— Что же не удалось вам сделать, святой отец? — настаивала маркиза. — Я догадываюсь, что в чем-то вы потерпели неудачу.

— Я бы не назвал это неудачей, маркиза. Самое главное все же удалось сделать — спасти честь вашей семьи… А также спасена жизнь…

Голос его дрогнул, и казалось, он вновь пережил ужас того момента, когда склонился над собственной дочерью с кинжалом в руках.

— Спасена жизнь? — непонимающе воскликнула маркиза. — Объяснитесь, святой отец!

— Она осталась жива, — ответил Скедони. — Но вам более нечего ее опасаться.

Маркиза была потрясена не столько тоном, каким это было сказано, сколько тем, что означали для нее эти слова. Она изменилась в лице.

— Вы говорите загадками, святой отец, — нетерпеливо и резко промолвила она.

— Отнюдь нет, маркиза. Я говорю прямо: она жива.

— Я это поняла, но вы сказали, что мне более нечего опасаться.

— Я сказал вам правду, — быстро перебил ее монах. — И ваша добрая натура должна возрадоваться, ибо справедливость позволяет вам теперь проявить милосердие.

— Все эти комплименты и красивые слова, — резко возразила маркиза, не скрывая раздражения, — подобны праздничному наряду, который надевают в ясный погожий день. Но дни мои ненастны, и я нуждаюсь в здравомыслии и трезвой оценке. Расскажите мне об обстоятельствах, столь резко изменивших все, святой отец, прошу вас, только немедленно и как можно короче!

Это позволило Скедони, пустив в ход все свое красноречие и дар убеждения, представить маркизе в наилучшем свете историю семьи Эллены и умело сочинить вполне правдоподобную версию того, как ему удалось узнать все это. Далее он приложил все силы, чтобы смягчить сердце маркизы и склонить ее к согласию на брак ее сына с Элленой.

Маркиза с нетерпением ждала, когда он закончит свой рассказ. Она, помимо жестокого разочарования, испытывала также гнев и раздражение. Поэтому, когда он умолк, она более не сдерживала себя.

— Похоже, вы тоже пали жертвой чар этой девицы, — зло заметила она. — Как могли вы оказаться столь легковерным, что поверили этой выдумке? Ведь она могла прибегнуть ко лжи! Признайтесь, скорее всего, в самый последний момент решимость оставила вас, и теперь вы пытаетесь как-то оправдать свое малодушие.

— Я не так легковерен, как вы полагаете, маркиза, — помрачнев, ответил монах, — кроме того, я привык поступать так, как считаю нужным и как мне велит справедливость. На ваше обвинение в малодушии я вообще не стану отвечать. Не в моем характере оправдываться. Еще никто не мог упрекнуть меня в вероломстве.

Испугавшись, что гнев заставил ее перейти границы осторожности, маркиза попросила прощения, сославшись на свою обеспокоенность тем, что произошло. Скедони милостиво принял ее извинения, ибо каждый из них сознавал, сколь он зависит от другого. Затем постарался убедить маркизу, что многое из того, что он рассказал об Эллене, подтверждено другими весьма надежными источниками, намекнув на некоторые обстоятельства, и еще раз доказал, изощренно и легко, как его собственные интересы могут взять верх над истиной. Будучи уверенным, что маркиза ничего не знает о его прошлом, он даже рискнул открыть ей такие подробности о семье Эллены, которые вполне могли вызвать подозрение у маркизы относительно его чрезмерной осведомленности.

Хотя эти заверения не убедили и не успокоили маркизу, она старалась казаться спокойной и более не выдавать себя. Тем временем Скедони деликатно коснулся чувств юного Винченцо к Эллене и постарался убедить маркизу в том, что они достойны понимания. Ее согласие на брак сына с избранницей его сердца принесет маркизе долгожданное успокоение. О себе добавил, что, сколь искренне он ранее осуждал юношу за недостойный выбор, теперь же, узнав правду об Эллене, столь же искренне готов помочь ему. Он также не преминул легонько пожурить маркизу за сословные предрассудки и выразил уверенность, что это не помешает ей быть мудрой.

— Зная ваш ясный ум и способность всему давать правильную оценку, я уверен, что для вас превыше всего будет счастье вашего сына.

