Главным украшением вечера был оркестр старинных инструментов, который очень чувственно играл музыку барокко.

Сергей обменялся со всеми, кто обратил на него внимание, улыбками (главное с Никой, улыбка которой означала: мы остались друзьями, ведь так?), взял чистую тарелку, тоже из нержавейки, положил себе салат, так похожий на его любимый «оливье», положил кусок буженины, две полоски красной рыбы, пару грибочков (намек на русскую кухню), зелени, белого хлеба (черного не было), но с икрой, хлопнул, не отходя от стола, бокал вина и хотел уже пойти поискать среди приглашенных Веронику, но тут к нему подошла Ника.

— Что такой грустный? — спросила она. — Из-за Вероники?

— Ты ведь знала, что она невеста Гюнтера?!

— Здорово же она тебя охмурила… хочу напомнить: ты должен мне ночь.

— Я думал, все забыто.

— Вот когда вернешь должок, тогда и забудется.

— Этого не произойдет никогда.

— Ты так думаешь… — улыбнулась Ника, помахала Илье и, не извинившись, пошла к минчанину.

А Кузьмин пошел искать чужую невесту. Далеко идти не пришлось. Вероника стояла в нескольких шагах от него, разговаривала с осветителем, сочинителем (по словам Оглоблина) бездарных пьес. Увидев направляющегося к ней Сергея, она виновато улыбнулась «драматургу», и тот сразу смешался с толпой.

Кузьмин подошел к Веронике с тарелкой, полной еды, остановился и не смог произнести ни слова.

— Ты забыл вилку, — улыбнувшись, но уже знакомой улыбкой, сказала Вероника. — Пойдем к столу. Я тоже себе что-нибудь положу — не успела.

Они так и остались стоять у стола с полными тарелками еды, забыв про вилки.

— Я не спрашиваю тебя, почему ты исчезла из Питера. Но почему ты не захотела встретиться, поговорить? — спросил он.

— Так все совпало, — уклончиво ответила она. — А ты специально примчался в Берлин, чтобы выяснить отношения?

Сергей ничего не ответил.

— Признаюсь, я была удивлена, когда Гюнтер показал мне список труппы…

— Ах, Гюнтер! Как же… Наслышаны мы уже про Гюнтера. Так что я лично нисколько не удивился, увидев тебя с ним.

— Значит, ты уже в курсе? Хорошо же у нас поставлена информация.

Все! Можно было уходить, заказывать билет на самолет и паковать едва распакованные сумки. Но Сергея остановил взгляд Вероники. Он как бы говорил: еще не все потеряно, дерзай!

— А где он? — кашлянув пару раз, чтобы прочистить горло, спросил Кузьмин.

— Гюнтер? А вон он — у зеркала, с твоей невестой говорит. Я рада, что твоя невеста с тобой, что у вас все хорошо, — сказала она с такой интонацией, что было ясно: ничего она не рада.

Сергей, получивший маленькое удовольствие от того, что Вероника уязвлена, не стал объяснять, что Лера давно ему никто. Он поискал глазами и увидел за многочисленными плечами и головами Гюнтера и Валерию. Между ними шла оживленная беседа.

— Ты его хоть немножко любишь? — спросил Кузьмин.

— Люблю… Но это скорей не любовь, а уважение.

— За такие деньги, кого хочешь зауважаешь.

— Зря ты так. Он нормальный мужик, я ему многим обязана. И… если кто кого и любит, так это он меня.

«Любит он, старый пень! — чувствуя, как от слов Вероники закружилась голова, подумал Кузьмин. — Лучше сменить тему».

— А это правда, что ты работала в милиции? — спросил он.

— Это не секрет. Была пресс-секретарем.

— А почему ушла?

Вероника вздохнула, виновато улыбнулась.

— Ну что ж, — качнув головой, сказала она. — Все равно ты когда-нибудь узнаешь правду, так лучше от меня… Из милиции меня мягко попросили за участие в таких представлениях, какое мы устроили тебе в доме на Фонтанке. Увы, ты был у меня не первый. Но последний. Так что я соврала тебе только наполовину. Ребята пригласили по старой памяти, я не смогла отказать.

Сергей молчал, чувствуя, как кровь предательски прилила к щекам. Задавая невинный вопрос о милицейском прошлом Вероники, он и не думал, что получит ответом по ушам.

— И как далеко ты заходила? — выдавил наконец Кузьмин.

