— За нами следят, — после выжидательной паузы сказал Бонармо. — И возможно, с кинжалом в руках. Не лучше ли уйти отсюда?

— Если бы не пронзила стрела любви мне сердце и не унесла покой… — чувственно продекламировал Винченцо. — Убереги, Господь, моего друга от острого кинжала убийцы. Тебя все еще мучают предчувствия?

— Это не страх, поверь мне, а лишь благоразумие, — вспылил Бонармо. — Надеюсь, мне представится возможность доказать тебе это, когда ты меньше всего будешь думать об опасности, — обиженно закончил он.

— Понимаю, друг. Тогда покончим с этим. Если я оскорбил тебя, ты вправе потребовать удовлетворения.

— Конечно! — воскликнул Бонармо. — Даже если ценой удовлетворения станет кровь друга.

— О, никогда, никогда! — воскликнул впечатлительный Винченцо и бросился на шею другу. — Прости мой минутный гнев. Это все от моего состояния.

Бонармо, в свою очередь, обнял друга.

— Достаточно, не будем более об этом. Я снова прижимаю к сердцу моего друга Винченцо.

После этого страстного примирения они покинули апельсиновую рощу и приблизились к вилле. Встав под балконом, нависшим над окном, где прошлым вечером Винченцо видел Эллену, молодые люди настроили лютни и запели вполголоса серенаду.

У Винченцо был красивый тенор, которому его чувства придали особую чистоту и печаль. Он вложил в звуки песни нежность, мольбу и всю искренность своего чувства. Никогда еще он не изливал так страстно свою душу. Но Эллена не появилась на балконе и не подошла к окну с узорчатыми ставнями. Не услышали они и тихих аплодисментов. Винченцо терялся в догадках. Окна виллы были по-прежнему темны. Ни единый звук не нарушил покоя ночи. Правда, Бонармо в перерывах между куплетами слышались чьи-то голоса поблизости, будто кто-то вполголоса осторожно переговаривался, опасаясь быть услышанным. Он напряженно вслушивался, и ему чудилась опасность. Винченцо уверял друга, что все это просто отголоски гомона толпы на набережной, доносимые сюда ветром. Но Бонармо не так легко было успокоить.

Потерпев неудачу в первой попытке, юноши решили обойти дом с другой стороны. На ступенях террасы они повторили серенаду, но, увы, с тем же успехом. После новой неудачи, потеряв терпение и надежду тронуть сердце жестокой красавицы, они отказались от дальнейших попыток. Винченцо, хотя и в самом начале мало веривший в успех этой затеи, теперь, однако, жестоко страдал от разочарования. Встревоженный состоянием друга, Бонармо пытался увещевать его и теперь столь же горячо утверждал, что у него нет соперников, как до этого убеждал в обратном.

В конце концов друзьям пришлось покинуть сад, хотя Винченцо сопротивлялся и все еще ждал появления того, кто следил за ними, прячась в кустах. Со свойственным ему юношеским пылом он жаждал получить удовлетворение и объяснение непонятных угроз. Но благоразумный Бонармо решительно воспротивился, считая затею друга неразумной и опасной.

Это лишь приведет к тому, убеждал он Винченцо, что его тайна станет тотчас известна тем, кто меньше всего должен о ней знать. Разумеется, он имел в виду родителей Винченцо. Однако урезонить юношу было трудно.

— Если этот дьявол в монашеской сутане снова повстречается мне на том же месте, он не уйдет от меня на сей раз. А если это ему удастся, я все равно его выслежу. Я буду подстерегать его так же упорно, как он подстерегает меня. Я укроюсь в развалинах крепости и буду ждать его, даже если это грозит мне смертельной опасностью! — продолжал упорствовать Винченцо.

Хотя Бонармо напугала та ярость, с которой он произнес все это, и особенно последние слова, прозвучавшие как клятва, он вынужден был уступить и более не спорил с другом, а лишь справился, хорошо ли тот вооружен.

— Тебе может понадобиться оружие, Винченцо. В саду виллы тебе грозила меньшая опасность, чем это может быть на развалинах. Ведь незнакомец предупредил тебя.

— При мне шпага и кинжал. А ты, Бонармо, вооружен?

— Тише, — шепотом предостерег его Бонармо, когда они обогнули выступ скалы, нависавшей над дорогой в Неаполь. — Мы приближаемся к арке. Вот она.

Переброшенная через дорогу арка соединяла два выступа скалы, один из которых густо зарос сосной и дубом, у подножия другого лежали развалины древнеримского форта.

Они молча осторожно ступали по каменистой дороге, с опаской поглядывая по сторонам и ожидая, что перед ними вот-вот бесшумно возникнет фигура зловещего монаха. Но никто не вышел им навстречу.

