— Мама, мама, — положив ложку на стол и подперев голову руками, вздохнула Валерия.

— Понятно… значит, это она натравила на меня штангиста-супертяжа? Так ты передай ей большое спасибо. Как говорится: не было бы счастья…

— Только не говори мне, что ты собрался вслед за ней в Берлин, — ледяным тоном произнесла Лера. — Учти, я и в Берлине буду рядом с тобой. Я тебе нужна. И ты сам это знаешь.

— Ну хватит! — рассердился Сергей. Он был готов добавить пару обидных слов, но в этот момент зазвонил телефон.

— Сергей! — послышался голос Оглоблина. — Хорошо, что я тебя застал. В общем…

— Удалось что-нибудь узнать?! — перебил Данилу Кузьмин, поспешно закрывая дверь в кухню.

— Ты о Веронике? У меня есть кое-что получше. Делаю тебе опять предложение, от которого ты уже не сможешь отказаться. Иди ко мне рабочим сцены.

— От такого предложения я как раз отказаться могу. Опять. С легкостью.

— А ты дослушай. Я не хотел тогда тебя сбивать с толку, потому что ничего не было ясно. Помнишь, я все намекал на одно мероприятие? Так вот, сегодня все решилось… положительно… В общем, мы едем на Берлинский международный театральный фестиваль. Во как! Я включил тебя в списки рабочим сцены. Списки уже ушли в Берлин. Понимаешь, в Берлин!

Кузьмин настолько был ошарашен этой новостью, что не нашелся что ответить.

— Да ты меня слышишь?

— Слышу, — пришел в себя Сергей. — Но Берлин большой. Как ее искать… хотя… Она ведь может сама найти нас! Наверняка захочет повидаться со своими старыми знакомыми. Верно?

— Верно, верно… Видишь, как я ловко соблазнил тебя малооплачиваемой работой. Ну давай дуй ко мне. Я в театре.

— Подожди… Слушай, не могу сообразить… Коллекция как же?! Я хочу взять ее с собой. Сколько у меня времени?

Для обычного смертного срок прохождения Комиссии при территориальном управлении по сохранению культурных ценностей стремился к бесконечности. Но у Кузьмина были связи. Он сам не раз привлекался Управлением как эксперт. Для того чтобы получить свидетельство на право вывоза такого количества картин, лично Сергею нужно было всего пару дней.

— Мы уезжаем через неделю. Времени в обрез. Ты можешь не успеть. Знаешь что, я оформлю твою коллекцию как декорации. Дам тебе ящик…

— Хочешь контрабандиста из меня сделать! — воскликнул Сергей. — Нет уж, пусть все будет официально.

— Да пошутил я. Хотя идея неплохая. В общем, жду тебя.

Сергей повесил трубку и вернулся на кухню.

— Кто звонил? — поинтересовалась Лера.

— Оглоблин, — ответил он и добавил, хотя мог и промолчать: — Они едут на театральный фестиваль в Германию. Я еду вместе с ними.

— Вот как, — через силу улыбнулась Лера. — Прямо отец родной твой Оглоблин. Когда едем? У тебя ведь туго с деньгами. Сколько тебе надо? Только скажи.

— Не волнуйся, в долг у тебя не попрошу. Я беру с собой коллекцию. Так что денег хватит… А скажу я тебе вот что: шла бы ты… домой!

Это был запрещенный удар. Лера не заслужила его. Она опустила глаза и закусила нижнюю губу, совсем как Сергей, когда стоял у мольберта. Такое в ее поведении было в новинку, но подействовало безотказно. Сергей сразу почувствовал себя последней неблагодарной скотиной.

Завтрак был окончен в суровом молчании. Они были похожи на поссорившихся супругов, и это в душе Кузьмина вызвало протест, подавляемый еще не прошедшим чувством вины. Зачем было вообще грубить? Надо просто оставаться вежливо-холодным, недоступным и терпеливо ждать. И настанет такой момент, когда Лера плюнет и переключится на кого-нибудь другого. Не может такого быть, чтобы не настал…

Так и не произнеся больше ни слова, Сергей быстро переоделся и помчался в театр «Пилигрим».

Он был там в одиннадцать — за час до крайнего срока.

— Ну вот, — обрадовался Оглоблин. — А ты говорил, что из тебя не получится рабочий сцены.

— В каком смысле? — насторожился Сергей. — Это розыгрыш? Вы никуда не едете?

