Гийом задал прямой вопрос, и тот, кого в парижских альковах прозвали Пройдохой, тут же изложил совершенно невероятную и… довольно-таки скабрезную историю. Вот она – в коротком пересказе. Жан-Батист познакомился с необычайно красивой, очень умной и приятной во всех отношениях молодой женщиной, единственным недостатком которой, судя по всему, было ее происхождение: бедняжка родилась от противозаконной связи монаха Гомара де Вобернье с некоей мадам Бекю. Эта очаровательная и весьма изысканная девушка по имени Жанна, видимо, запаслась изрядным количеством документов о своем гражданском состоянии, потому что все время носила разные фамилии: то она была Вобернье, то Бекю, то почему-то Ланж… Но тем не менее она имела честь увлечь своими незаурядными достоинствами короля Людовика XV, который сильно тосковал после смерти мадам де Помпадур. Однако низкое происхождение благородной девицы, прибавил Жан-Батист, поостерегшись при этом упомянуть о ее древнейшей в мире профессии, мешало королю приблизить ее к себе. Это было настолько неприятно его величеству, что Жану, доброй душе, пришлось объявить красотку своей невесткой, графиней Дюбарри…

Его Величество, разумеется, прекрасно знал о том, что родственная связь Жана-Батиста с красавицей Жанной – вымышленная. Все прошло бы без сучка без задоринки, если бы одна знатная дама, герцогиня де Граммон, сама добивавшаяся королевской милости, не задумала провести расследование насчет мадам Дюбарри. Она написала председателю Тулузского парламента господину де Рике-Бонрепо. Опасаясь неблагоприятного для всех участников этой истории ответа от этого достойного господина с таким мирным именем, означавшим в переводе «приятный отдых», Жан вскочил на лошадь и пулей пронесся по Франции до самого Левиньяка.

– Теперь необходимо, чтобы ты спас всех: меня, Жанну… и самого короля, честь которого может быть забрызгана грязью в результате скандала, – заключил он, обращаясь к брату. – Ты поедешь со мной в Париж и женишься на Жанне.

– На девке без роду без племени?! – воскликнула мать. – Гийом никогда не женится на женщине такого сорта!

– Любовницу короля нельзя назвать девкой! – резко ответил Жан-Батист. – А насчет «без роду без племени»… Мне кажется, матушка, вы слишком привередливы. Да, конечно, происхождения она низкого, но зато – какое богатство! На нас же попросту прольется золотой дождь! Разве я не сказал вам, что король влюблен в нее без памяти?

Пожилая дама закусила губу. Глаза двух засидевшихся в девицах сестер засверкали. Жан ведь только что сказал, что и они тоже поедут в Париж, чтобы составить компанию новоявленной графине. Заодно и проследят за нею. Вот только Гийом почему-то молчит… Скрестив руки на груди, предается размышлениям…

– Все это вроде бы прекрасно, – неуверенно произнес он наконец. – Но у меня нет ни малейшего желания прожить всю жизнь рядом с женщиной, которую я никогда не видел. Она, вполне может быть, мне совершенно не понравится.

– Да тебе и не придется видеться с ней. Только во время церемонии. Вы вступите в брак, потому что по-настоящему жениться вовсе не требуется! Жанна возьмет на себя заботу обо всей нашей семье, но жить она станет в Версале, а ты – где захочешь, только не с ней. Видишь, я же не прошу у тебя многого: дай только свою фамилию!

– А это все, что у меня есть, – мрачно отозвался брат.

– Возможно. Но тебе за нее щедро заплатят!

Жан выиграл партию. Блестящие перспективы, которые он посулил своей изголодавшейся семье, заставили умолкнуть все угрызения совести. Было решено: завтра же они отправятся в Тулузу, где графиня Дюбарри у своего нотариуса, метра Санса, выдаст сыну официальное разрешение «на брак с любой особой, какую он для себя выберет, при соблюдении единственного условия: лично графиня ничего не даст своему сыну по случаю вышеупомянутой женитьбы».

Когда дело было сделано, Жан, памятуя о том, что «долгие проводы – лишние слезы», быстро попрощался с матерью, которая в одиночестве возвращалась в Левиньяк, и вместе с остальными членами семьи отправился в Париж. Шон и Киска были крайне возбуждены всем происходящим, но главный герой – Гийом вел себя чрезвычайно сдержанно и выглядел довольно хмурым.

