— Не знаю, удастся ли вам теперь познакомиться. Ведь возникли некоторые… непредвиденные обстоятельства. Но мне хотелось бы, чтобы вы увиделись. По-моему, вы найдете общий язык.
— А какой он?
Марианна молчала, обдумывая, как бы перевести разговор в другое русло. Но тут, не дожидаясь ее ответа, Гэрт продолжил:
— Интересно, что же это за парень, который слушает птичий концерт? Любитель птиц или любитель музыки?
— Кейр любит и птиц и музыку. Ему много чего интересно. Вообще-то он геолог, но еще увлекается зоологией, астрономией и музыкой. И, по-моему, это поэтическая натура. Хотя никогда бы сам в этом не признался. Благородный великан. И одинокий, как мне показалось. Уверовал, что людям с ним трудно. У него нежная, ранимая душа, а на работе его окружают мужественные храбрецы, не склонные к сантиментам и рефлексии. Так что есть как бы два Кейра, и он строго следит за тем, чтобы домашний его мир был надежно отгорожен от мира внешнего, связанного с работой.
— Звучит мудрено.
— Он вообще не прост. И мыслит глобально. Он воспринимает мир как нечто целостное, единый организм. Он его не препарирует, не раскладывает по полочкам. Поэтому он может цвет описать с помощью слов, передающих запах. А ландшафт отобразить, используя сравнения со звуками музыкальных инструментов. А вот самого себя разделил на две части. Так и живет как бы в двух жизнях.
— Но почему?
— Наверное, таков механизм выживания. Срабатывает инстинкт самосохранения. Он никогда не раскрывается до конца, полностью. Говорит о себе только то, что можно сказать, без риска остаться непонятым. Однажды он доверил женщине свои сокровенные тайны, а она заявила, что лучше бы ей их не знать. Наверное, с тех пор и замкнулся в себе. Думаю, все события своей жизни он хранит в некоем виртуальном ящике для игрушек. Там все его прошлое, изредка он достает какие-то дорогие его сердцу воспоминания, потом снова их прячет, подальше от всех.
— Надо же, классный экземпляр. В общем и целом. То есть, я хотел сказать, среди мужчин такие редкость.
— Да, среди моих знакомых таких точно нет. Когда мы в первый раз встретились, мне показалось, что он всего лишь творение моей фантазии. Каким-то он был… нереальным, очень необычным. А когда я узнала его получше, то все пыталась понять, что он нашел во мне, я же вон какая…
— Скажешь тоже! «Всяк видит то, что ближе его сути». Уильям Блейк, еще один мечтатель. Твой Кейр, по-моему, действительно не прост, глубокий парень. Умеет увидеть то, что не лежит на поверхности.
— О да, это он может. И даже пути, неведомыепути.
Глава пятнадцатая
Марианна
Луиза купила мне гомеопатическое снадобье от утренней тошноты, жить стало легче. Мать Гэрта посоветовала пить ромашковый чай с диетическим печеньем, на соде. Тут главный фокус — употребить все это не вставая с постели. Поэтому Луиза, а иногда и Гэрт, по утрам выжидают момент, когда я проснусь. Это так трогательно, спасибо им. Теперь, когда меня меньше тошнит, и беременность я переношу лучше.
Я твердо сказала, ребенка не оставлю, но сердце ныло, в голове сумбур, ведь это был не вообще ребенок, а ребенок Кейра. Иногда казалось, что мне нужен только Кейр, надо избавляться. Иногда думала: зачем мне Кейр, ведь у меня будет малыш? Ох, если бы можно было начать отношения с чистого листа… если бы…
Никаких кровотечений не случилось, поэтому принимать решение все же пришлось самой. И теперь меня ждала расплата за мое недомыслие.
Луиза настояла на частной клинике. Ну да, там будет комфортнее, спокойнее, все-таки трое суток, и к тому же пациент я незрячий.
Я паковала вещи, диск с «Cantus Arcticus» оставила на кровати (зачем его брать?). Надо привыкать к мысли о разлуке. На самом деле я положила его в чемодан, но тут же вытащила, сунув вместо него упаковку с гигиеническими прокладками. Луиза деликатно напомнила, что они могут понадобиться, такими толстыми я пользовалась очень давно, еще в школе. Когда я глянула на упаковку, сердце ушло в пятки и к глазам подступили слезы, я вспомнила, после чегоони мне понадобятся.