— Все нормально… Но рабочий мне действительно нужен. А ты у меня проходишь именно как рабочий. Придется потрудиться.

— Прямо сейчас?

— Начиная с сегодняшнего вечера.

Так они и договорились. Сергей отдал свой загранпаспорт, которым ему удалось воспользоваться только два раза — Франция и Англия, — подписал, не глядя, трудовое соглашение и заполнил тут же все необходимые бумаги на отъезд. Данила выделил ему нужных размеров ящик, который они затолкали в старенький микроавтобус «Газель», принадлежащий театру. Свою машину, куда ящик можно было затолкать только по частям, Кузьмину пришлось «бросить» у театра.

В машине помимо водителя и Оглоблина была еще Вероника, та самая, что стояла тогда на сцене вся в перьях. Магия имени подействовала. Сергей невольно искал в лице этой Вероники знакомые черты и не находил. Дорога до дома обещала быть нескучной. Данила сразу познакомил их и, представляя Сергея, сказал туманную фразу:

— Сергей будет у нас вместо Пробкина.

— В самом деле? — удивилась Вероника, окинув Кузьмина насмешливым взглядом. — А фактура, честно говоря, не очень, — критически заметила она.

— Причем здесь фактура? — удивился и немного обиделся Сергей. До него не доходило, зачем рабочему сцены нужна фактура?

— Пробкин был сложен, как Бог! — ответила актриса. — И имел колоссальный успех.

— Имел успех? — еще больше удивился Кузьмин. Ему вдруг представилось, как неведомый, атлетически сложенный Пробкин переставляет декорации на сцене под оглушительные рукоплескания зала.

— Впрочем, ты тоже будешь иметь успех, красавчик, — пообещала Вероника.

— Подожди, подожди, — почувствовав неладное, встрепенулся Сергей. — Я?! Успех?!

— Это главное в нашей профессии.

— Ты хочешь сказать, что подрабатываешь рабочим… рабочей сцены?! — удивление Кузьмина росло.

Данила неожиданно рассмеялся.

— Типичный разговор двух глухих. Сергей не знает, что Пробкин у нас был занят в маленьких ролях.

— Я — в ролях! — испугался Кузьмин, для него было проще умереть, чем выйти на сцену. — Мы так не договаривались!

— Как раз договаривались, — возразил Оглоблин. — В трудовом договоре, который ты так лихо, не глядя, подмахнул, этот пункт есть. Но ты не бойся. От тебя ничего такого не потребуется. Выйдешь в конце первого действия на сцену… голый — и все.

— Ты серьезно?

— Вероника, объясни.

— Мизансцена такая, — с удовольствием стала объяснять Вероника. — Мы — жрицы. Ты выходишь в чем мать родила, мы посыпаем тебя тальком во всех местах, нежно натираем, бережно пеленаем и уносим на руках.

Здесь Вероника не выдержала и тоже рассмеялась. Сергей понял, что его разыграли. Но, как оказалось впоследствии, этот пункт в договоре действительно был, и выполнить его все же пришлось.

Всю оставшуюся дорогу до дома Кузьмин прохохотал вместе со всеми, обыгрывая рожденную спонтанно сцену с пеленанием.

Ящик завезли Сергею по дороге в консульство ФРГ. Наверх он пер его один. Первым делом Кузьмин позвонил председателю Комиссии, объяснил ситуацию. Председатель видел коллекцию Сергея и не раз, поэтому легко согласился на вариант: Кузьмин проделывает всю подготовительную работу и подает бумаги на подпись. Сами картины возить туда-сюда не надо.

Договорившись о встрече, Сергей тут же взялся за дело. Шесть работ Нарышкина. Три Ильина. И еще две фамилии, сумевшие прогреметь на западе. Портрет Вероники — его Вероники, он тоже решил взять с собой.

В комнате Кузьмин слышал шаги Леры. Она, походив немного, как ни в чем не бывало позвала его есть. Сергей отказался, и прогулки туда-сюда продолжились.

Делая фотографии картин (так называемая фотофиксация), Сергей поглядывал в угол, где стояли полотна, написанные лично им. Он даже подошел к ним, взял ближнее и стал рассматривать.

«Прихватить на пробу парочку?.. А зачем? Кому они там нужны!»

Вздохнув, Сергей поставил картину на место, красочным слоем к стене. Подумав, накрыл все мешковиной.

Покончив с коллекцией, Кузьмин, так и не снизойдя до стряпни Леры, отправился в театр.