В этот день Скедони был более общителен, чем накануне. Они ехали, отдалившись от проводника, и монах говорил о вещах, более всего интересовавших Эллену, однако избегал произносить имя Винченцо. Он даже не скрыл от девушки своего намерения временно поместить ее в один из монастырей близ Неаполя, пока он сможет официально признать свое отцовство.

Но найти безопасное место было нелегко, и это беспокоило его, как и то, что он вынужден будет оставить Эллену на попечении совсем незнакомых людей, любопытство которых к ней будет неизбежным.

Озабоченный этим, он с большим пониманием отнесся к отчаянию девушки, что ей снова придется жить вдали от дома и среди чужих ей людей, и даже благосклонно выслушал ее рассказ о монастыре Санта-Мария-дель-Пианто, и, хотя он промолчал, когда она высказала робкое пожелание туда вернуться, у нее появилась надежда, что он не будет настаивать на своих первоначальных планах.

Тревога за будущее оттеснила страхи сегодняшнего дня, и Эллена почти не замечала навевавшей уныние долины. Скедони был рад, что послушался совета хозяина гостиницы и не отпустил проводника. Дорога шла через вересковые пустоши, где подолгу не встречалось ни единого селения или даже одинокого человеческого жилища. За все утро им не встретился ни единый путник. Им пришлось ехать также в полуденный зной, ибо Скедони не смог найти даже заброшенной хижины, где бы они могли укрыться от солнца и передохнуть.

К концу дня проводник указал им на серые стены какого-то строения на поросшей лесом возвышенности. Они обрадовались, что это монастырь, где они наконец найдут приют, пищу и отдых.

Дорога пошла в гору через заросли кустарника, и в конце ее они увидели фигуру человека, направляющегося, видимо, туда же, куда и они, но вскоре потеряли его из виду.

Подъехав поближе, сквозь поредевшие деревья они увидели, однако, развалины виллы, которая показалась совсем необитаемой. Но Скедони вспомнил, что увиденный ими на дороге путник направлялся сюда. Усталые и мучимые жаждой, они решили остановиться здесь, чтобы отдохнуть и раздобыть воду и пищу. Спешившись под аркой ворот, они направились к дому по аллее, выложенной плитняком, уже изрядно заросшим травой. Аллея, довольно длинная, местами загроможденная обломками мраморных колонн, была сильно затенена с одной стороны полуразрушенной стеной, с другой — разросшимися деревьями, так что Скедони испугался, что потерял дорогу, и подал голос, надеясь, что кто-то откликнется. Но кругом царила тишина.

Наконец, повернув, аллея вывела их во двор, огороженный с трех сторон легкой колоннадой, а с четвертой, видимо, выходившей в сад. Кругом не было видно ни души, не было и человека, свернувшего на их глазах к вилле. В воображении Эллены невольно возник образ Спалатро, притаившегося за колоннами. Она вздрогнула, будто уже услышала его шаги. Пристыдив себя за трусость, девушка даже залилась краской стыда и поспешила прогнать страхи и подозрения.

Скедони же стал посреди двора, как злой дух, обозревающий запустение, пытаясь выяснить, есть ли среди этих развалин хоть одна живая душа. Несколько дверей вели в дом, и после некоторых колебаний он вошел в одну из них, решив выяснить все до конца. Через мраморный холл он последовал в комнаты заброшенной виллы и везде видел беспощадные следы разрушения.

Решив, что дальнейший осмотр не даст ничего нового, он снова вернулся во двор, где усталые путники решили хотя бы отдохнуть под сенью карликовых пальм. Усевшись на мраморные осколки колонн, они перекусили тем, что осталось в сумке проводника.

— Эту виллу разрушило не время, а землетрясение, — поделился своим впечатлением Скедони. — Ее стены не тронуты тленом времени. Рухнули лишь прочные конструкции, а облегченные, как ни странно, сохранились. Все говорит о том, что в этих местах было сильное землетрясение. Ты что-нибудь знаешь об этом, приятель? — спросил он у проводника.