Разом нахлынули стыд и горечь, я бухнулась на кровать, и раздался треск: футляр с диском! Я громко чертыхнулась, обрадовавшись поводу выкричаться, кляня последними словами собственную тупость, сентиментальность и беспомощность решительно во всем.
Я самозабвенно разносила себя в клочья, тут-то и зазвонил телефон.
Я сразу поняла, кто это…
— Марианна?
— А-а…
— Это Кейр.
— Да. Я узнала тебя. Ты где?
— В Осло. В аэропорту. Еду домой. В смысле в Эдинбург. Ты как себя чувствуешь?
— Я? Нормально… очень хорошо, спасибо. И за посылки тоже. Страшно было приятно. Столько забот, очень мило с твоей стороны.
— Никаких забот. Напротив. Это для меня самый лучший отдых — думать о тебе. Не маешься потом, как оно всегда с похмелья… С тобой точно все в порядке?
— Точно. Почему ты спрашиваешь?
— Да так. Голос у тебя усталый. И напряженный. Кстати, может, это ты как раз с похмелья?
— Скажешь тоже, просто не ожидала твоего звонка. И давно тебя не слышала.
— Мы договорились не перезваниваться. Ты сама так решила.
— Знаю. Я не в укор, просто объяснила. А почему ты все-таки позвонил?
— Узнать, как ты. Действительно все нормально?
— Отлично!
Кейр ничего на это не ответил, и у Марианны екнуло сердце: вдруг прервалась связь?
— Алло-о, Кейр? Ты здесь?
Трубка молчала, Марианна едва не упала в обморок. Но через несколько секунд она услышала:
— Да-да, я здесь.
— Как хорошо! Я давно хотела спросить… к чему тебе все эти хлопоты?
— Ты про посылки? Разве это хлопоты…
— Я не об этом. Зачем ты про все мне рассказываешь? Делишься? Зачем тебе это нужно?
Когда Кейр снова заговорил, голос его слегка дрожал и не очень-то слушался:
— Делюсь, потому что больше не с кем делиться… многим из того, что я тебе говорю. — Кейр перевел дух, и голос его зазвучал уверенней: — Ты благодарный слушатель, и я нагло этим пользуюсь. Скажи, кто еще согласится слушать птичий базар Раутаваары? Не считая, разумеется, миссис Раутаваары, их раутаваарят и пса Пиллку.
— Пиллку?!
— Пятнашка. На финском.
— Ну ладно, хватит надо мной смеяться.
— Ей-богу! Пиллку — это Пятнашка. Я работал с одним финном, так звали его собаку, он и перевел мне. И фотографии своего далматина показывал. Не пес, а загляденье. — Он вздохнул. — Я иногда слишком увлекаюсь и становлюсь занудой. Но в этом концерте настоящая Арктика, как она есть.
— Знаешь, Луизе твой птичий концерт не очень, а мы с Гэртом на него подсели. Слушаю почти каждый день.
— Он здорово цепляет. Я тебя предупреждал.
— А какой неожиданный финал! Когда врываются духовые.
— Вот-вот, гениальная находка!
— Кстати, ты был прав. Я про сестрицу мою и Гэрта.
— Шутишь?
— Да нет. Похоже, это не шутки. Я тоже сначала посмеивалась, но им так хорошо вместе. Гэрт — удивительный парень. Правда.
— Был бы рад с ним познакомиться.
— Только имей в виду, он у нас больше не гот. Образумился. Говорит, что выглядит теперь как обычный гражданин.
— Вероятно, Луизе так не кажется.
— Скорее всего. Любовь слепа.
— Любовь? Так сразу?
— Выводы делать, конечно, рано. Во всяком случае, сейчас веселятся как дети.
— Повезло людям. Но иногда в такой ситуации чувствуешь себя третьим лишним.
Марианна молчала, и Кейр, чуть подождав, продолжил:
— Сегодня днем буду в Эдинбурге. Я совсем ненадолго, вообще-то еду на Скай. А позвонил я потому, что хотел сказать… поехали со мной, очень тебя прошу. Никакого давления на психику. Никаких снегопадов. Обещаю. Метели теперь только в горах Куиллин, иногда до самого мая там куролесят.
Марианна молчала, и Кейр спешно добавил:
— Я не настаиваю, но только… черт, не скажешь ведь слепому человеку: «Ты хочешь снова со мной увидеться?» Хотя слово «увидеться» на самом деле означает: «Ты согласна продолжить наши несусветные, невероятные отношения?»