— Можно подумать, что это я твоя невеста, так ты расстроился… Тебя интересует, были ли у меня мужчины? Были. Разве в этом дело?.. А тебе советую впредь не очень доверять женщинам. Это и Леры твоей касается. Мне просто хотелось оставить о себе хорошую память. Кто же думал, что мы снова встретимся.

— А твоим словам, что ты очень жалеешь, что я тогда… в «Солнечном» не подошел к тебе… Им тоже доверять не следует?

Вероника смешалась, поставила тарелку на стол.

— Договорим как-нибудь в другой раз, — поспешно сказала она. — Гюнтер пробирается к нам. Смотри, твоя невеста вцепилась в него, как пиявка.

— Невеста… — повторил за Вероникой Сергей, с недовольством глядя на то, как Лера чуть ли не висит на господине Рицке и тому, похоже, это очень нравится.

«А ведь Вероника права! — убежденно сказал он себе. — Разве в этом дело!»

Удачно маневрируя в толпе, Рицке и Валерия подошли к Кузьмину и Веронике. Состоялся обычный обмен любезностями.

— Лера мне пожаловалась, Сергей, что вы настоящий художник, — сказал Гюнтер. — Она отобразила правду?

Кузьмин удивленно вскинул брови. Пожаловалась? Но тут же понял, что у господина Рицке были проблемы с подбором слов, при отсутствии проблем с их окончаниями.

— В некотором роде — да, — согласился Сергей.

— Для меня будет счастье подглядеть ваши работы. Лера сказала, вы притащили их с собой.

Кузьмин бросил на Леру быстрый взгляд, который означал только одно: значит, все-таки это ты подменила картины, раз в курсе, что они здесь! Глаза Валерии, откровенно смеющиеся, подтвердили: да, это я устроила тебе эту маленькую неприятность! И этим «да» она подписала себе «смертный» приговор.

— Гюнтер, — поставив тарелку на стол, сказал Сергей, — можно вас на минутку. Прощу прощения, — улыбнулся он обеим женщинам.

Господин Рицке тоже извинился и сделал вместе со своим новым русским другом несколько шагов в сторону.

— Гюнтер! — твердо сказал Сергей. — Хочу вас сразу предупредить, как честный человек честного человека. Я люблю Веронику и сделаю все от меня зависящее, чтобы она стала моей женой. Моей!

Господин Рицке стоял с непроницаемым лицом. Было такое ощущение, что он не понял, о чем разговор.

— Вы меня поняли, Гюнтер? — на всякий случай уточнил Кузьмин.

— Вполне, — серьезно, на чистом русском, ответил господин Рицке. — Я тоже люблю Веронику, чтоб вы помнили… Мне она дорога. Зачем вам две невесты?

— Лера мне давно никто, — ответил Сергей.

Видимо, прав был Данила Оглоблин, когда говорил, что господин Рицке «жутко правильный». За покушение на чужую невесту чистят физиономию. Но наверняка в проверочном списке Гюнтера битие лица соперника шло с пометкой «неправильно».

— Это все? — спросил он.

— Ну, если у вас — все, у меня тоже — все, — пожал плечами Кузьмин.

— Спасибо за слова. Я буду быстро думать, как отобразить ваше открытие, Сергей. Еще раз: спасибо.

Смущенный реакцией Понтера, правда, предсказуемой, Кузьмин остался стоять на месте, а меценат походкой, полной достоинства, направился к «брошенным» дамам.

— Ты чего ему сказал? — услышал Сергей над самым своим ухом. Вопрос задал Оглоблин. — У него аж очки запотели от волнения.

— Ничего особенного. Я сказал, что женюсь на его невесте.

Данила подавился глотком вина.

— Ты что, с ума сошел? Он же может нам запросто кислород перекрыть!

— Этот не перекроет. Для этого он слишком правильный. Ты был прав. Но мне немного не по себе. Не могу представить, чем он ответит. А ведь он обещал ответить.

Ответ господина Рицке, последовавший на следующий же день, был иезуитским по изощренности и неожиданности. И главное, со стороны он выглядел самым наипристойнейшим образом. Нанося этот удар, Гюнтер срывал всеобщие аплодисменты и ставил русского, осмелившегося мечтать о его невесте, в положение, из которого достойного выхода просто не было.

Но прежде чем выяснилось, кто да что, второй день пребывания в Берлине начался для Сергея с предынфарктного состояния.