— Да, синьор, — охотно ответил тот.

— Тогда расскажи нам.

— Я никогда не забуду, синьор, это землетрясение. Оно разрушило виллу, это правда. Началось где-то в горах. Мне было тогда шестнадцать, и я помню, что первый толчок мы услышали за час до полуночи. Все дни до этого стояла нестерпимая жара, воздух как бы застыл, и дышать было нечем. Многие еще до этого слышали небольшие толчки. Мы с отцом накануне весь день провели на рубке леса и очень устали…

— Кажется, ты собираешься рассказать нам о себе, а не о землетрясении, — прервал его Скедони. — Кому принадлежала вилла?

— А те, кто жил в ней, пострадали? — поспешила, в свою очередь, спросить Эллена.

— Здесь жил барон ди Камбруска, — ответил проводник.

— А-а, барон! — воскликнул Скедони и вдруг погрузился в молчание.

— Его здесь не любили, синьор, — продолжал проводник, — и многие считали, что землетрясение послано ему, как кара за…

— А разве это не стало карой для всех в этой округе? — подняв голову, спросил Скедони и снова умолк.

— Об этом ничего не скажу, синьор, а вот что он совершал преступления, от которых волосы становятся дыбом, это каждый здесь знал. На этой вилле он…

— Дураков всегда удивляют поступки умных, — раздраженно сказал Скедони. — Где сейчас барон?

— Не скажу, синьор, но думаю, что он получил по заслугам. С той ночи, когда случилось землетрясение, о нем никто более не слышал. Я думаю, он похоронен под этими развалинами.

— Еще кто-нибудь погиб здесь? — опять спросила Эллена.

— Если хотите, синьорина, — с готовностью ответил крестьянин-проводник, — я могу рассказать вам кое-что, потому что мой двоюродный брат служил здесь, а мой отец часто рассказывал о многом и о последних днях барона тоже. Близилась полночь, когда произошел первый сильный толчок. На вилле давно поужинали и легли спать. Комната барона была в одной из старых башен. Многие удивлялись, почему он спал в башне, когда в новом крыле виллы было много хороших комнат. Но так уж он решил.

— Заканчивай свой ужин, — словно проснувшись, сказал Скедони. — Солнце клонится к закату, а впереди у нас немалый путь.

— Я закончу ужин и рассказ одновременно, синьор, не извольте беспокоиться, — ответил проводник, но монах уже снова не слушал его.

Поскольку запрета на рассказ не последовало, словоохотливый крестьянин продолжал:

— Как я уже сказал, комната барона была в старой башне. Я сейчас покажу вам ее, если хотите, вернее, то, что от нее осталось.

Эллена посмотрела в ту сторону, куда указывал пальцем проводник, и увидела полуразрушенную башню за аркой.

— Видите, что осталось от верхней части башни? — спросил проводник. — Там, где разросся ясень.

— Вижу, — ответила Эллена.

— Это одно из окон его комнаты. Все, что от нее осталось. Есть, правда, еще дверной проем, лестница, которая тоже отсюда видна. Она ведет еще выше, но верхний этаж рухнул вместе с крышей и всеми перекрытиями. Даже не знаю, как смогла уцелеть эта маленькая лестница.

— Ты кончил? — справился Скедони, который, казалось, не слушал рассказ проводника и спрашивал его, должно быть, об ужине.

— Да, синьор, мне больше нечего ни есть, ни сказать, — ответил бойкий на язык крестьянин. — Но если хотите послушать, я продолжу. Так вот, синьорина, там была его спальня. В эту дверь, которая осталась, он вошел, увы, не зная, что отсюда ему уже не выйти. Сколько он пробыл здесь, лег ли спать или не ложился совсем, теперь никто нам не скажет. От первого же толчка башня раскололась надвое. Она пострадала прежде всех других частей дома. Видите груды кирпича внизу, синьорина? Это все, что осталось от комнаты барона. Говорят, что под этими развалинами похоронен он.