— Мы пришли раньше его, — облегченно вздохнул Вивальди, когда они укрылись под сводами арки.

— Помолчи, друг, — остановил его Бонармо. — Кроме нас, здесь могут прятаться и другие. Это место мне не нравится.

— От кого еще нам надлежит прятаться, Бонармо? — тоже шепотом спросил Винченцо. — От разбойников? Согласен, эти места словно созданы для них. Но и мне они подходят для осуществления моей задачи.

— Да, ты прав — это охотничьи места, — согласился Бонармо. — Не лучше ли выйти на дорогу, где по крайней мере что-то видно?

Но Вивальди справедливо заметил, что так они сразу себя обнаружат.

— Если нас увидят, это нарушит все мои планы. Тот, кто мне нужен, должен появиться бесшумно и незаметно, или он не появится совсем. Мы не должны его упустить.

Сказав это, Вивальди отступил еще глубже в тень арки, к подножию лестницы, высеченной в скале и ведущей куда-то наверх. Бонармо последовал за ним. Они ждали в молчании, Бонармо о чем-то размышлял, Винченцо же еле сдерживал нетерпение.

— Ты веришь, что нам удастся схватить его? — наконец прервал молчание Бонармо. — Он проскользнул мимо меня так бесшумно, будто он тень, а не живой человек.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Вивальди.

— Я не боюсь признаться, что суеверен. Это место нагоняет такую тоску, что я готов поверить в привидения.

Вивальди улыбнулся.

— Согласись, — продолжал Бонармо, — что он появился при обстоятельствах более чем странных. Откуда ему известно твое имя? Ты говорил, что в тот, первый раз он назвал тебя по имени. Как он узнал, откуда ты и что будешь возвращаться этой дорогой в Неаполь? Каким таинственным образом ему известны твои планы и намерения?

— Я не уверен, что они ему известны, — возразил Винченцо. — Но даже если это так, это отнюдь не означает, что для этого он прибегнул к помощи сверхъестественных сил.

— Мне кажется, что того, что произошло сегодня вечером, вполне достаточно, чтобы убедить тебя в том, что он знает все о твоих планах, — продолжал настаивать Бонармо. — Неужели ты веришь в то, что Эллена, если бы ее сердце было свободным, осталась в такой степени равнодушной к серенаде, что не пожелала даже выйти на балкон или подойти к окну?

— Ты просто не знаешь Эллену, друг Бонармо, — горячо возразил Винченцо. — Поэтому я прощаю тебе твои сомнения. Однако в одном ты прав. Она могла бы подать мне какой-то знак, — в полном отчаянии вдруг согласился юноша и умолк.

— Незнакомец предупредил тебя. Он, видимо, знал, какой прием тебе будет оказан, знал и об опасности, которой ты счастливо избежал в первый раз.

— Да, очевидно, он знал! — не сдержавшись, воскликнул Винченцо, забыв об осторожности. — Он и есть мой соперник и намеренно поселил в моей душе сомнения. Он специально облачился в наряд монаха, чтобы я всему поверил. Неужели я буду покорно ждать его, прячась в темноте?

— Ради Бога, Винченцо, умерь свой гнев, — взывал к его благоразумию Бонармо. — Вспомни, где мы находимся. Твои догадки нелепы. — И он принялся успокаивать друга, пока тот наконец не взял себя в руки.

Они долго еще стояли в напряженном ожидании, как вдруг Бонармо наконец различил в темноте, что по дороге от виллы Алтиери кто-то идет к развалинам. Приближавшийся человек ступал столь бесшумно, что его шагов не было слышно. Бонармо лишь видел приближающуюся тень. Но вот незнакомец, подойдя к арке, остановился на дороге, где слабый свет звезд освещал его фигуру. Вивальди, глядевший в другую сторону, не видел его, а Бонармо, зная горячность друга, не спешил его предупреждать. К тому же он считал, что надо прежде убедиться в намерениях незнакомца и в том, что он именно тот, кого они ждут. Когда рост его и одежда убедили Бонармо, что перед ними тот, кто им был нужен, он легонько сжал руку Винченцо. Но прежде чем тот понял его жест, незнакомец, стоявший перед ними, словно растворился в сумерках ночи. Они не услышали ни шума шагов, ни шороха одежды и поэтому были уверены, что он где-то здесь, рядом. Друзья продолжали ждать в полном молчании. Вскоре совсем рядом послышался легкий шорох, движение, и нетерпеливый Винченцо, не выдержав, вышел из своего убежища под аркой и, протянув вперед руки, бросился в темноту, откуда послышался шорох. Во весь голос он потребовал от невидимого незнакомца назвать себя. В ответ наступила полная тишина.