Та горячность, с которой Скедони теперь отстаивал интересы Винченцо, удивила маркизу, но она, однако, воздержалась от каких-либо замечаний, а лишь осведомилась, знает ли Эллена, почему она была похищена во второй раз и оказалась в доме на побережье, и подозревает ли кого-либо конкретно в злых намерениях против нее.

Скедони, мгновенно оценив опасность разговора на эту тему и с обычной ловкостью поступившись совестью ради своей безопасности, заверил маркизу, что Эллена теряется в догадках, однако никого конкретно не подозревает. Свое пребывание в монастыре Сан-Стефано она считала временным и была уверена в скором возвращении домой.

Если маркиза готова была поверить второму утверждению монаха, то первое вызвало у нее сомнения, а вследствие этого она готова была подозревать во лжи как Эллену, так и Скедони. Теперь ее мучил вопрос, что побудило Скедони солгать ей. Она решила спросить Скедони, где находится Эллена. Она задала этот вопрос как бы мимоходом и заметила, как Скедони предпочел не отвечать на него и тут же заговорил о Винченцо. Но и здесь он не отважился сказать маркизе правду, а лишь предложил ей свою помощь в возвращении ее сына в родной дом.

Сама маркиза, пребывая в уверенности, что ее сын занят поисками Эллены, не выказала особой тревоги, а лишь задала монаху несколько несущественных вопросов, свидетельствующих не о ее обеспокоенности судьбой сына, а скорее о раздражении и гневе на него. Скедони осторожно отвечал на все вопросы, попутно сам задавая свои. Он сочувственно справился, как маркиза переносит столь длительную разлуку с сыном, чтобы определить для себя срочность и степень тех усилий, которые он должен предпринять, чтобы вернуть Винченцо в отчий дом. Правда, он узнал, что старому маркизу ди Вивальди далеко не безразлично исчезновение сына. Если ранее он думал, что тот ищет Эллену, теперь его беспокоят и другие опасения. Лишь сильная занятость при дворе да светские обязанности мешают ему серьезно заняться его поисками. Истинная правда о судьбе, постигшей Винченцо, не была известна ни маркизу, ни маркизе ди Вивальди, как убедился в этом Скедони, но это вполне устраивало его.

Прежде чем покинуть виллу, он еще раз замолвил словечко за молодых людей, однако маркиза, рассеянно слушавшая его, внезапно, словно придя в себя, сказала:

— Святой отец, вы ошиблись… — и вдруг снова умолкла.

Решив, что он знает, что возразить ей, Скедони снова стал защищать чувства Винченцо к Эллене, но маркиза прервала его.

— Вы ошиблись, святой отец, — сказала она, — поместив туда Эллену. Мой сын найдет ее там.

— Он найдет ее, где бы она ни была, — ответил Скедони, решив, что знает, к чему клонит маркиза. — Все равно долго прятать ее не удастся.

— Не безопасней ли было бы укрыть ее в месте более отдаленном от Неаполя? — заметила маркиза. Поскольку Скедони ничего не ответил, она продолжала: — Так близко от дома Винченцо. Как вы думаете, каково расстояние между монастырем Санта-Мария-дель-Пианто и дворцом Вивальди?

Если раньше Скедони полагал, что высказываемые маркизой догадки о местопребывании Эллены были лишь попыткой выведать у него, где находится девушка, то, когда маркиза так точно назвала монастырь, это явилось для него полной неожиданностью. Однако он тут же, не задумываясь, ответил:

— Мне трудно сказать, маркиза, ибо я до этой минуты не знал, что в окрестностях Неаполя есть такой монастырь. Похоже, именно его мне и следовало избегать. Как вы могли подумать, что я могу быть столь неосторожным?

Все это время маркиза не сводила пристального взгляда с его лица, и это тревожило монаха.

— Позвольте, святой отец, в данном случае усомниться в вашей осторожности, ибо вы мне дали для этого повод.

Маркиза тут же переменила тему разговора. Однако Скедони, опасаясь самых страшных последствий того, что убежище Эллены раскрыто, попытался переубедить ее, утверждая, что Эллена находится далеко от Неаполя, в местах столь глухих и никому не известных, что Винченцо едва ли сможет найти ее там.