Но ведь наружность обманчива. Скорее всего, за внешней сдержанностью Гийома скрывалась мечтательность… Вопреки собственной воле тридцатишестилетний холостяк оказался весьма заинтригованным этой женщиной, чью руку в самом скором времени должны будут вложить в его собственную. Жан сказал, что она необыкновенно хороша собой… «Это сама Венера…» По мере того, как почтовая карета приближалась к Парижу, он все сильнее мучился. Ему одновременно и хотелось увидеть свою «невесту», и страшно было ее увидеть, но любопытство все-таки побеждало…

И вот 23 июля в доме на улице Нев-де-Пти-Шан, где проживал Жан-Батист, Гийом впервые встретился с женщиной, которой в ближайшем будущем предстояло носить его фамилию. От вида этой женщины он пришел в крайнее замешательство. До сих пор он и предположить не мог, что под солнцем существует столь обворожительное создание. Двадцатипятилетняя Жанна и на самом деле находилась тогда в полном расцвете своей редкостной красоты. Она была высокой и стройной, кожа отливала перламутром. Перед таким телом не устоял бы ни один святой в раю. Больше всего она гордилась своими роскошными пепельными волосами. От природы белокурая, Жанна предпочитала не пудрить прическу, хотя в те времена это и было очень модно. Тонкое лицо, огромные темно-голубые глаза, прелестная улыбка, открывавшая жемчужные зубки, изысканная грация – таков далеко не полный перечень достоинств, отличавших ту, которая должна была стать графиней Дюбарри. Жан-Бастист, полуприкрыв глаза, с насмешливой улыбкой наблюдал за тем, какое впечатление произведет его подопечная на младшего брата.

– Ну? – произнес он наконец. – Как она тебе?

– Мадемуазель очень хороша собой, – выдавил из себя Гийом с таким чопорным видом, что Жанна не удержалась от хохота.

Этот верзила, который в надетом по такому случаю вполне приличном наряде был весьма недурен, все-таки на вид словно палку проглотил. Но хитрая бестия, отлично разбиравшаяся в мужчинах, легко догадалась, какое волнение скрывается за внешней суровостью его поведения.

– Как я счастлива, что понравилась вам, – все еще смеясь, сказала она. – Разве женщина не должна нравиться в первую очередь собственному мужу?

– Разумеется, но при условии, что он на самом деле им является! – внезапно разгневавшись, бросил ей Гийом.

Ему пришли на ум дурацкие формулировки брачного контракта, который Жан заставил его подписать. Гийома охватило настоящее бешенство. Подумать только, от него требуется всего лишь дать свою фамилию этому изумительному созданию, этой чудесной девушке! Ничего, кроме фамилии!.. Никогда он не будет иметь права даже пальцем коснуться ее!.. Она принадлежит королю!.. Запретный плод!..

В простодушном Гийоме проснулся дикий гнев, пробудилась безумная ревность. В конце концов, на каком основании ему откажут в том, чего он по закону имеет полное право требовать? Гийом сделал шаг по направлению к молодой женщине.

– Значит, вы хотели мне понравиться, сударыня? Какое похвальное желание. Нет ничего проще, чем доказать это! Какой мужчина откажется полюбить вас?

Жан-Батист прямо-таки позеленел. Все оборачивалось весьма неожиданным образом. Если Гийом сунется со своей любовью к Жанне, он сильно осложнит дело. Надо немедленно внести ясность и положить этому конец.

– Эй, погоди! – поторопился он ответить за девушку. – Не так быстро! Речь ведь не идет об обыкновенной женитьбе. Жанна не собирается задерживаться в Париже. Она живет в Версале и будет там жить и дальше.

– Но я не думаю, – оборвала его Жанна, – что этот господин видит тут какое-то неудобство. Не волнуйтесь, мой дорогой Жан! Разве вы не понимаете, что мы просто немного полюбезничали! Ничего больше!

Слова «ничего больше», произнесенные презрительным и высокомерным тоном, вмиг отрезвили Гийома. Он сразу же понял, что для этой элегантной парижанки, привыкшей к обществу самых знатных из знатных сеньоров, он навсегда останется дикарем, мужланом, пригодным лишь выполнить ту услугу, какая от него требуется. Ему даже показалось, – и с большой долей уверенности! – что Жанна считает: эта она оказывает ему величайшую милость! Настроение его сразу же переменилось. Только что он готов был, бросившись на колени, обожать эту необыкновенную красавицу, теперь он ее страстно ненавидел…