Ты помнишь ее имя?
— Но ты мне сказала, что пошутила.
— Я не могла так просто сказать тебе об этом. В общем, ни у нее, ни у меня не было опыта таких отношений, она не была лесбиянкой, но что-то притягивало нас друг к другу. Она была очень красивая. Вплоть до того дня, не считая глупых поцелуев с подружками в лицее, я никогда не думала, что буду заниматься любовью с женщиной. Как-то вечером мы были одни в комнате и готовились к выходу на вечернюю прогулку. Мы мазали себя кремом, помогали друг другу одеваться и неожиданно поцеловались. Мы сразу же почувствовали: что-то пробежало между нами. До нашей поездки я видела ее мельком пару раз, и у меня и мыслей никаких не было на ее счет, а тут, едва мы только прикоснулись друг к другу, нас словно током ударило. После этого поцелуя в комнате мы с ней целовались в туалетах ресторана и дискотек. На другой день мы постоянно искали предлог, чтобы остаться одним. Ни у кого и подозрений не могло возникнуть. Две женщины на отдыхе — им вечно нужно куда-то сходить, что-то купить или примерить. По вечерам мы закрывались в комнате, как в день нашего первого поцелуя, и мазались кремом. У меня осталась в памяти эта прекрасная сцена, как она стоит обнаженная перед зеркалом а я опустилась на колени и целую ее… Я помню, как наши взгляды встречались на зеркальной поверхности. Все это было очень забавно. Мы относились к нашим тайным встречам не как к измене, а как к возбуждающей игре. Она не пересекалась с нашими романами. Я, конечно, ничего не сказала своему жениху. Но за всю нашу поездку я чаще занималась любовью с ней, чем с ним. После отдыха мы встречались несколько раз в компаниях, но между нами ничего больше не было.